держа его экраном вниз. Я еще не готов. Не здесь и не сейчас. Но раз уж рядом со мной Леон, набираюсь смелости, переворачиваю телефон и открываю электронное письмо.
«Привет, Кэл, я обсудил это с моим боссом, и мы определенно хотим поработать с тобой над чем-нибудь в будущем, но, к сожалению…»
Дальше я не читаю. Встаю, чтобы куда-нибудь улизнуть, но бежать некуда. У всех выходов торчат журналисты с камерами, астронавты с членами своих семей слоняются по парку… и в одиночестве я могу остаться лишь здесь.
– Мне очень жаль, Кэл. – Леон притягивает меня к себе и ненадолго обнимает. Достаточно быстро, чтобы его запах проник мне в ноздри, но слишком мало, чтобы я успел прийти в себя и обнять его в ответ.
– Все нормально. Все в порядке, – бормочу я, хотя на самом деле все совсем не в порядке. – Я знал, что это произойдет, просто не ожидал, что будет так обидно.
– Ты найдешь что-нибудь еще.
– Но это именно то, чего я хотел. Это был мой план, мой способ пробиться.
Его рука скользит по моей руке, мягко, но решительно, и я чувствую исходящие от него волны поддержки.
– Значит, просто придумай новый план.
Я смеюсь: это в тысячу раз легче сказать, чем сделать. Но отдышавшись, и сам начинаю в это верить. Есть и другие способы – просто нужно выяснить какие. Это всего лишь досадная неудача. Я втягиваю воздух и задерживаю его в груди, успокаивая нервы.
– Все равно очень жаль, – подавленно говорю я, выдыхая.
Леон кладет руку мне на спину и уводит обратно в сад. Нам давно уже никто не попадался на глаза, и если мы в ближайшее время не вернемся, это обязательно заметят. К тому же похоже, что там готовят сцену для импровизированной пресс-конференции.
Леон откашливается, убирая ладонь с моей спины.
– Можно вопрос?
– Что ты хочешь узнать? – спрашиваю я. – Я весь как открытая книга. Ну, вроде как.
Он смеется и хмурится, будто задумавшись.
– Так… ты поэтому выбрал для себя такое занятие? Ты хочешь стать знаменитым?
– Я хочу стать репортером. – Он молча смотрит на меня, и я продолжаю: – Но это еще не все. Сейчас я могу смело называть себя репортером, пускай даже выгляжу просто любителем. Я хочу сделать себе имя. Мне хочется, чтобы большие СМИ поняли, что эта новая форма репортажа важна и может иметь серьезное значение.
– Причина довольно веская…
– Думаю, мне просто нравится рассказывать истории. Мне нравится заставлять людей думать, вызывать на разговор. И еще, я не знаю… Мне нравится, когда люди меня слушают.
– Ух ты… должно быть, это приятно – знать, чего именно хочешь. – Леон неловко, почти бессознательно потирает плечо. – Но, наверное, оно того стоит. То, что ты действительно обладаешь такой властью. Людям ведь не все равно. Они к тебе прислушиваются.
Теперь уже Леон отводит взгляд, и я снова вижу юношу с журнальной фотографии: угрюмое выражение лица, отстраненный вид. Интересно, что я такого сказал или сделал, что миру явилась эта его ипостась? Мне хотелось бы улучшить его настроение, но я не знаю, чем помочь.
Я протягиваю к нему руку, но тут из усилителей, окружающих шаткую сцену в центре парка, доносится пронзительный визг. Мы отвлекаемся на какофонию. Напряжение пружиной скручивается у меня в груди.
Момент упущен.
После быстрой проверки звука и нескольких снимков для местных фотожурналистов к сцене подходит Марк Бэннон, гигантского роста астронавт. На подиуме пять или шесть микрофонов, видимо, один из них подключен к усилителям вокруг сцены, а остальные закоммутированы на местные телеканалы или «Стар-Вотч».
– Кстати о чертовых имейлах… ты не получал больше ничего от юристов «Стар-Вотч»? – интересуется Леон. – Я заметил, что ты не испугался и продолжаешь стримить.
Мы, скрестив ноги, присаживаемся прямо на землю.
– Пока ничего не приходило, – посмеиваюсь я.
– Тебя это не беспокоит? – Рука Леона на секунду тянется к моему локтю, но он тут же ее отдергивает. Даже в такую жару волоски на моих руках встают дыбом от несостоявшегося прикосновения. – Я бы нервничал. У «Стар-Вотч» крепкая хватка – никто из крупных игроков, вроде Си-эн-эн или «Нью-Йорк Таймс», себе такого не позволяет.
– Крепкая хватка? – голос у меня звучит слишком тонко, и показная бравада улетучивается с каждой секундой.
В этот момент наш разговор прерывает усиленный оборудованием голос Марка Бэннона.
– Друзья, спасибо, что вы здесь собрались. И особая благодарность Маре Бэннон, моей чудесной супруге, у которой каким-то образом хватает терпения и сил координировать волонтерские мероприятия.
Послышался чей-то смешок, а затем россыпь аплодисментов.
Марк откашливается и продолжает:
– Это была отличная неделя для НАСА. После пяти лет поисков была укомплектована основная группа астронавтов для проекта «Орфей». Наконец-то мы стали единым целым. Пока мы еще не определились, какие шесть кандидатов полетят на «Орфее-5», – он подмигивает камере справа от него, – что, насколько мне известно, усиленно пытались разузнать мои друзья из «Стар-Вотч». Но мы точно знаем одно: через двенадцать месяцев шестеро из нас полетят в космос, и мы не вернемся домой, не ступив на марсианскую поверхность.
Леон наклоняется ко мне и толкает локтем.
– Знаешь, Бэннон немного смахивает… на законченного идеалиста.
– По мере того как мы приближаемся к моменту взлета – ох, до старта около тридцати миллионов секунд, – стоит хорошенько подумать, зачем мы здесь собрались. Для чего мы все это делаем. Почему вам, – он произносит слово «вам» так, словно обращается к тебе лично, ко всем американцам и всему человечеству одновременно, – не безразличен полет?
Повисает еще одна драматическая пауза, и мне кажется, я слышу, как рядом посмеивается Леон.
– Прогресс. Да, это еще один гигантский скачок, но дело не только в нем – речь идет о новых достижениях в области освоения солнечной энергии, медицинских технологиях, исследованиях климата. Отправка людей на Марс для создания базы «Орфей» – первый шаг к достижению всех этих целей. Когда мы приземлимся – обещаю, вы запомните, где находились в тот день, на всю свою оставшуюся жизнь.
Он уходит со сцены под гром оваций, и Мара поздравляет его, чуть не задушив в объятиях. Я перевожу взгляд на Леона, и он реагирует гораздо более выразительно, чем обычно: закатывает глаза и строит недоверчивую мину.
Неожиданно возвращается Кэт и садится рядом со мной.
– Марк знает, как зажечь толпу.
– Это все ерунда, – хмыкает Леон.
Я молчу. По правде говоря, в речи Марка звучала подлинная страсть. Сердце колотится у меня в груди, и я чувствую прилив энергии. Бэннон явно искренне произносил эти слова.
Марк и Мара дают с трибуны интервью для местных новостей, которые все никак не могут насытиться происходящим. Когда Бэнноны вот так стоят, держась за руки, даже у меня возникает жгучее желание взять у них интервью и присоединиться к неистовствующим журналистам.
– Не знаю, – отвечаю я. – Похоже, Марк действительно верит в то, что говорит.
Они молчат, вероятно, потому, что уже сменили тему, пока я размышлял. Когда Бэнноны
