href="ch1-33.xhtml#id670" class="a">
600
В. С. МИРОЛЮБОВУ
Около 18 апреля [1 мая] 1912, Капри.
Дорогой Виктор Сергеевич!
Посылаю рукопись Вранова, обратите внимание на рассказы «Джанета», «Артист» и «Ремесло нищих». Мне кажется, в журнал их можно бы пустить мелким шрифтом, как «Очерки русско-парижской жизни» — два последних.
Вместе с Сургучевым идет мой «Случай из жизни Макара», — Вы уже, вероятно, получили корректуру этого
рассказа из Питера или получите. Сказано, чтоб Вам выслали, ибо рассказ я послал туда в черновике, ввиду спешности.
Дайте возможно скорее ответ о стихах Яшнова.
Будьте здоровы.
После 25 апреля [8 мая] 1912, Капри.
Дорогой В[иктор] С[ергеевич]!
Посылаю адрес для «Сибир[ской] жизни», пошлите им скорей.
Стихи Блока переданы Пятницкому, он их и вернет Вам. Мне они показались пустыми. У Яшнова, несмотря на «плечи Ра», были стихи интересней. «Детский — немецкий» тоже не ахти как остроумно, умалчивая о том, что «немецкий» — неверно, а «сахарные ножки» — совсем уж ерунда.
Рукопись Туркина у Пят[ницкого]; я согласен с Вами и прошу его послать рукопись Вам.
Несмотря на неоднократные мои просьбы, Чернов не возвратил мне книги, взятые у меня. Это — странно. Мне особенно нужна книга Разумника «О смысле жизни». Похлопочите. Столь курьезное отношение отбивает охоту давать книги.
Всего доброго.
30 апреля [13 мая] 1912, Капри.
Многоуважаемый Семен Афанасьевич!
Мне очень неловко перед Вами, но — я не могу исполнить желание Ваше, ибо задача, которую Вы ставите мне, отняла бы у меня слишком много времени.
Мне было бы трудно составить перечень книг и рассказов, переведенных на иностранные языки, ибо я не следил и не слежу за этим. Еще труднее перечислить рецензии и статьи обо мне — я не собирал и не собираю их.
Могу указать, что в Сызрани в 911 году издан «Библиографический листок», частью посвященный перечню книг и статей обо мне.
Недавно С. Я. Елпатьевский привез мне из Алжира перевод «Исповеди» на арабском языке; я очень сомневаюсь, что это «Исповедь», хотя С. Я. говорит, что книгу ему дал сам переводчик и указал, что это именно «Исповедь».
В прошлом году английская пресса посвятила несколько статей пьесе «На дне», впервые поставленной в Лондоне, Джордж Кальдерон читал публичную лекцию о моей «драматургии», потом напечатал статью о «Вассе Железновой» в «Quarterly Review».
Кое-какие сведения обо мне имеются у В. Е Чешихина-Ветринского. Очень сомневаюсь, чтобы эти указания имели значение для Вас, и боюсь, что Вас раздражит недостаток точности в них.
Вы меня извините, дорогой Семен Афанасьевич, — Вы всегда были так любезны в отношении ко мне!
Желание Ваше, чтобы я написал о моих «литературных и общественных переживаниях, которые имели особенное значение в моей жизни», — тоже не могу исполнить. Не думаю, чтобы это было интересно, да и неловко говорить о себе в то время, когда и так уж современное писательское «я» раздулось в литературе нашей серою тучей и совершенно закрывает и социальные горизонты и бытовой пейзаж.
Сердечно желаю Вам всего доброго.
13-V.
912. Capri.
Дорогой Иван Алексеевич!
Так как газеты платят мне по 100 р. за «сказку», я считаю, что Вы должны мне сто рублей.
Очень прошу Вас послать эти деньги Евдокии Яковлевне Шабашевой, в слободу Карпенково, Острогорского уез[да], Воронежской губ. Эти деньги пойдут одной каторжанке, почти умирающей от истощения, и я весьма просил бы Вас — будьте добры, поторопитесь послать их!
Желаю всего доброго.
20 мая [2 июня] 1912, Капри.
Встретите здесь хороших ребят, Александр Иванович. Рыбину поймаем!
Боябез здесь лучше — как бомба!
Жму руку.
23 мая [5 июня] 1912, Капри.
Получил чудесное письмо Ваше, Михаил Михаилович, — немножко грустно стало, ведь я тоже и привык к Вам и полюбил Вас очень. Не соберетесь ли опять сюда? Здесь так хорошо стало.
Рыба — не помогает, она и манит, да я не иду. Сижу и сочиняю разное. Теперь вот занят «Интернациональной лигою» — попыткой всемирной организации всех людей духа, устройством чего-то вроде планетарного парламента. Основная идея Лиги — дана Вильгельмом Оствальдом в его статье «Всемирный ум», он же, Оствальд, и Демель с ним составили «воззвание», — вероятно, оно будет напечатано в «Запр[осах] жизни».
Около месяца прожил здесь у меня, в Вашей комнате — Сургучев. Читали Вы «Губернатора»? Скажите, как понравилось. Хорошие задатки у автора, мне думается.
«Заветы» — весьма огорчили меня, и я с ними больше не танцую. Так что — ограничимся одним па.
Эх, «русичи, солнцевы дети», неуклюжий народ.
В «Укр[аинскую] жизнь» напишу что-то, подхожу тихонько к одной теме, но не знаю, одолею ли ее.
Что Вы все к гуцулам ездите, али мы их хуже?
Обидно. Двигайтесь сюда, будете жариться на солнце.
Должен прервать письмо — хочется отправить сегодня, а уже скоро — час.
Кланяюсь Вашим всем. М[ария] Ф[едоровна] тоже.
Крепко жму Вашу руку, будьте здоровы.
Адрес Бунина: Москва, Столовый переулок, д. Муромцева.
23 мая [5 июня] 1912, Капри.
Сердечно благодарен за хлопоты и заботы о нуждишках моих книжных, крепко жму Вашу руку, будучи весьма тронут любезным Вашим отношением ко мне.
Буслаева я имею всего, статья его о «Горе-злочастье» мне известна, — это не то, что нужно для моих целей.
Странное дело: века народ русский поет и плачет о Доле, века тщится одолеть Судьбу и подчиняется ей, побежденный, а наши фольклористы по сей день не дали сборника «Песен о Доле», и нет книги «Национальное представление славян о Доле и Судьбе» или — какой-то иной заголовок.
Надобно бы нам заняться изучением корней психики и мироощущения народа-то нашего!
Еще раз — спасибо Вам!