Мне уже ближе к семидесяти, чем к шестидесяти – романтический возраст прошел, а тебе тридцать пять, и у нас совершенно разные ближайшие перспективы. Тебе жить, надеюсь, еще достаточно долго. Мне же – отнюдь не долго. И у меня нет никакого желания портить итоги своего и без того небезгрешного земного существования и осложнять себе переход в мир иной. Но все равно я останусь тебе благодарен, можешь не сомневаться. Вспоминать о такой женщине, безусловно, приятно, тем более, когда она дарила себя тебе.
– Спасибо хоть на этом.
Галя шла, глядя себе под ноги. Михаил понимал, насколько ей неприятно слушать все это, но у него не возникло сомнений в том, что вскоре у нее все перемелется и вернет ее на круги своя.
– Ты меня многому научил, – продолжила она после паузы. – Хотя специально для этого как будто ничего не делал.
– Я и не делал.
– Нет, делал, пусть даже и незаметно для себя. Мне бы хотелось узнать от тебя еще больше. Могу я на это надеяться?
– Если понадоблюсь для совета – пожалуйста! Но решать-то все равно придется тебе.
Галя посмотрела на него долгим взглядом, словно пыталась найти в его лице какие-то признаки опровержения того, о чем он сейчас сказал. Потом они повернули назад.
В кресле «Ту-154» Михаил, наконец, ясно ощутил, что может скоро оказаться дома. Перед вылетом он поговорил с Мариной по телефону и предупредил о времени прилета. Марина пообещала встретить его в Домодедовском аэропорту. Самолет из Хабаровска прибыл по расписанию, и теперь оставалось надеяться, что они не застрянут в промежуточном уральском аэропорту. Тогда почти в тот же час, но по совсем другому часовому поясу, он смог бы увидеть Марину, а не просто услышать ее.
Когда самолет заходил на посадку в Домодедове, Михаил подумал: «Если не стукнется здесь, действительно увижу Марину». Он никогда не имел особой уверенности в мастерстве пилотов – прежде всего потому, что кто-то другой, а не он сам управлял самолетом. Ему были очень понятны мотивы нескольких знакомых летчиков-истребителей первого класса, которые всеми силами старались избегать полетов на борту чужого корабля.
Однако сейчас «Ту-154» зашел идеально, выровнялся и, отработав закрылками и щитками, очень плавно спарашютировал на бетонную полосу без крена и перекоса по курсу, так что касание колес двух главных ног шасси к полосе отозвалось в самолете лишь легкой дрожью, и это был сигнал, что путь по воздуху в аппарате тяжелее воздуха остался позади. – «Слава Богу!» – подумал он.
Михаил первым увидел Марину среди встречающих. Ему бросилось в глаза, как она волнуется. После первых объятий и поцелуев он увидел по ее глазам, что она счастлива, как в тот раз, когда он впервые поцеловал ее. Правда, тогда она мгновенно зарделась всем лицом, а сейчас – выглядела скорее как человек, у которого гора свалилась с плеч. Ему стало ясно, чего ей стоил этот поход, в который она его отпустила. Михаил пообещал себе, что больше без нее никуда не пойдет.
– Маринушка, любушка моя, теперь все! – сказал он, счастливо улыбаясь.
– Слава Богу! Ты вернулся! Я так боялась за тебя!
– И я по тебе страшно истосковался! – сказал он, не отрывая глаз от ее лица. Марина улыбалась ему той особенной любящей улыбкой, какой не одаривала больше никого, даже Свету. За нее он готов был устоять против любых других чар.
Он заметил, что Галя пристально наблюдает за ними, и подвел Марину познакомить ее со своими неожиданными спутниками. Его при этом уже совершенно не волновало, что сейчас или потом скажет Галя, заметит ли Марина что-либо подозрительное в ее глазах. Он успел почувствовать себя внутри цитадели, в которой он был с Мариной вдвоем недосягаемым для кого-то еще. Марину никто не мог затмить – ни Галя, ни любые другие дамы, как бы они ни были хороши и до какой бы степени ни были познаны им. Познавать хотелось только ее и ее достоинства, дарить и получать от нее любовь, стремиться вместе с ней в вечность. Марина одна могла своей лаской, красотой и умом воодушевлять его настолько, чтобы хватало на все – на любовь, на творчество и походы. С ней он казался представляющим собой НЕЧТО. Без нее он был бы просто опустошенный сосуд.
