К сожалению, тот факт, что мне придется гореть в аду, никаких сомнений не вызывает. Даже если раньше весы нервно колебались в некотором подобии равновесия, то теперь приговор однозначный. Правильно говорят, любопытство погубило кошку. Зато теперь мне не надо думать, как отмолить подлог, воровство, я уже молчу о прелюбодеянии и о многочисленных возжеланиях жены ближнего. Потому что семь бед — один ответ. Дальше ада не сошлют.
Хотя прелюбодеяние я бы отмолил на раз. Одной левой бы отмолил. Но это уже неактуально. Потому что, выкачивая из компьютера Нели Александровны Максимовой секрет продажи славянского шкафа, я заодно скопировал папку «Юлькины письма». Случайно увидел и не удержался. Но Нель Александровна Максимова будет гореть в аду вместе со мной. Потому что она должна была учесть все возможности и не искушать случайного путника, заглянувшего в ее хижину в поисках любви и ласки. Утешает только то, что в такой приятной компании адского пламени мы просто не заметим. Не до того будет.
Но надо признать, письма того стоят.
Это просто уму непостижимо. Я не поленился, нашел в своем почтовом ящике все письма, уцелевшие при последней генеральной уборке, и разложил по датам, рядом с Юлькиными. Вот просто разделил страницу пополам, в левую табличку скопировал письма Юли мне, а в правую — Нельке.
Со мной она серьезна и задумчива. О своем любимом таро говорит с придыханием, о загадочном марсельском друге — с трепетом. А в ее письмах к Нель... Если бы речь не шла об одних и тех же событиях, я бы решил, что перепутал папки. Там она смеется над собственными святынями и даже позволяет себе непочтительно отзываться о Друге и Учителе.
Всё время, пока я читал эти письма, меня что-то дёргало изнутри, толкало, теребило, сучило лапками. Черненький чумазенький чертенок, который когда-нибудь доведет меня до инфаркта. А потом я понял: она же разговаривает с Нелькой моим голосом. С моими интонациями, и даже предложения строит похоже. Меня это тронуло до глубины души. Вот до самого черненького чертенка тронуло, и он, воспользовавшись случаем, завизжал восторженно и вцепился в горло. Я, впервые за уже не помню сколько лет, сел на пол и заплакал.
Мне говорили, конечно, что женщина создана из мужского ребра. Так себе идея, но ладно, я к ней всегда относился индифферентно. Кто же мог знать, что именно эта женщина и как раз из моего ребра. И как с этим знанием жить дальше, мне пока непонятно.
Я даже бок начал ощупывать, пока не опомнился и не пошел на кухню выпить холодной воды.
В общем, не знаю, как там всё сложится в Венеции, но в одном я уверен: мысль о, видимо, все-таки любимой жене очень скрасит предстоящую мне вечность в аду.
Но до ада, между прочим, еще дожить надо.
* * *
Помнишь, я тебе когда-то жаловалась на скособоченность реальности? Это когда помнишь что-нибудь, а тебе говорят — не было этого.
Ну так вот.
Аналогичный случай был в городе, ну, скажем, Калуге. К примеру. На днях. Буквально вчера. Мэр города Калуги, выступая перед трехсотвосьмидесятипятитысячным городом, сообщил в приватной беседе, что он, ну, скажем, санскрита не знает абсолютно и ни читать, ни писать на нем не умеет. То есть раньше читал и писал довольно бегло, но за последние два года потерял квалификацию совершенно, да и вообще устал. И теперь ни буквы, как ни старайся. Триста восемьдесят пять тысяч жителей Калуги опешили: это как же понимать, когда у них буквально в кармане лежит письмо от мэра на санскрите, с печатью и подписью? Ну, если честно, без печати, но все равно с подписью и отпечатками пальцев. Жители Калуги совсем уж было собрались отправить к своему мэру делегацию журналистов, дабы разъяснить, но потом передумали. Они ведь как рассуждают: если наш мэр что-то делает, так это исключительно для нашего блага, он сам сказал. «Наш мэр, наверное, хочет донести до нас некую информацию, которая будет нам очень полезна и облегчит нашу жизнь несказанно», — так подумала триста тридцать одна тысяча жителей Калуги, что составляет примерно восемьдесят шесть процентов населения города. (Остальные пятьдесят четыре тысячи подумали: «Вот ведь...» — и переехали жить в другой город.) А надо вам сказать, что триста восемьдесят пять тысяч жителей Калуги очень любят своего мэра и безгранично ему доверяют. Они даже на последних выборах переизбрали его на второй срок, что я могу объяснить только сложной экологической ситуацией в области — высокое содержание тяжелых металлов и прочих вредных веществ пагубным образом сказывается на умственных способностях трехсот восьмидесяти пяти тысяч жителей Калуги, а также на их эмоциональном состоянии.
Жители Калуги подумали: «Ой!», потом подумали: «Ах...», потом подумали: «О господи», потом устыдились и подумали: «Барух Ата Адонай», а потом подумали: «Ну и ладно. В конце концов, нам, калужанам, один хуй — что санскрит, что вульгарная латынь, мы вообще читать не умеем, если честно. Только вот письма́ жалко, там такой конверт, и буковки такие, и оно еще так пахнет...» Триста восемьдесят пять тысяч жителей Калуга трутся об него щекой иногда, когда всякие атмосферные явления происходят. А оно вон как всё сложно.
* * *
Суньцзы сказал:
«Непобедимость заключена в самом себе; возможность победы зависит от врага. Поэтому тот, кто преуспел в войне, может сделать непобедимым себя, но не обязательно может заставить врага покориться».
* * *
Судя по тому, как начался новый год, он обещает быть еще хуже предыдущего. Хотя, казалось бы, куда уж хуже? Во-первых, Юлька на меня смертельно обиделась. То ли я сказал Мишке что-то не то, то ли, наоборот, не сказал что-то очень важное, я толком не понял. А изъясняется моя драгоценная супруга в высшей степени пространно и метафорично. Иногда мне даже нравится, не скрою, но для получения конкретной информации этот способ совершенно не годится.
Впрочем, нет. На «во-первых» Юлькина смертельная обида не тянет. Все-таки во-первых — совершенно необъяснимая паника на работе. Дошло до того, что у меня потребовали отчет и объяснения, впервые за мою долгую
