мышкой и наконец повернулась к нам. Руки она положила на стол – одну на другую. – Простите, что пришлось вас вызвать. Обычно проблемы с дисциплиной мы решаем с учениками в классе, но сейчас меня беспокоит кое-что еще.
– И что же? – спросила бабушка.
– Если не считать вчерашнего происшествия, Лале лучшая в классе. Она первой выполняет задания. Читает книги, не предназначенные для ее возраста. И я волнуюсь, что Лале, возможно, скучно на уроках. – Мисс Хоун откашлялась и убрала выбившуюся из банановой укладки прядь за ухо. – Боюсь, это сказывается на ее поведении.
Лале скрестила руки на груди и уткнулась взглядом в носки кроссовок. Она надела свои любимые белые и на протяжении речи мисс Хоун не переставала стучать пятками, как Элли, мечтавшая, чтобы туфельки перенесли ее домой в Канзас.
Я поднял руку.
От некоторых привычек трудно избавиться.
Мисс Хоун сдержанно улыбнулась и сморщила нос.
– Да?
– А что насчет, – я сглотнул, – других детей?
Она моргнула.
– А что с ними?
– Что будет с детьми, которые специально называют Лале «Лолли»?
Мисс Хоун снова моргнула.
– Я не… Хм. Я этого не замечала. Обещаю, впредь я буду обращать на это внимание.
– А как вы поступите с Микой, который обзывает Лале террористкой?
Глаза мисс Хоун удивленно распахнулись.
– Это правда?
Лале по-прежнему сидела, не поднимая глаз. Я почувствовал, что она дрожит, положил руку ей на колено и тихонько сжал. Через секунду она кивнула.
– Что ж, это абсолютно неприемлемо, – поджала губы мисс Хоун. – Но думаю, он не вполне понимает, что говорит.
– А я думаю, понимает. – Голос у меня задрожал. Бабушка мягко тронула меня за плечо, но я не собирался молчать. – Скорее всего, он каждый день слышит подобное по телевизору. И видит, как белые люди относятся к таким, как мы с Лале.
Мисс Хоун сцепила руки.
– Не все, – сказала она.
– Я не… – начал было я, но бабушка меня перебила:
– Дарий хочет сказать, что вы выделяете Лале, наказывая только ее.
Я недоуменно моргнул и посмотрел на бабушку.
Я совсем не это хотел сказать.
Я пытался объяснить, что чувствует Лале.
И что чувствую я.
Хотя вряд ли бабушку это когда-либо волновало.
Мисс Хоун смущенно кашлянула.
– Я поговорю с Микой завтра. Но сейчас я бы хотела сосредоточиться на будущем Лале.
– О чем вы? – спросила бабушка.
– Я считаю, Лале нужно подать заявку в окружную программу для одаренных детей. Она показывает лучшие результаты на тестах, и остальные учителя согласны со мной в том, что это пойдет Лале на пользу.
Бабушка посмотрела на меня, потом на Лале. Та снова щелкнула пятками.
Поразмыслив, бабушка кивнула и перевела взгляд на мисс Хоун.
– И что для этого потребуется?
Домой мы ехали в тишине.
Бабушка молчала – она не любила болтать за рулем, почти как бабуля.
Но в отличие от бабули она не слушала даже новости: бабушка вообще не включала радио, потому что не хотела отвлекаться.
И Лале за всю дорогу не проронила ни слова. Я чувствовал, что она до сих пор злится на мисс Хоун, злится так сильно, что не может думать обо всем хорошем, что сказала про нее учительница. Злится на бабушку – ведь та вела себя так, словно все в порядке. И, возможно, злится на меня – за то, что подвел ее.
Мисс Хоун не пожелала меня выслушать. А бабушка переиначила мои слова.
Ничего не изменится.
Мне было ужасно стыдно.
И я тоже молчал.
Когда мы приехали, Лале кинулась в свою комнату. Я вошел в дом вместе с бабушкой.
– Пожалуй, стоит позвонить твоей маме, – сказала она.
Я заварил чай – марокканский с мятой, который нравился Лале, – и поставил на поднос чашки с ложками и баночку местного цветочного меда.
Дверь в комнату Лале снова была закрыта. Интересно, мне пора привыкать, что так будет всегда?
– Лале? – позвал я. – У меня руки заняты. Можно войти?
На мгновение мне показалось, что она меня прогонит. Или просто не ответит.
Но потом ручка повернулась, и дверь приоткрылась.
Я толкнул ее плечом, вошел и закрыл за собой ногой.
– Хочешь чаю?
– Конечно.
Лале снова плюхнулась на кровать лицом вниз, уткнувшись в мокрое пятно, которое успела наплакать.
– Меду?
Она кивнула. Я налил ей чаю и положил целую ложку меда.
– Размешать?
Лале села, забрала свою чашку и начала мешать, звякая ложкой о стенки.
Она никогда не умела тихо размешивать чай. По крайней мере, хоть это не изменилось.
– Эй. – Я сел на пол и привалился к ее кровати. – Прости меня, Лале.
– За что?
– Я подвел тебя. Сегодня, у мисс Хоун.
Лале покачала головой.
– Почему она не стала тебя слушать?
– Не знаю. Но очень хотел бы знать.
Я сделал глоток чая.
Лале повторила за мной.
– Иногда люди делают что-то хорошее – и одновременно закрывают глаза на что-то плохое. Мисс Хоун с бабушкой так загорелись этой программой для одаренных, что предпочли забыть о том, как тебя изводят одноклассники.
Лале нахмурилась.
– Я тоже сталкивался с подобным. Ты знаешь, что меня иногда обзывают?
С Лале я не мог вдаваться в подробности. Просто не хотел объяснять, почему Дурианий – это оскорбление. И в принципе обсуждать что-то связанное с пенисами с Лале Келлнер.
– Я не всегда могу заставить их замолчать. Но в моих силах найти хороших друзей. И лучших учителей. А еще места, где мне рады.
– Ты про Сухраба говоришь?
– Да, про него. И про соккер, моего тренера и ребят из команды. Может, эта программа для одаренных не так плоха. Может, с ее помощью ты найдешь для себя новое место. И заведешь новых друзей.
– Но я не хочу переходить в другой класс.
В тот миг я понимал младшую сестру как никогда.
Лале не хотела выделяться.
Выделиться – значит стать Мишенью.
Но если этого все равно не избежать, пусть она хотя бы выделится благодаря чему-то хорошему. Чему-то особенному.
– Обещай, что подумаешь насчет программы. Ради меня.
Лале посмотрела мне в лицо из-под опущенных ресниц, длинных, темных, как у меня. И как у мамы.
– Ладно.
– Еще чаю?
– Да, пожалуйста.
В тот вечер Лэндон снова пришел к нам в гости и приготовил хореш карафс – рагу из говядины и сельдерея – по маминому рецепту.
– Пахнет восхитительно, – сказал я и поцеловал его в висок.
Лэндон в папином «форменном» фартуке из «Звездного пути» как раз нарезал пучок свежей петрушки.
– Спасибо. С рисом я все правильно сделал?
Горячий рис исходил паром под маминым кухонным полотенцем рядом с кастрюлей рагу.
– Наверное. Я сам его никогда не
