в Риме… Муж знакомил нас.
— Чей муж?
— Ну, мой, конечно! — раздраженно и быстро ответила она. — Чей же еще!
— А кто ваш муж?
Она подняла на него глаза и смотрела снизу вверх, как на чудо природы.
— А у кого вы были этой ночью?
— У вас! Но я думал, что Жигач это…
— Что «это»? Нет! Всеволод не любовник своей жены, а просто муж… Мой муж!
Она поднялась, оправила юбку. Поскучнела, посмотрела в сторону дачи.
— В общем, это не имеет никакого значения!
Но она по-прежнему чего-то ждала, и Кирилл понимал это.
— Но… У вас же другая фамилия? Армянская, — смутился он, не в силах сейчас вспомнить ее.
— Естественно. Я же какая-никакая, но артистка!
Она вдруг ударила себя по бедру ладонью.
— Господи! Как это глупо звучит — актриса… «Артистка»! Какая я артистка?! И голоса никогда настоящего не было… Фанаберия была. Это точно — было! Ну! Почему вы меня не переубеждаете? Ах, молчите, потупясь? Значит, и вы так считаете?
— Поверьте… Я никогда не слышал вас! — попытался он остановить этот поток самобичевания.
— И все-таки непонятно… Как вы могли меня не узнать в Риме? Видно, хорошо вы тогда нагрузились.
— Да, действительно… Не помню, где, когда мы встречались.
— А могли бы и узнать! — вдруг жестко и с какой-то обидой сказала она. — Лучше… Если бы узнали! Многого могло бы не случиться!
Кирилл невольно напрягся, но Лина тут же прекратила этот разговор. Послышался шум подъезжающей машины.
— Что это? — обернулась Лина. — Это к вам… Гости?
«Неужели это уже Логинов? Он же только вечером должен был приехать», — мелькнуло в голове Корсакова.
Она улыбнулась ему празднично-жалкой улыбкой, какая бывает у бедных детей, подсматривающих на праздник хозяев.
Кирилл на мгновение прикрыл глаза.
«Неужели ока играла всю эту комедию, чтобы дождаться Логинова? Она, значит, знала… И поэтому так легко согласилась поехать со мной?! Поэтому не вернулась в Москву…»
— Может быть, — ответил он, стараясь не смотреть на нее. — Он должен был быть позже… И потом… Он к отцу!
— Значит, это правда? — с какой-то заискивающей надеждой все спрашивала она. — Что ваш отец? И Логинов… Они — друзья, да?
— Я… не знаю! — отмахнулся Корсаков. — Я не хочу вмешиваться… Во все эти дела!
Кирилл сделал несколько шагов к забору и обернулся, надеясь, что Лина следует за ним…
Он обернулся и увидел, что Лина, приподнявшись на цыпочки, старалась рассмотреть, что творилось около большой, похожей на лакированный танк, машины, остановившейся у ворот.
— Лина! — тихо, почти зло позвал Кирилл, но она его не услышала.
Он не знал, как поступить… «Идти в дом? С ней? Как это воспримет отец? И этот… человек?»
Нет! Это невозможно!
Он хотел было снова позвать Лину… В конце концов, увести ее силой… Но в этот момент из-за кустов бесшумно появился человек… В темном плаще, с аккуратно повязанным галстуком, молодой и вежливый.
— Извините, — совсем негромко, но очень явственно спросил он. Лина вздрогнула от этого почти неслышного голоса. Как от прикосновения к ней провода под током.
Молодой человек в плаще коротко и узнавая (хотя Кирилл никогда его не видел) поклонился Корсакову. Затем со спокойной, настойчивой вежливостью обратился к Лине.
— Извините, а вы… — Его недоговоренная фраза повисла как совершенно реальный и полностью высказанный вопрос, который включал в себя и вопрос о документах, и о причине появления здесь.
— Я… — она смешалась. — Мы с Кириллом Александровичем!
Она нашла выход, и было видно, что очень гордилась — хоть на мгновение! — этим.
Молодой человек нахмурился, потом кивнул головой, и это тоже означало одновременно очень многое. И понимание, и неудовлетворенность ответом, и то, что он именно сейчас, и именно здесь, не будет протестовать против их присутствия. Именно здесь, и именно сейчас…
— Может, мы все-таки поедем в Москву? — сухо предложил ей Кирилл, чтобы найти какой-то выход, не оставаться здесь.
— Но вы… Но ты не попрощался с отцом? — с какой-то отчаянностью спросила Лина.
— Я попрощался с отцом, — уже с нажимом ответил Корсаков и, подойдя к ней, сильными руками взял ее за локоть.
Она смотрела на него потерянно, упрямыми и одновременно лихорадочными… темными глазами. Как будто у нее была высокая температура.
Молодой человек сделал движение к ним, и Кирилл понял, что скандала ей устроить не удастся.
— А машина… — залепетала она что-то жалкое, старея на глазах. — Может быть… Нас подвезут?
Она уже пыталась, через Кириллово плечо, обращаться к «Плащу».
— Нас — не подвезут! — сквозь зубы, горячее зашептал Кирилл.
Она сделала шаг, другой, ведомая его сильной, вспотевшей рукой, но Кирилл знал, что она еще не сдалась.
— А Иван Дмитриевич разве?.. — через него, через Кириллову руку, она еще хваталась за возможность остаться, предстать пред «светлые очи»…
— Ничего! Ничего, поезжайте… — непонятно к кому обращаясь (к Корсакову или к ней?), повторял молодой человек и шел в двух шагах сзади.
Кирилл чувствовал его взгляд, подталкивающий их. И еще он знал, что где-то перед ними… Или за кустами… Или в низинке, среди орешника… Можно было различить вторую, такую же молодую фигуру. Но Кирилл опустил глаза и сделал все, чтобы невольно не взглянуть в ту сторону.
— Но я же… Порву чулки! Там же… забор! — тихо вскрикивала Лина.
— А мы вам… Поможем! — вдруг улыбнулся парень, и лицо его на мгновение стало и приятным, и очень молодым. Но это мгновение так быстро погасло, что она не успела этим воспользоваться.
— А Всеволод? Севе, что я скажу? — шептала она теперь уже горячечно, невольно ища защиты у Корсакова. Она даже хотела обратиться с тем же вопросом к охраннику, но в этот момент Кирилл поднял ее на руки и неожиданно широким, сильным движением поставил на землю за невысокий штакетник.
Он увидел, что его силу быстрым взглядом профессионала оценил «Плащ».
— Вы что… Меня бросаете? — вцепилась Лина в Кириллову
