она даже не смотрит в мою сторону!
– В чем абсолютно права! – сухо заметил Хен, видя, что ему пришло время убираться отсюда.
Он не то, что испытывал к Шахару неприязнь, или не жалел его в глубине души. Просто он не мог зачеркнуть одним махом свои представления о морали и о долге, чтобы принять его позицию. Весельчак, забияка, завсегдатай пивных и, в прошлом, бабник, Хен, на примере Галь и Шахара, особенно ясно понял, к чему приводит то, что так претило ему в силу его характера, а теперь еще и в силу произошедших в нем перемен.
Он никогда в жизни не поставил бы себе заоблачных целей, чтобы в момент первого же разочарования принести им в жертву свою любовь. И он ни за что не допустил бы, чтобы даже самые близкие люди безраздельно управляли его судьбой, так сказать, программировали бы ее. Он один являлся полноправным хозяином своей судьбы. Он уже взрослый, он – мужчина, он сделал предложение своей подруге, к которому пришел сам, согласно своему уму, чувству и желанию, без оглядки на то, как отнесутся к их взаимному решению другие. Он вполне мог гордиться этим фактом. Этому конченому парню, углубленному в сведение счетов с самим собой, не дано понять его гордости и радости за себя и за Шели. Ну что ж! Лишь бы он действительно признал свои собственные ошибки и зажил, наконец, настоящей, реальной жизнью!
Он решительным шагом приблизился к Шахару и сжал руками его плечи.
– Послушай! – четко произнес он. – Я сейчас уйду. Я уйду, чтобы никогда не вернуться. Но вот что я тебе скажу перед уходом: если тебя интересует, как Галь относится к тебе сейчас, и как она живет, то бери инициативу в свои руки. Никто тебе не поможет в этом, кроме тебя самого!
Шокированный Шахар, также схватив своего бывшего друга за плечи, и почти повиснув на нем, устремил в него полный обреченности взгляд.
– То же самое я, в свое время, говорил и Одеду, – безжалостно добавил Хен.
– Я всего лишь хотел узнать, как она, – жалобно пробормотал обескураженный Шахар.
– Она вполне здорова, – сиронизировал Хен. – Вот все, что я могу тебе сообщить. Остальные подробности, если хочешь, у Шели. Они вдвоем засели за учебники, причем так рьяно, что я в последнее время практически не вижусь с моей собственной девушкой.
Его изречение нанесло еще один чувствительный удар по Шахару. Его всего передернуло, когда он услышал о целеустремленности Галь. Из бледного он стал багровым.
– И ты мне советуешь самому подойти к ней? Да я готов сквозь землю провалиться! Я должен ползти к ней на коленях!
– Вот и ползи, – отрезал Хен.
– Я не смогу! Я не смогу!
– Тогда чего ты хочешь от меня, в конце концов? – заявил окончательно потерявший терпение Хен. – Чтобы я, или Шели, стали посредниками между вами? Не будет, Шахар! Стыд и срам! Ведь ты мужчина! Супермен! Бывший или не бывший, какая разница? Вот и иди к ней сам, и получай свои оплеухи, если, конечно, у тебя хватит смелости. Ну, а если не хватит, – пеняй на себя!
Завершив свою тираду, он яростным движением отдалился от Шахара и направился к двери. Шахар, которому уже было ясно, что он принимал у себя друга в последний раз, хотел удержать его, но свирепое выражение лица Хена не оставляло ему ни малейшего шанса. На прощание, тот сказал ему последнее:
– Не обижайся на мою грубость. Никто другой из нашего окружения не посмел бы настолько чистосердечно высказать тебе всю правду, пусть в жесткой форме, но зато тебе во благо.
* * *
На следующий день, Галь и Шели, с самого утра готовившиеся к экзамену по английскому в школьной библиотеке, вышли в перерыве погулять возле школы. Шели едва дождалась перерыва, ибо ей очень хотелось курить. Дело в том, что Галь была настолько увлечена учебой, что девушка решила не отрывать ее, и только тогда, когда утомившаяся Галь сама предложила ей размяться, с облегчением приняла ее предложение.
Выйдя наружу, она тотчас затянулась, и, подставив лицо в темных очках полуденному солнцу, с наслаждением выпускала изо рта сигаретный дым. Галь, тоже в темных очках, молчаливо стояла рядом.
Потом они поднялись по пригорку на маленькую площадку, расположенную над спортивным залом, с которой вся школа и прилегавший к ней небезызвестный сквер были видны, как на ладони. В эти дни сквер уже не походил на самого себя. Часть его территории была ограждена, несколько скамеек снято, и там вовсю орудовали строительные машины, оглушительный грохот которых доносился и до того места, где стояли сейчас две девушки.
Галь смотрела на это и прикидывала, какая же часть поворотного местечка ее судьбы достанется школе. Ущемляла ли ее эта картина? Скорее нет, чем да. У нее не осталось от этого зеленого уголка ничего, кроме тяжелых воспоминаний. Шели, напротив, не скрывала своего сожаления, глядя на разрушение полюбившегося ей скверика.
– Красивое было место, – вздыхала она.
– Да, красивое, – подхватывала Галь без всяких эмоций.
После двух или трех бесцельных повторений этого короткого диалога, Шели сказала:
– Одно утешение: к тому времени, как там все застроят, меня уже не будет здесь. Те, которые продолжат здесь учиться, получат вместо городской природы расширенный и обустроенный школьный двор. Им не придется так далеко ходить, как нам, чтоб отдыхать в перерывах.
– Мне почему-то кажется, – заметила Галь, – что школа неспроста согласилась на этот проект. Думаю, ей совершенно ни к чему проложение дороги на том участке, и обустройство двора в том числе. Боюсь, что все дело тут во мне.
Шели оторопело посмотрела на нее, и лицо ее расплылось в улыбке.
– Ишь ты, что ты о себе возомнила! – расхохоталась она. – Из-за тебя уже строительство затевают!?
Галь ответила ей искристым смехом. Обе девушки предавались ему до тех пор, пока им не стало трудно дышать. Отсмеявшись, Галь попыталась объяснить Шели, что она имела в виду. Но той и так было все понятно, просто она не удержалась, чтоб не пошутить по этому поводу.
– Сначала они не досмотрели за тобой. Теперь перестраховываются, на будущее. Знаешь, я бы могла назвать их дураками, которым, наконец-то, пристало учиться на своих ошибках.
– Да, но сам сквер ни в чем не виноват, – возразила Галь. – И потом, вряд ли можно сказать о нашей директрисе, что она дура.
– С каких это пор ты стала о ней хорошего мнения? – изумилась Шели.
– Я просто пытаюсь быть справедливой, – взвешено сказала Галь, – и понять и ее точку зрения тоже. По всем законам, я не должна была вернуться сюда.
– Да, я знаю, – согласилась с ней Шели, обнимая ее. – У тебя просто замечательный ангел хранитель!
– А еще – замечательная подруга! – с теплом подхватила Галь,
