Исходя из нашего материала, он составил сравнительную (судя по толщине колец) таблицу влажных и засушливых годов в районе города Алма-Аты за двести пятьдесят лет, и мы выставили ее в музее.
Однако дендролог не был доволен.
- Двести пятьдесят лет? Что это? - говорил он. - Современность! Вот если бы узнать, какой здесь был климат тысячу лет тому назад. Неужели в курганах ничего нельзя найти? Ведь бывают там какие-то деревянные подпорки...
Никаких подпорок в курганах, конечно, не бывает, но вот один отпил, и, может быть, даже именно тысячелетней давности, все-таки оказался в моих руках.
Внизу у реки я тщательно отскреб чурку от грязи, промыл ее несколько раз и положил сушиться. А сам пошел по берегу смотреть валуны. Здесь их было превеликое множество, как будто целое стадо - красных, зеленых, синих, аспидно-черных - приковыляло сюда с гор и, добравшись до песка, застыло в разных позах: кто повалился на бок, кто заполз под кусток, кто по колено зашел в реку, подставляя горбатую спину солнцу и ледяным брызгам. Один самый длинный черный валун с узкой хищной мордой поднялся на дыбы и замер так в нелепой позе, похожий на только что вылезшего из берлоги перезимовавшего медведя.
Вот около него через час с чуркой в руках и застал меня Корнилов. Посмотрев на меня, он засмеялся и легко сбежал по тропинке. На нем был белый костюм, плащ, переброшенный через плечо.
- Ну как Потапов? - спросил я. Он опять засмеялся.
- А что Потапов? - ответил он. - Эти злые и нервные мужики, писал где-то Чехов, - удивительно верно подмечено! Удивительно! Вот и этот такой же: накричит, наплюется, а потом ходит и качает головой: "Эх, неладно получилось". Ведь это он меня за вами послал: "Хранитель обиделся, с чуркой на реку побежал". - Он засмеялся. - Нет, в самом деле, что за чурка-то?
Он наклонился, поднял ее и стал рассматривать.
- Но ведь нет на ней ничего, - сказал он удивленно. - Это попросту кусок гнилого бревна, и все!
Меня коробил его тон, но объясниться, конечно, было необходимо.
- Видите ли, - сказал я, - с этим связана одна проблема, которая меня когда-то очень интересовала.
И в нескольких словах я изложил ее сущность: годовые слои, возможность получить картину температурного режима столетия, возможность сравнить ее с данными летописей и документов.
Я говорил, он слушал меня и молчал. А потом вдруг пожал плечами и спросил:
- Господи, ну как это у вас все вмещается? Черепки, чурки, Хлудов, гражданская война... Господи, мне и с археологией-то одной и то не справиться... Копаем, копаем - и ничего нет. А вы... слои!
И он засмеялся.
И вдруг бригадир пропал. То он ходил, бухтел, рассказывал, поддразнивал, а тут вдруг как в тучку канул. Рабочие заметили это в первый же день.
И вечером, после работы, Корнилов сказал мне:
- В самом деле, что это с Потаповым случилось? Сильно он задумываться в последнее время стал.
- Войны боится, - ответил я. - Насчет детей думает. Это сейчас бывает с людьми.
К Потапову я собрался вечером и пошел прямо через косогоры. Быстро темнело, и я засветил фонарь. Собирался дождь. На горизонте несколько раз вспыхивали бесшумные молнии. Тогда становились видными облака, дикие и обрывистые, как те кручи, мимо которых я шел. Вскоре сделалось уж так душно, что мне показалось, будто я заперт в узком и длинном сарае, накрытом мокрой ватой. Дождь должен был хлынуть вот-вот. Я остановился на краю обрыва и стал соображать, где же удобнее спуститься. Было уже так темно, что я не различал дороги. Чуть не коснувшись лица, мимо меня пролетела длинная и бесшумная, как кошка, ночная серая птица. И только я нащупал дорогу и начал спускаться, как внизу в кустах ответно зажегся другой фонарик. Я остановился и два раза описал рукой светящуюся дугу (глупее, конечно, ничего уж нельзя было придумать), и другой фонарик проделал то же самое. Затрещали ветки, и я увидел на фоне кустов, как при свете молнии внезапно появилась неподвижная белая фигура. На секунду мне сделалось вдруг очень неприятно. Но тут вдруг фигура засмеялась и голосом Софы сказала:
- Ну как хорошо, что я с вами встретилась. Ведь я заблудилась. Здравствуйте, дорогой. - Она протянула мне руку. - А Михаила Степановича вы здесь нигде не встречали?
- Нет, - сказал я.
- Вот незадача, вот незадача, - повторила она, глядя мне в лицо. Понимаете, испортилась машина, и как-то безнадежно, как-то совсем испортилась. И вот пока он возился, я решила пойти пешком, да, видите, запуталась, никак не могу найти дорогу.
Дорога была рядом, только надо было спуститься. Я сказал ей об этом. Она опять засмеялась.
