положила к другому.
— Отлично, — сказала я, но он взял еще один лист бумаги. И снова начал рисовать.
Минут через десять он закончил делать набросок леса, деревьев с опавшими листьями, с тонкими и острыми ветками. Посередине нарисовал перелесок, ровно такой величины, чтобы образовалось некоторое свободное пространство. Затем остановился. Взглянул на меня, и я кивнула. Рисунок был хорошим. Продолжай.
И он нарисовал домик, похожий на сказочный. Я уже хотела сказать Зеки, что, мол, хватит, мне и так нравится, но он продолжил рисовать и нарисовал вокруг домика, на лесной почве, то, что я сперва приняла за кусты ежевики. Однако он делал их все выше и выше, и я поняла, что это языки пламени, что это пожар, разгорающийся вокруг домика, не настолько близко к нему, чтобы причинить ему вред, но и не настолько далеко от него, чтобы сжечь лес. Это было кольцо огня, четко разграничившее мир, отделившее то, что находится внутри, от того, что находится снаружи.
Закончив работать, Зеки спросил:
— Хочешь этот рисунок?
— Конечно, — ответила я. Я бы взяла их все без разбора.
После этого мы еще некоторое время сидели в его комнате; дом гудел от голосов. Я знала, что мне скоро уезжать, возвращаться в свою жизнь, что надо оставить Зеки в его собственной жизни. Но уезжать было тяжело.
Он, видимо, понял, что мне трудно решиться, найти слова для расставания, поэтому спросил:
— Может, еще как-нибудь встретимся? После того, как все это произойдет?
— Если захочешь, — ответила я.
— Посмотрю, в каком я буду состоянии, когда все это выплывет наружу. Мне надо будет подумать. Последить за собой.
— Да, конечно.
Я не думала, что мы увидимся снова, и это, в общем, было нормально. О большем я бы и не попросила.
А потом Зеки произнес те слова. Он их помнил. Не забыл. Да и как он мог их забыть? А потом мы произнесли их вместе.
— До свидания, Зеки, — сказала я после паузы.
— До свидания, Фрэнки, — ответил он.
Зеки проводил меня до крыльца, и я попрощалась с его родителями.
Взяла рисунки и, не оглянувшись на Зеки, зашагала к машине. Выехала на дорогу. Я не могла вспомнить, когда я последний раз спала. Все теперь казалось сном. Возможно, мне никогда больше не придется спать. Я возвращалась домой, в знакомые мне места. И очень надеялась, что они не станут мне чужими. Мне это было необходимо. Оставляя позади милю за милей, автомобиль мчал меня к дому, и я твердила себе, там все будет хорошо. Я постараюсь. Я все для этого сделаю. Я произнесла те самые слова, и прозвучали они отлично. Я сделала то, что хотела. И мне понравилось.
Когда я подъехала к дому, Джуни выбежала мне навстречу. Обняла меня, и я вдохнула ее аромат, запах моей дочери, который ни с каким другим не перепутаешь, и прижалась к ней. Аарон стоял в дверях. Он улыбался, слегка обнажив зубы, будто желая сказать: «Если ты поломала нашу жизнь, я за себя не отвечаю». Я тоже ему улыбнулась, будто говоря: «Не бойся, дурашка, у меня все под контролем». Ничего у меня на самом деле под контролем не было. Но улыбка моя получилась такой милой, что он с легкостью принял ее за чистую монету.
Я помнила о предстоящем разговоре с Мэззи Брауэр и о том, что мне придется позволить ей тщательно «обследовать» постер. Придется вернуться в Коулфилд и провести ее по всем обозначенным на карте местам (карта так и хранилась у меня), и мы посмотрим, какие из них до сих пор существуют. Я выдам ей версию, которой предстоит стать правдой, а то, что я на самом деле «наваяла» тем летом, так и останется тайной. Я буду хранить это в тайне ради самой себя и ради Зеки, но больше все-таки ради самой себя. И вообще, только ради самой себя.
А сейчас я пытаюсь удержать в своих объятиях Джуни, которая извивается как ужик, такая чудесная и чуднáя, и спешит рассказать мне о демонической кукле, изрыгающей пламя; эта кукла обязательно должна быть у нее, потому что она видела картинку с ней в одной старой детской книжке, обнаруженной в нашей библиотеке. Я ее не перебиваю. Я куплю ей эту куклу. Надеюсь, что она окажется не менее отталкивающей, чем я ее себе представляю. Надеюсь, что Джуни сохранит ее на всю жизнь. Аарон обнял меня, и мы шли, обнявшись, до самого крыльца.
— Все в порядке? — спросил он доверчиво.
Я знала, что он мне доверяет.
И хотя в истории, которую я поведаю Мэззи, об этом не будет ни слова, Аарону я расскажу и про Зеки, и вообще про все то лето. Расскажу ему, каково это — страдать от одиночества в маленьком городке, расскажу о вещах, о которых не стала бы распространяться в статье и до которых никому на самом деле нет дела. О том времени, когда я не знала, найду ли когда-нибудь место, где мне будет хорошо. О том странном пареньке и как собираюсь его ото всех скрыть. Я надеялась, что Аарон отнесется к этому с пониманием.
— Все в порядке, — ответила я. — Правда. Я норм.
Мы вошли в дом, я, Аарон и Джуни, оставив дверь широко открытой, совершенно не заботясь о безопасности, потому что никто и ничто не причинит нам вреда. Никогда-никогда.
В тот вечер, укладывая Джуни спать, я прилегла к ней на кровать, и мы читали главу из детской книжки про стаю волков, которые преследуют двух девочек, а те спасаются от них на поезде. Когда мы закончили читать и я выключила свет, Джуни спросила:
— А где ты была?
— Навещала бабулю. Забыла?
— Но почему? Что случилось?
— Когда я была девочкой…
— Моего возраста? Тебе было столько же, сколько мне сейчас? — прервала меня Джуни.
— Постарше. Когда я была подростком, я сделала одну вещь, но никто не знал, что это я ее сделала. И люди из-за нее прямо с ума посходили.
— А почему никто не знал? Эта вещь была плохой?
— Нет. Я так не считаю.
— Но ты держала ее в секрете?
— Да, причем очень долго. До самого последнего времени. А теперь я собираюсь этот секрет открыть. Посмотрим, что из этого получится.
— А что должно получиться?
— Не знаю. Правда не знаю. Но точно ничего плохого. Наверное, что-нибудь по-настоящему хорошее. Что-нибудь удивительное.
— Надеюсь, — сказала Джуни, громко дыша. — Откроешь мне свой секрет прямо сейчас?
— Легко. Весь секрет в этих словах:
