Третья мышь оказалась сама осторожность. Вот она высунула свой нос и долго нюхала воздух, вот снова пряталась в черноте норы. Это продолжалось несколько раз. Потом, осмелев, она выбралась наружу полностью, но вдруг снова юркнула обратно. Я и ухом не повёл, я сидел в засаде неподвижно, этим, наверно, притупил бдительность у серохвостой. Она снова появилась в амбразуре норы. Пища и вертя головой в разные стороны, она встала около норы. Вдруг показался мышонок, потом ещё и ещё один. Встав друг другу в затылок, выводок колонной двинулся почти прямо на меня.
Я от нетерпения задвигал хвостом в разные стороны, а может хвост задвигал мной! Нервы у меня не выдержали, я взлетел над ними в прыжке и, когда опустился на землю, исхитрился схватить мамашу зубами за хвост. Но, к моему неудовольствию, я его от экспрессии, наверное, просто перекусил, но не растерялся и уже уцепил голову. Всё было кончено. Бросив несчастную, тут же просто проглотил одного розового мышонка, ведь мои размеры, начиная от лап до хвоста, были во много раз больше. Другие вмиг разбежались….
Да, мне было стыдно разбираться с детьми. Но меня обуял такой охотничий азарт, что забыл обо всём на свете. Каюсь, нехороший кот! А кто это? Да это я! Я всё о том же! Ловко захватив третью мышь, ту, что без хвоста, побрёл с ней в зубах к дому.
На крыльце лежала оставленная здесь напоказ неподвижная моя добыча. Я уложил ещё одну серую, правда, немного дефектную, по моей вине, мышь рядом. Мухи — эти бездельники и халявщики уже облепили первых. Они испугались моего появления и пока улетели, но знаю, что они снова вернутся, когда я скроюсь.
С показным безразличием я свернулся в своём углу в комнате. Вот хозяин удивится моему подарку. Наверное, будет меня хвалить, Это хорошо! Мне не жалко. Пусть даже поест свою людскую пищу, может, даже вприкуску.
А во сне я натаскал на крыльцо столько мышей, что бедный хозяин там даже о них споткнулся и упал, отгоняя мух. Сквозь сон слышал громкий разговор людей, удивлённые возгласы хозяина. Потом чьи-то сильные человеческие руки меня понесли куда-то. Приятно, когда тебя носят на руках, как победителя. Руки хозяина. Такие сильные. Езда на руках. Покачивает. Так бы ехал и ехал. О чём это я? Об этом самом. Мурота!
Потом вдруг рука другого человека схватила меня, подняла за загривок.
«Ба, да это не хозяин совсем, а какой-то с усами», — сказал я себе.
— Ну, вот тебе кот! — сказал человек с усами и бросил меня на пол.
Я приземлился на ноги. Мы, коты, всегда приземляемся на лапы, хоть вверх кидай, хоть боком.
— Грубиян, — сказал я ему по-кошачьи и огляделся.
Я стоял перед женщиной в коротюсеньком халатике. От этого её голые ноги показались мне огромными столбами, уходящими куда-то вверх.
— Это настоящий мышелов. Он мышей столько ловит, что складировать ему их приходится. Недавно поймал и сложил штабелем на крыльце у соседа пятнадцать штук! — сказал ей мужчина.
«Ничего прибавил», — подумал я, но вида не подал.
— Какой большой! Ты специалист? — Женщина, не стесняясь своей наготы, наклонилась, чтобы погладить меня.
— Мяя, — ответил я и выгнул спину.
— Кабан! Усы, как у тебя! — сказала женщина про меня, показывая на него.
«Как можно так говорить про благородных и умных котов, сравнивая их со свиньями», — подумал я, но вида опять не подал. «Женщина — существо особенное!» — это говорила мне ещё моя мама. «Она, женщина, очень похожа на кошку…».
Я посмотрел на столбы.
«Поэтому мы дальняя родня! Эх, мне бы кошечку любимую с ногами этой женщины!» — пронеслось в голове.
— Ну я пошёл, рыбка моя, — сказал мужик и вышел.
Это что получается, меня сюда доставили, чтобы я тут мышей ловил? Во-первых, это помимо моей воли; в-пятых, я сыт, в-третьих, погода плохая, идёт дождь, во-вторых, мне просто неохота, нет, во-первых. Неохота опять вставать в позу, снова ожидать, чтобы этой, абсолютно голоногой, было нестрашно. И что ей мыши, да пусть живут!
Я стоял и смотрел на её ноги, не мигая, я её гипнотизировал, мысленно разговаривал с ней, я призывал её. Вспомнил, как однажды, когда был намного моложе, меня также вот заперли в комнате, также, как собаке сказали: «Лови!»
Я всё понял. Это сладкое слово — свобода! Чего не сделаешь ради неё!
И чтобы не ловить никого, я, глядя ей в глаза, не обращая внимания на её женские прелести, не обращая внимания на весь белый свет я!.я!..я!.. — прямо на её красивый ковёр навалил огромную кучу. Дальше меня будут ругать, тыкать лицом, на людском языке мордой, в эту кучу, а потом всё равно — точно выкинут вон на улицу!
— Ах ты гад! — крикнула женщина и, схватив меня за шкирку, выкинула вон. — Умный какой! — отметила она, поправив свой коротюсенький халатик, чего-то застеснявшись…
Вот и я о том же! Я делаю очередной обход.
А там за углом есть нора…
Соль и кровь
Нина Павловна жила одна в небольшом частном доме на окраине городка. Нехитрое хозяйство: несколько кур в сарае да кот составляли её беспокойство в этой оставшейся у неё жизни. Главное, они отвлекали её от одиночества, которое прорастало, как сорная трава, везде, куда ни посмотришь: настойчиво, монотонно и неотвратимо. «Такая вот жизнь в дожитии», — говорила соседка Катя, которая знала все последние новости улицы, квартала и мира. Она была вдовой и также, как Нина Павловна, давно выращивала у себя, конечно, не по своей воле, не синюю, не зелёную, а горькую реальность, ту, что обе и называли, не сговариваясь, своим одиночеством.
Соседки особо не общались. Круговерть хозяйства их отвлекала и захлёстывала. Но иногда, где-то раз в неделю, они приближались к общему забору, и прорывало. Они буквально выплёскивали всё в себе накопленное, и после окончании беседы обе расходились в разные стороны, как бы очнувшись ото сна. Мир был для них снова прежним, солнце светило ярче, жизнь продолжалась, и снова хотелось полоть, кормить, улыбаться да и слезу пустить по этому или по другому поводу. «Что не жить, только живи: пенсию принесут, огород есть, в погребе полно припасов из картошки и капусты», — рассуждала Катерина с умным видом.
Однажды, так уж получилось, кончилась у Нины Павловны соль. Обыкновенная соль: ни суп присолить, ничего. Она сунулась было в магазин, а что толку — на дверях амбарный замок висит, не подступиться. Вернулась она тогда к своей
