Она говорит: бестолковые девчонки, даже огонь не смогли развести без магии рун.
Я раскладываю на полу среди камней свои карты. Вырезанные на каменных табличках двадцать лет назад. Гадание наскучило мне, и я хотел дать картам силу. Силу камня. Мне хотелось совместить дремучую мощь Руны с плавной грацией Карты.
* * *
...мне даже как-то странно, что тебя так волнует тема непонимания — вот уже в третьем письме подряд. Помнишь анекдот: встречаются два школьных приятеля, один богатый, другой бедный. И бедный говорит богатому, что он третий день ничего не ест. А богатый цокает языком сочувственно: «Я тебя понимаю, но надо же себя заставлять...»
Так и мы с тобой. Для тебя любовь — полное растворение друг в друге, перемешивание идей, взглядов, привычек, чтоб уже не разобрать, где чьё. А для меня — возможность спокойно жить, зная, что ты рядом. И не бояться, что ты либо начнешь лезть ко мне под кожу, либо удерешь куда-нибудь за тридевять земель, потому что промежуточные варианты тебе неведомы.
Поэтому имей в виду: когда ты говоришь мне о любви, а я тебе отвечаю «я тоже», ни о каком «тоже» речь не идет. Мы говорим о совершенно разных вещах. И каким образом мы эти самые разные вещи умудряемся назвать одним словом — вот это действительно загадка. Вот этого я действительно не понимаю...
* * *
Я наконец поняла, что значит «сила в слабости». Мне всегда казалось, что это значит притворяться слабой, чтобы в решительный момент кааак выскочить, каак выпрыгнуть, полетят клочки по заулочкам. Тоже, кстати, тайна за семью печатями, что это за заулочки такие таинственные.
А сила в слабости — это же совсем другое. Природа не терпит пустоты, поэтому если в какой-то точке пространства силы нет, то рано или поздно природа это самое обессиленное место начнет заполнять силой. Без всякой задней мысли, слепо повинуясь своей любви к энтропии.
Но это, конечно, только в том случае, когда мы под слабостью понимаем отсутствие силы, а не какую-то вполне самостоятельную материю.
Вообще идея того, что отсутствием можно пользоваться так же успешно, как и наличием, очень привлекает меня. Как ток, который может быть потоком электронов, а может быть потоком дырок — мест, в которых электрона не хватает.
Точно так же для любви можно использовать не только присутствие любимого, но и его отсутствие. Огонь любви может гореть и на том, и на другом топливе. Вот за это я и недолюбливаю огонь — за его прожорливую всеядность.
* * *
Жюли осторожно держит в руках Карту. Мне не виден рисунок, но я догадываюсь.
Она говорит: это моя любимая Нель. Она вот уже шестой год воюет со смертью. Иногда я даже начинаю волноваться: вдруг она победит?
Она говорит: Нель похоронила брата шесть лет назад. У него отказали почки, срочно требовалась пересадка. Они тогда продали квартиру, собрали деньги, но почка не прижилась. И вторая тоже.
Она говорит: он перед смертью признался мне в любви, и я сидела с ним потом всю ночь и рассказывала, как он выздоровеет и мы поженимся и кучу детей нарожаем. И Нель сидела с нами и улыбалась. Она потом еще неделю улыбалась, как будто улыбка навсегда приросла к лицу. А потом легла на диван и лежала два месяца, Костик ее и на улицу выносил, и водой обливал, она только извинялась и опять отворачивалась к стенке. И я в какой-то момент совсем испугалась и стала орать, что она тут лежит как бревно, а там люди продолжают умирать, и пусть уже встанет и придумает что-нибудь. Так она в ту же секунду вскочила и поехала в библиотеку. А мы с Костей напились тогда до зеленых веников. Да, это так говорят по-русски: до зеленых веников. Очень сильно напились.
Она говорит: давайте мы с вами тоже напьемся. Возьмем бутылку и пойдем на море. Мы очень давно не были на море, с самого утра. Там сейчас звезды.
Она говорит: черт ее побери, она думает, что если с утра до ночи работать, то всё остальное как-нибудь устроится.
Я глажу ее по голове, наливаю коньяк в кожаную фляжку, и мы идем на море.
* * *
...я начинаю догадываться, почему порою так сложно найти компромисс, — потому что мы его ищем не в том месте. Мы его обычно в вине ищем, а там сверху болтается истина и выглядит так неприглядно, что поиски сходят на нет, так и не успев толком начаться.
Но иногда компромисс все-таки находится, ну потому что нет ничего невозможного для людей со стальными мозгами, и тогда получается решение, которое не устраивает никого в равной степени. И это правильно, мне кажется, потому что если уж мудростью всемогущие боги нас обделили, то пусть будет по крайней мере честно...
* * *
Мы вчера гуляли на море. Мы, честно говоря, каждый день там гуляем, так что фраза никакой информации, кроме «вчера» не несет. Поднимаемся по ступенькам и встречаем мужика. Ну, не того мужика, который в онучах и овчине, а французского мужика: тросточка из черного африканского дерева, штиблеты из кожи перуанского ядозуба, булавка для галстука
и запонки из розового жемчуга... На миллион баксов выглядел мужик, в самом что ни на есть прямом смысле. Пока я на всю это красоту любовалась, мужик побледнел, зашептал: «Не может быть... Призрак… Восемнадцать лет...» — и давай в Этьена пальцем тыкать почем зря.
Вот объясните мне, почему люди осязанию доверяют больше чем зрению? Если глазами увидели так, может, еще и призрак, а вот если рукой пощупали, то все сомнения как ветром сдувает. Если бы я была призраком, ни за что не стала бы зрительную иллюзию создавать. Кого сейчас удивишь голограммой? Я бы сделалась духом невидимым, но осязаемым и обоняемым, плотным и телесным, А внешний вид люди быстренько дофантазируют, нечего самой трудиться.
Короче, мужик
