невольно бросил взгляд в узкое длинное зеркало на стене. Он сам не знал почему, но ему вдруг показалось, что он сильно постарел. Юэ уставился в зеркало, придирчиво рассматривая морщинки на лбу и в уголках глаз, — да, они действительно стали заметнее! С тревогой в сердце он протянул руку, чтобы разгладить морщины — как будто можно расправить эту собравшуюся в складки кожу… Кончик усов на щеке кольнул его ладонь — может, все из-за того, что усы слишком длинные, из-за них он выглядит таким изможденным?
Юэ Тофу плеснул горячей воды в таз, намочил в ней полотенце и приложил к щекам, выдавил немного крема на помазок и круговыми движениями стал намыливать щеки и подбородок до самой шеи. Потом начал бриться.
«Три месяца… Годы — это золото. От одного года зависит, пойдешь ли ты в гору или покатишься вниз». Он глубоко вдохнул и задумался.
А, ч-черт, рука у него дрогнула, и лезвие тотчас резануло щеку, сквозь мыльную пену проступила алая кровь. Полотенцем он стер пену с лица и, рассмотрев сочившийся кровью порез, длиной меньше цуня [66], наклонился к водопроводному крану, чтобы промыть его холодной водой, потом, осторожно обходя ранку, быстро добрил усы, сполоснул лицо и почистил зубы.
«Главное — как-то протянуть эти три месяца!» — подумал он. Все его мысли, словно капельки верткой ртути в чашке, сливались в одну, и их, как ни старайся, невозможно было разделить.
Взяв гребенку, Юэ Тофу принялся расчесывать свои густые черные волосы, и вдруг его гребенка замерла на полпути. Взгляд Юэ был поражен видом седого волоска, затаившегося на виске в гуще черных волос.
Да что же это сегодня делается?
Не то чтобы раньше он не замечал у себя седых волос, но никогда они с такой очевидностью не напоминали Юэ Тофу о быстротечности времени, как сегодня. Старости он не боялся — но в столь ответственный момент просто никто не должен заметить, что он стареет.
Юэ Тофу отложил гребенку и попытался ухватить седой волос средним и указательным пальцами, но волосы были скользкими — позавчера, вымыв голову, он смазал их воском для блеска. Седой волос никак не давался — он словно играл с Юэ в прятки. И Юэ Тофу вместо седого каждый раз выдергивал черный. Ничего не поделаешь — волосы у него густые, не то что у некоторых, которые раньше времени сверкают плешью.
Поднятая вверх рука затекла, но звать на помощь Мин Хуэйфэнь не хотелось. О таких делах и чувствах другому не расскажешь. Да и вообще, жена была для него чем-то вроде зуба мудрости, который появляется у каждого по достижении определенного возраста.
Уф, он наконец-то вырвал этот проклятый волос и с безотчетным чувством омерзения швырнул на пол как раздавленное насекомое.
Когда он вышел из умывальной, дети и Минь Хуэйфэнь уже поели. Завтракали обычно в большой комнате, рядом с входной дверью. Юэ Тофу присел за стол, привел в порядок валявшиеся как попало палочки для еды и, ни единым словом не выдав своего раздражения, быстро поел. Вытер губы и, сняв с вешалки за дверью черный видавший виды портфель, бросил, ни к кому не обращаясь: «Я пошел!»
— Подожди минутку, — остановила его вышедшая из кухни жена, — отнеси вот Цай Дэпэю десяток соленых утиных яиц! — сказав это, она протянула ему сетку с яйцами.
— Придумала тоже! Да с какой стати — пусть сам себе покупает! — Юэ зло сверкнул глазами на жену из-под насупленных бровей. Начальник отдела — и вдруг потащится с сеткой в учреждение, да на что это похоже! Один вид чего стоит!
— Да? А ему каково? Мужчина он одинокий, питается кое-как, набьет живот чем придется, и ладно. — Жена чуть не насильно сунула ему сетку в руки.
— Может, найдешь хоть полиэтиленовый пакет, — поняв, что ему не отвертеться, проворчал Юэ. — Положу их в портфель, а то нести сетку с утиными яйцами в руках просто неприлично.
— Ну и что такого? Дело житейское, — округлила свои когда-то большие и красивые глаза Минь Хуэйфэнь, но все-таки отправилась искать мешок. Характер у жены был покладистый, и она не привыкла настаивать на своем.
Пакет, по-видимому, оказался из-под молочного порошка: когда его встряхнули, на пол посыпалась белая пыль.
— Ты разговаривал с сестрой о том деле? — спросила жена, продолжая трясти пакет.
Чего доброго, еще запачкает его портфель… «Ладно, ладно, хватит трясти!» Юэ Тофу вытащил из портфеля конверт с бумагами и, засунув туда сетку, положил бумаги сверху.
Жене он не ответил — ему не хотелось затевать это дело, и потому с сестрой он не говорил. Однако сейчас им владели весьма странные и сложные чувства…
Свести вторую сестру с Цай Дэпэем? А будет ли она с ним счастлива? Он ведь разведенный. Но если сестра согласится — он видел, что она произвела на того впечатление, только лед еще не тронулся и «не порвали бумагу в окне», — тогда как он должен к нему относиться? На прошлой переаттестации Цай Дэпэю присвоили звание инженера седьмого разряда. А что такое инженер седьмого разряда? Этих инженерно-технических работников у них столько, что хоть греби решетом, однако инженер седьмого разряда, да еще с партбилетом, — это уже тигр с крыльями…
— Тут Малыш вчера вечером заходил…
— Знаю, только что встретились на утренней пробежке!
— Ты не мог бы как секретарь парторганизации помочь Цай Дэпэю с его оргвопросом?
— Но если он еще не созрел, что я один могу сделать? Если не проголосуют коммунисты на общем собрании, я им приказать не смогу.
Тут Минь Хуэйфэнь сообразила, что все не так просто.
— А какие к нему претензии? — осторожно осведомилась она.
— Это… — Юэ Тофу на мгновение поперхнулся, — не созрел еще. — Отговорка была железной, годилась всегда и для всех. У кого не отыщутся недостатки? Кто посмеет сказать о себе, что он вполне перевоспитавшийся пролетарский интеллигент?
На самом же деле все было как раз наоборот. Ни члены партии, ни беспартийные не возражали против приема Цай Дэпэя, в плане роста партийных рядов его имя стояло первым. Это он, секретарь, почему-то тянул, не проводил обсуждения новой кандидатуры — в нем было все дело.
— Ну, например, э-э… высокомерен, слабо связан с массами, мало думает о политике… Или вот еще: почему это он развелся? Ни слова, ни звука, и вдруг — развелся?! И о причинах развода не сообщил партбюро — странно, этот факт не прошел мимо масс.
Такие речи только начни — и они будут литься из уст нескончаемым потоком.