Вместо эпилога
(post-scriptum)
Уже после окончания работы над романом «Легко видеть» я прочел «Мемуары» Карла Густава Маннергейма. Лично мне этот человек представляется самым выдающимся и эффективно действующим политическим и военным деятелем двадцатого века, сохранившим органически присущие ему честность, принципиальность, смелость и благородство на протяжении долгих лет в тяжелейших и опаснейших коллизиях, порожденных амбициями и параноидальными стремлениями главных политических фигур того времени, прежде всего, Сталина и Гитлера, которые ввергли мир в мировую бойню. В заключительной главе воспоминаний и, если угодно, завещания этого великого человека, я наткнулся на абзац, поразивший меня тем, насколько сходными у маршала Маннергейма и у меня оказались мысли о прожитой жизни. Я позволю себе с некоторой купюрой привести здесь текст фрагмента «Мемуаров» нашего бывшего российского соотечественника, а потом главы соседнего теперь уже независимого и как будто дружественного государства. Он написал:
«Частному лицу, бросающему взгляд назад, в прошлое, ЛЕГКО УВИДЕТЬ (курсив мой – А. У) те факторы, которые способствовали формированию его жизненного пути. Ему нетрудно констатировать, где и когда он поступил правильно, а где ошибался и насколько он сам был созидателем своей судьбы. ЛЕГКО УВИДЕТЬ (курсив мой – А. д назад, в прошлое, том главы соседнего теперь уже дружественного и на абзац, поразивший меня ти
…Народу, как и отдельному человеку, бывает неприятно сознаваться в собственных ошибках. И все же должна иметься возможность совместно взглянуть на прошлое, чтобы увидеть и уяснить для себя ошибки и упущения, которые в жизни оказались пагубными. Прогресс не стоит на месте, будущее – перед нами, со всеми его требованиями, и нужно пытаться встретить его разумно и с должной прозорливостью. Из опыта, приобретенного прошлыми поколениями дорогой ценой, будущим поколениям следует извлекать лучшее и не повторять ошибок своих предшественников. Знания, приобретенные отдельной личностью в какой-либо период времени, следует накапливать и передавать в наследство грядущим поколениям». (Карл Густав Маннергейм. «Мемуары». М. Вагриус – 2003 с. 568…569).
К этим словам больше ничего не хочется добавить.
Автор.
Словарь специфических терминов
Бакштаг — курс парусного судна относительно ветра, когда тот дует в борт с кормы.
«Белая стена» — высокая стоячая волна (см. «стояк») с крутым встречным фронтом и белопенным гребнем, обрушивающимся навстречу сплавщику.
«Бочка» — водоворот с горизонтальной осью вращения ниже водослива или водопада, поверхностный слой воды в котором направлен против основного течения.
Булинь — морской и альпинистский узел для обвязки веревки вокруг какого-либо предмета
Веревка основная альпинистская — веревка, рассчитанная на максимальные нагрузки, какие встречаются в практике альпинизма.
Выпор — вспученный участок поверхности реки, к которому вырываются из глубины сталкивающиеся подводные течения.
Дека — палуба судна или её часть.
Ерник — плотные заросли карликовой растительности в высокогорье (из березки или ивняка), чрезвычайно трудные для прохождения.
Завал — мощная баррикада из деревьев, принесенных рекой и скопившихся в месте крутого поворота или разделения реки.
Инкарнация — воплощение духовной сущности в плотном (материальном мире).
Казус белли — дипломатический термин, означающий подвод к войне.
Камин — тесный кулуар (см), в котором можно продвигаться вверх и вниз в распоре.
Каминное лазание — движение, при котором отжимаются от стенок (без захвата зацепок) и перемещаются, отталкиваясь от стенок руками, ногами или «пятой точкой» (см. ниже).
Категории сложности туристских маршрутов — эталоны для оценки сложности спортивных туристических походов по мере её возрастания от «единицы» до «пятерки» и «шестерки».
Кильсон — продольная донная ферма над килем внутри корпуса судна от его носа (форштевня) до его кормы (ахтерштевня).
Кокпит — открытое пространство внутри корпуса судна, ограниченное запалубленными участками, в котором размещается работающий экипаж.
Контрфорс — относительно недлинный крутой поперечный хребет или гребень, подпирающий основной протяженный хребет.
Кулуар — узкая расщелина или ущелье в горном склоне.
Курум (курумник) — крупноглыбовая относительно устойчивая каменная россыпь, напоминающая каменный поток в распадке на горном склоне.
Литораль — заливаемая морем во время прилива и обнажающаяся при отливе прибрежная полоса суши.
Лома̀ — участки тайги, захламленные беспорядочно падавшими после пожара или ветровала стволами деревьев, представляющие собой трудно преодолимые баррикады.
Марь — заболоченная луговина, обычно в горной местности.
Махариши – «великий мудрец (святой)» — звание, даваемое в индуизме великому человеку, достигшему высокой степени духовного и мыслительного просветления.
Махатма – «великая душа» — звание, даваемое в индуизме великому человеку, достигшему высшего понимания Божественной мудрости.
Межень — состояние уровня реки после окончания весеннего половодья во время летнего обмеления.
Мидель — середина корпуса судна или место расположения самого широкого шпангоута (см. ниже).
Нирал — трос, закрепленный за верхний (топовый) угол паруса и предназначенный
