огромных полях, где и произрастали те самые растения, требующие внимания, заботы и глубоких знаний.
Внутреннее хозяйство уже отмерло за ненадобностью, а новейшие, компактные производственные блоки, выстроенные не столь давно, располагались примерно в миле от дома, поближе к воде и энергетическим установкам: большую часть электричества получали от солнечных батарей.
Последний хозяин сотворил второй этаж жилища по своим эстетическим предпочтениям: из современного пластика и стекла. Несмотря на фантасмагоричность такого сочетания легкой, почти воздушной надстройки стеклянных кубов и пирамид, пластиковых воронок, уходящих в «иные миры» с мрачным, нижним, средневековой каменной мощи этажом, смотрелось все неожиданно интересно и даже красиво. Современное над минувшим. «Не забывая прошлого, насладимся настоящим».
Венчала эту фантазию круглая гостиная, расположенная на своеобразном третьем этаже, в старой круглой башне.
Сначала башню покрыли тяжелой коричневой черепицей, на старонемецкий манер, сотню лет назад перекрыли листами меди, а уж Джефф Браун снес все старое к чертовой матери и построил крутящуюся панораму из стекла и пластика, купол башни мог по желанию хозяина затемняться разными цветами, медленно вращаться и иногда с утра бывало трудно определить где север, а где юг, особенно если накануне побывали гости. Затейливое сочетание пластика, с преобладанием бледно-красных тонов, с розоватым кварцем несущих стен, создавали надолго впечатляющую картину, особенно издали, когда дом освещался восходящими лучами солнца. А уж если башня начинала поигрывать белыми и синими «алмазными» огоньками, управляемыми компьютером, то впервые видевший это чудо удивленно вскрикивал и хлопал в ладоши.
У наблюдателя возникала иллюзия, что перед ним огромнейший алмаз, сверкающий гранями.
Здесь, во времена еще колониальные располагалась фактория Бельвью, широко использовался труд рабов, потом механизированное хозяйство, производящее полуфабрикатную продукцию для фармацевтических компаний, а также и для парфюмов: луизианский климат этого местечка весьма способствовал постоянному притоку мягкого тепла, вкупе с отличными источниками воды.
Бизнес семьи Браун не менялся вот уже более двух столетий.
Последний век с его революционным развитием химии, казалось, поставит крест на благоденствии семьи, но этого не произошло: многие богатые жители Америки и до сего дня ни в какую не желают пользоваться чем-то непонятным, предпочитая новым, искусственным старые добрые лекарства непосредственно от природы. Без химических посредников.
Ну и что, что дорого? Здоровье дороже.
И то правда: черт его знает, что они там намешают в своих колбах и пробирках? А побочные действия этой химической дряни? Лечись потом, уже от нее…
Даже конец двадцатого века не смог поколебать устои хозяйства: поля исправно засевались различными лекарственными культурами, из которых небольшие, но хваткие компании изготавливали дорогие, а иногда и очень дорогие лекарства.
Одно из важнейших направлений – парфюмерия: розовые, лавандовые и прочие цветные ковры в изобилии покрывали поля, принося американцам, а особенно американкам радость от запахов, которые потом массово стали синтезировать химические компании.
Но разве может человек точно повторить настоящее, природное? Без ненужных, а даже вредных побочных неприятностей?
Твое здоровье плохо поддается технической революции до тех пор, пока вдумчиво заботишься о себе любимом. Если же наивно глотать и нюхать всякую гадость, то жизнь будет хотя и весела, но кратковременна, а в ней столько любопытного еще! Потому нет нужды ставить эксперименты на своем собственном драгоценном здоровье, покуда ты считаешь его и вправду драгоценным.
Человеческое тело – ни разу не механический аппарат, не стоит его испытывать на прочность технической революцией.
Мало ли что. Да.
Семья происходила из немецких колонистов, приехавших в конце восемнадцатого века искать счастье на американском континенте, когда в Европе начались брожения, граждан стали резать во имя каких-то головокружительно высоких, а оттого плохо различимых снизу лозунгов, основным из которых была любовь к людям. Как такое сочетается с массовым истреблением этих самых любимых людей оставалось трудным для понимания.
Потому Брауны, движимые поиском не столь истовой христианской любви, сочли за благо поискать счастья в тех нетронутых цивилизацией и просвещением краях, где гуманистические идеи не провозглашались столь любвеобильно к ближнему своему.
После некоторых мытарств на новообретенном континенте, семья нашла таки искомое счастье, когда Наполеон Буонопарте, стесняемый нехваткой средств для своих героических войн, озабоченный просвещением и всяческим социальным благоустроением соседних народов, продал северным американским штатам колонию Луизиана, только что переданную побежденной Испанией в счет репараций.
И хотя советники блистательного первого консула Франции, через год объявившего себя императором, всячески отговаривали его от этого не слишком выгодного шага, корсиканец рассудил, что негоже первой державе Европы, столь торжественно объявившей о поголовном равенстве и счастье всех без исключения мужчин, эксплуатировать рабов на заморской территории. С женским равноправием в те брутальные времена было весьма проблемно, мир представлялся гораздо более фалличным, чем сейчас. По крайней мере, мужчинам так казалось.
Впрочем, если уж говорить совсем честно, вождем всех французов двигали резоны совсем иного свойства: предстояло много и победоносно воевать, на кону ведь стояли счастье и свобода человечества, а на это нужное и, без сомненья, чрезвычайно благородное дело необходимы деньги. Большие деньги. А вот как удержать в орбите французского влияния без надлежащего флота заморскую территорию оставалось совершенно непонятным, потому Луизиану с ее благословенными землями, проходившими в те времена длинным яйцом между восточными и западными штатами, благополучно продали за сумму в пятнадцать миллионов долларов. Хотя правительство Томаса Джефферсона и предлагало поначалу всего два миллиона за небольшой ее клочок.
Наполеон же вместе с Луизианой предложил Новый Орлеан и всю Миссисипи, общая площадь выставленных на продажу земель составляла четыре Франции.
Радостно удивленный американский Конгресс тогда всячески озаботился упорядочением новообретенных штатов, устроением новых налогоплательщиков, вопрос цены стоял не особенно, а потому за какие-то невеликие по тем временам деньги родоначальник семейного благополучия Йоханнес Браун, или просто Джон, как тут его стали именовать, выкупил в рассрочку у правительства США обширные земли Бельвью в две тысячи акров, ранее принадлежавшие испанской короне. Со всеми постройками и даже рабами. И дела сразу же пошли в гору! Плантации поставляли в старушку Европу масляные и спиртовые вытяжки различных благоухающих растений, парфюмеры потом изготавливали из них всякого рода дамские притирания. Собственно, это все и в южной Европе росло, но в Луизиане подобное стоило сильно дешевле из-за приятного бонуса: рабского труда.
Полувеком позже семейство, конечно же, активно поддерживало конфедератов, генерал Ли однажды побывал у Джереми Брауна, тот закупал для его армии оружие и провиант, снабжал лекарствами и перевязочными материалами. И хотя свою гражданскую войну старый Джереми проиграл, благоденствие его семьи только укрепилось: теперь уже в северных штатах стали как грибы возникать фармацевты, требующие лекарственного сырья для бурно растущего населения Америки.
Бизнес процветал все двести лет.
Последний представитель некогда большой семьи, восьмидесятитрехлетний Джефферсон Браун недавно умер бездетным, иные ветви родового древа также зачахли.
Такой вот скучный и, увы, нередкий финал
