есть, но это уже не коньяки, а спирт: ферменты благородного напитка, а они, собственно, и составляют восхитительную коньячную симфонию вкуса, за такое долгое время осаждаются в виде твердых частиц на дне бутылки.
Но как же любопытно было бы, черт возьми, попробовать бывший двухсотлетний коньяк: немножечко, совсем чуть-чуть пригубить из пузатого бокала, привычно поболтав под языком, смешивая со слюной, ждать сначала иголочек, колющих подъязычье, потом прихода того волшебного, что плохо укладывается в адекватные описания. Из-за чего коньяк и пьют: ради послевкусия.
Именно этого послевкусия сейчас и не хватало для полного счастья, хотелось завершения Великого Перехода тонким наслаждением, полноценной, жирной точкой. Эстетического удовлетворения, что возникает после хорошего фильма. Или физиологического, как после хорошего секса.
Местность была, впрочем, довольно хмурой, мужик в длинном балахоне, стоящий у ворот подозрительно походил на архангела Михаила, виденного на картинке в глубоком детстве.
«Вот блин! – чуть улыбнулся новоприбывший, – я думал архангел Михаил – еврейская народная сказка. Но тогда уж хорошо, что не Гавриил меня встречает!»
Связка ключей мелодично, как в детском мультфильме звякала, привязанная к поясу мужика в балахоне.
«Конечно же, это моя зрительная фантазия», Сергей почему-то опасался называть это галлюцинацией, крутил головой, осматривая великолепные ливанские кедры вперемешку с дрожащими листиками каких-то банальных осинок, окружавших вход в Эдем.
«Ничего этого нет. И мужика нет. Это мое угасающее сознание вспыхивает как последний язычок пламени на остывающей головешке костра»
– Мир тебе!
Приятный баритон, исходящий от мужика, похожего на архангела Михаила, обволакивал, казалось, он звучит со всех четырех сторон, даже со спины. Гость вежливо ответил:
– Здравствуйте…
– В целом ты прав, странник, ищущий последнего удовольствия, все это можно счесть фантазией, галлюцинацией…
Тут он коротко хохотнул.
Сергей вздрогнул: «Он что, мысли читает? Или совпадение?»
– Впрочем, в этом мире всё сущее, в каком-то смысле – фантазия…
Мужик с ключами опять усмехнулся:
– Возражу лишь относительно последнего: я есть. Или аз есмь, если так тебе будет приятней и понятней. Впрочем, какая разница, плотское – еще не означает, что оно существует на самом деле. Ты никогда не задумывался над этим, о странник? Равно как и наоборот, сущее…
Мужик в балахоне сделал глубокую, выразительную паузу:
– … то есть, настоящее, может быть и воображаемым! Или как у вас нонче говорят? Виртуальным, хе-хе? Музыка, которую ты слушаешь и которой восхищаешься… разве ее можно пощупать? Не инструменты или звуки, а именно мелодические созвучия, обыкновенно именуемые музыкой? Созвучия божественного Моцарта самая что ни на есть музыка, уверяю тебя! Она есть и ты не можешь с этим спорить! А вот звуки, исходящие от какого-то рэпера практически невозможно назвать музыкой. Или, например, послевкусие от коньяка!
Балахонщик подмигнул:
– Блаженство вкусовых бугорков никаким прибором не измерить! Его…
Разглагольствующий архангел сделал паузу, двумя руками энергически помахал в воздухе, отчего связка ключей на поясе опять зазвякала:
– …чувственного блаженства – как бы не существует, но оно есть!
Архангел уже слегка трясся в беззвучном смехе, впрочем, вероятно, чему-то своему, отголоску дискуссий с только ему известным собеседником.
– Ну.... Заходи. Надеюсь, тебе понравится.
Казалось, с лица мужика в дурацкой хламиде не сходит смешливая улыбка:
– У нас тут нет никаких условностей, располагайся где хочешь, пей что хочешь, выбор тут гигантский.
Осклабился, заговорщически понизив голос:
– Есть коньяки гораздо старше двух веков и очень! Очень приличного качества, ни на йоту не растерявшего своих ферментов! Прошу!
Дверь перед новичком отворилась сама собой, оказавшись и не дверью вовсе, а каким-то рисунком в воздухе, она растаяла, полностью подтвердив допущение мужика в хламиде: всё, что мы видим еще не означает материальности.
ЭТЮД БЕЗ НАЗВАНИЯ
Он возился на кухне, делал кофе в эспрессо-машине.
Она сидела у приоткрытого окна спальни, надев его пижаму, подперев спину подушкой, вытянув ноги. Курила, выдувая дым в оконную щель.
