Современная новелла Китая - Ван Мэн

узнал высшее счастье. Во все времена человеку нужна была пища и одежда, с тех самых пор как он существует. Но не только этим жив человек. Сломленный усталостью, я завернулся в занавес и крепко уснул.

1

— Наш поезд прибывает на конечную станцию — город Шанхай!

— Шанхай! — встрепенулись задремавшие было пассажиры. — Уже подъезжаем! — И самые нетерпеливые, разувшись, полезли на верхние полки за багажом. А группа пассажиров средних лет, что ехала из Кашгара, принялась вырабатывать план действий:

— Как только отыщем гостиницу, первым делом — помыться. Затем позвонить на завод тяжелого машиностроения, договориться о встрече. А потом — в европейский ресторан!

— Да-да, в европейский ресторан! — Все сразу оживились. Когда-то эти люди, окончившие вузы в различных городах страны, уехали на работу в Синьцзян. Были среди них пекинцы, фучжоусцы, уроженцы Цзянсу. И хотя речь их все еще сохраняла местный акцент, и внешним своим видом, и характером они уже смахивали на коренных синьцзянцев: такая же загрубелая кожа, тот же прямой, открытый нрав. Чэнь Синь, когда эта группа подсела к нему в Нанкине, вволю порасспрашивал их и про Синьцзян, и про тамошнюю жизнь. Рассказывали они с увлечением: и как своеобычен каждый народ, какие красивые там песни, какие яркие пляски, какие бойкие, веселые девушки. И как интересно они там живут: рыбачат, охотятся. Рассказывать они умели, и все слушали их с завистью.

— А ты-то, парень, надолго в Шанхай? — обратился к Чэнь Синю один из синьцзянцев, говоривший на пекинском наречии, и похлопал его по плечу. Заглядевшийся в окно Чэнь Синь повернул голову и улыбнулся:

— На этот раз — насовсем.

— Домой, значит, возвращаешься?

— Домой.

— А жена, дети?

— Я не женат, — ответил Чэнь Синь, краснея. — Иначе разве смог бы я вернуться в Шанхай?

— Да ты, я вижу, парень волевой, — заметил пекинец и опять тяжело похлопал его по плечу. — Все вы, шанхайцы, без своего Шанхая жить не можете.

— Шанхай — наша родина! — сказал Чэнь Синь.

— Да ведь, кроме родных-то мест, есть еще целый огромный мир.

Чэнь Синь только усмехнулся в ответ.

— Куда ни попадешь — везде надо уметь найти для себя что-нибудь приятное. В Харбине — покататься на коньках, в Гуанчжоу — поплавать, в Синьцзяне — отведать плова, а в Шанхае — европейской пищи. Куда тебя судьба ни забросит — везде надо находить свои радости и насладиться ими вволю. Может, в этом-то и есть сладость жизни.

Чэнь Синь опять усмехнулся. Он рассеянно глядел в окно — на стремительно проносившиеся там возделанные поля. Все они аккуратно разделены на небольшие участки и напоминают вышивку: желтые, темно- и светло-зеленые полосы, разбросанные по берегам реки, сливаются в пестрые узоры. Вся земля тщательно возделана и используется почти на сто процентов. Конечно, глазам, привыкшим к безбрежным, необозримым землям Севера, не хватает простора — но нельзя не признать, что все здесь свежее, яркое, будто только что вымытое. Это земли к югу от Янцзы, окрестности Шанхая. А вот и он сам!

Поля остались позади, а справа и слева от железной дороги появились низкие оградительные стенки: начались городские районы. И вот уже замелькали заводы, многоэтажные дома, улицы, автобусы, пешеходы… Шанхай был все ближе, все зримее. Глаза Чэнь Синя увлажнились, сердце громко застучало. Десять лет назад, когда он уезжал отсюда и Шанхай все удалялся от него, становился все неразличимее, думал ли он о возвращении? Кажется, не думал, а впрочем, может быть, и думал. В деревне он пахал и сеял, убирал хлеб, рыл оросительные каналы, ходил в подручных и в учениках… Затем удалось поступить в специальное педучилище: он окончил его, попал по распределению в местную среднюю школу. Казалось бы, теперь, когда у него появилась возможность зарабатывать себе на жизнь и он нашел в ней свое место, можно было наконец начать эту самую новую жизнь. Но ощущения устойчивости так и не появилось — как будто цель еще не достигнута. В глубине души он все чего-то ждал, на что-то надеялся. И только после падения «четверки», когда большая группа интеллигентной молодежи вернулась в Шанхай, он понял наконец, чего он ждет и в чем его конечная цель.

За эти десять лет он не раз приезжал в Шанхай: навестить родных, в отпуск, в командировки. Но в каждый свой приезд испытывал чувство все большей отчужденности. Он был чужаком, иностранцем. А Шанхай презирал чужаков. Чэнь Синю просто претило свойственное шанхайцам чувство собственного превосходства, претило их высокомерие. А когда был с друзьями и знакомыми, точно так же не мог вынести их сочувствия и жалости. Потому что за сочувствием и жалостью проглядывало все то же высокомерие. И все же нельзя было не признать: Шанхай — действительно город прекрасный, передовой, выдающийся. Его универмаги переполнены самыми разными и самыми превосходными товарами, люди одеты по самой последней, самой современной моде, в ресторанах чистота, еда — самая изысканная, а в кинотеатрах показывают самые новые фильмы. Шанхай — это словно витрина новейших течений в культурной жизни Китая. Не говоря уже о том, что здесь был дом Чэнь Синя, здесь была его семья — мама, братья и могила отца. Он улыбнулся сквозь слезы. Чтобы вернуться сюда, он готов был всем пожертвовать, все бросить. И как только услышал, что мама собирается уйти на пенсию, тут же принялся действовать. Первым делом надо было восстановить свой прежний статус. Что же до этого последнего отрезка жизни, когда он учился и работал, то он уже позади, его можно вычеркнуть — лишь бы только заполучить необходимые печати на документах… Ему