- Ну, значит, лешак водит, как говорил мой дед, - сказала она. - Вы знаете, мой дед замерз около стены своей усадьбы. Дошел до нее, уперся в стену спиной, сполз и замерз. - Она посмотрела на меня. - Он был помещик Якушев. Слышали таких?
- Ну как же, - воскликнул я. - Так вот вы из каких!
- Да-да, - сказала она, - да, я из таких! Старый дворянский род.
Тем временем мы уже спустились и сошли, вернее, спрыгнули, на дорогу.
- Ну вот вы и на месте, - сказал я. - Но куда же вы шли? К машине или... куда вас проводить?
- К Потапову, - сказала Софа. - Я хотела достать у него яблок для посылки.
- Ну вот смотрите, как хорошо! - воскликнул я. - И я к нему тоже. Он пропал куда-то, вот мы боимся, не случилось ли чего-нибудь.
Она поглядела на меня.
- А что же может с ним случиться? - спросила она осторожно и не сразу.
- Не заболел ли? - предположил я.
- Ах, не заболел ли! - воскликнула она. - Нет, не заболел. Сегодня Михаил Степанович встретил его в городе, там они и сговорились насчет яблок. - Она пошла и остановилась. - Знаете что, давайте спустимся на шоссе к машине, посмотрим, что там стряслось, может, он зря возится. Может, нужно просто поехать в город за помощью. Идемте-ка.
И, не дожидаясь моего согласия, она быстро пошла назад. И только мы сделали с ней несколько шагов, как из-за поворота вылетела длинная желтая машина, ширнула лиловым лучом по дороге, осветила нас, кусты барбариса на обочине и вдруг резко, с визгом остановилась. Из машины выскочил Михаил Степанович и бросился к нам. В кабине сидело еще два человека в серых военных плащах.
- Ну, как, - спросила Софа, - все в порядке?
- Вроде, - уклончиво ответил Михаил Степанович, смотря на меня. Откуда вы, прекрасное дитя?
- Встретились по дороге, - сказала Софа, - тоже шел к Потапову.
- Так я был там, - ответил Михаил Степанович, - Потапов в городе.
"Когда же они тогда с ним сговаривались?" - подумал я, но ничего не спросил.
- А вам, кстати, в город не нужно? - спросил меня Михаил Степанович. А то можем довезти.
- Нет, - сказал я, - в город мы ездим только по выходным.
В кабине что-то произошло, зашевелился кто-то из военных и не то спросил, не то сказал что-то.
- Так мы вас довезем до вашего лагеря, - воскликнул Михаил Степанович, - садитесь, садитесь!
Не могли они меня довезти до нашего лагеря, не было туда дороги, и они отлично знали это. Я стоял, не зная, что предпринять, - все было странно, очень странно.
- Поедемте, - ласково предложила, даже скорее попросила меня Софа и слегка дотронулась до моего плеча.
- Поедет, поедет, - весело повторил Михаил Степанович и взял меня за руку.
Мне стало вдруг очень не по себе. Черт знает, что хотели от меня эти люди. Ясно было только одно: они совсем не то и не те, за кого себя выдают.
- Ну, прошу, - сказал Михаил Степанович уже без всякой улыбки.
В это время впереди нас мягко вспыхнули лучом фары, и другая машина, черная и бесшумная, остановилась около нас. В ней никого не было, кроме шофера. Впрочем, не походил на шофера человек, сидящий за рулем. Был он маленький, очень тщедушный, с холодными серыми глазами и морщинами - две глубокие складки прорезали его лицо. Он мимолетно, но зорко взглянул не меня, потом молча перегнулся, протянул руку, отворил дверь кабины, тут я увидел, что под плащом на нем мундир.
- Садись, - кивнул он Софе. И она сейчас же пошла к машине.
- Нет, ко мне, - приказал он, - а его в другую.
И тогда Михаил Степанович слегка подтолкнул меня, а один из военных подвинулся и освободил мне место.
- В тесноте, да не в обиде, - сказал он улыбаясь. - Едем!
И мы поехали.
Мы молчали. Михаил Степанович достал из кармана портсигар и протянул его мне. Я покачал головой.
- Тут недалеко, - успокоил он меня вполголоса.
Машина неслась по асфальтированному шоссе в город, но вдруг шофер осадил ее, повернул руль, и мы нырнули на боковую дорогу. Я знал про эту дорогу только то, что она ведет к зданию, расположенному на противоположном прилавке. Машина мчалась очень легко, дорога была асфальтирована, и свет фар опять вырывал аккуратные кусты по обочинам дороги. Какие-то сторожевые будочки, сторожевой гриб, поднятый шлагбаум, а около него лавочка и человек на ней в военной гимнастерке. Здесь машина сделала поворот и понеслась уже не вверх, а вниз. Мы въехали в широко открытые, большие деревянные ворота. Я увидел двор, усыпанный белым песком, и в глубине большую каменную дачу с застекленной террасой. Окна были освещены и плотно задрапированы.