Вообще-то она предпочитала кофе, сваренный в турке, но друг сердешный обыкновенно не желал возиться с турками, пропуская мимо ушей ее просьбы. Поставил чашку с кофе на прикроватный столик:
– Пей. Курить после секса вредно.
– Почему?
– Потому что курить вообще вредно!
– Да ну тебя!
– Тем более, что кофе монтируется только с сигарой. С хорошей, толстой, кубинской сигарой.
– А ты откуда знаешь? Ты же не куришь?
– Курил когда-то.
– Ты описал эту сигару так… сексуально!
Слегка недоуменно воздел глаза к потолку:
– Да?! Ну… наверное. Я не думал об этом. Женские аллюзии вообще отличаются от мужских!
– Чем же?
– Свежестью! Оригинальностью. Неожиданными параллелями.
– Ну уж! Прямо-таки неожиданными?! Кокетничаешь?
Он не ответил, только захихикал тихонько.
– Милый, подай мне чашку.
– Я же поставил. Вон она.
Улыбнулась:
– Почему ты за мной не ухаживаешь?
Получила в ответ улыбку:
– Ухаживаю. Вот, кофе тебе сделал! Постоянно подаю руку, при выходе из авто.
Картинно скривилась:
– Не юродствуй. Я говорю в глубинном смысле.
Заулыбался лукаво:
– Мне неизвестен глубинный смысл ухаживания.
– Я женщина. Всегда думала, что мужчина должен быть более внимателен к той, с кем спит.
– Дык! Я внимателен! Знаешь, как внимателен, когда чувствую тебя телом!
– Я серьезно.
Мужчина вздохнул, начал жестким тоном:
– Детка, мне кажется, ты сильно ошибаешься.
– В каком смысле?
– Во всех. Тебе тридцать девять лет. Мне пятьдесят шесть. разница в семнадцать лет.
– И что?
– И всё!
– Не поняла!
– Что конкретно тебе непонятно?
– Причем тут возраст?
– Это основа отношений.
Улыбнулась:
– Гонишь. Гонщик! Это чепуха, основа отношений… внимание.
– То, что тебе кажется чепухой, может ею и не быть.
– Не занудствуй.
– Ну… не я начал этот разговор.
– Хорошо. Объясни.
– Объясняю… Есть основополагающий алгоритм жизни… Юнцы в двадцатилетнем возрасте не думают ни о чем, главное найти ту, которая раздвинет ноги. То есть, именно у девушек гигантский выбор. Но девушки выбирают себе не половых партнеров.
– Ха! Сюрприз!
– Девушка выбирает себе отца будущего ребенка.
– Говоришь так уверенно, будто ты женщина!
– Ты дослушай, раз уж спросила.
– Слушаю.
– Когда мужчине переваливает за полтинник, ситуация меняется с точностью до наоборот: женщине нужен мужчина гораздо больше, чем она ему.
С ехидцей:
– То есть, тебе уже не нужна женщина?
Ответил раздраженно:
– Я этого не говорил!
Улыбаясь, с вызовом:
– Ну, извини!
– Ладно… раз уж пошла такая пьянка, слушай до конца. Ты вступила в опасный, очень опасный возраст, секс тебе нужен как воздух. Ты не можешь без него. В отличие от юности.
– Откуда ты знаешь, как у меня было в юности?
– Конечно, не знаю. Только догадываюсь. Твоя дочь замужем и не интересуется мамой. Но сейчас тебе не надо ничего, кроме секса. Он, своего рода, компенсация. А вот мужчина в этом возрасте относится к сексу уже спокойно: просто так природа устроена.
Сделал паузу, чуть значительно:
– Роли поменялись.
– Ну допустим. И что из этого следует?
– А то следует, дорогая моя, что ты в свои сорок лет подходишь ко мне с мерками восемнадцатилетней девушки.
– А как я еще могу подходить?!
– С мерками сорокалетней, как минимум…
– Мда… тебе надо бы в психотерапевты…
– Возможно. Хотя и поздно. Но… давай ка я тебя лучше…поцелую!
Сделал лицо бабы-яги, скрипучим голосом:
– Не-е-ежно! Я-ягодка!
Чуть подражая улыбке Моники Витти, прикрыла глаза:
– Я буду холодна как мрамор…
РОЖДЕНИЕ ДУНКАНА МАКЛАУДА, БЕССМЕРТНОГО
(подлинная, невыдуманная история о матери Дункана Маклауда, о рождении бессмертного горца, записанная публикатором сего повествования со слов Давины
