знал хорошо, не пропустил ни одной репетиции и старался на репетициях изо всех сил. Но где-то глубоко внутри него засвербела вдруг какая-то малая толика неуверенности и беспокойства, как случается перед прыжком в реку с незнакомого берега.
На сцену вышел Анатолий Евгеньевич со своим перламутровым аккордеоном. Сверху Петрову были видны только голова Анатолия Евгеньевича, кисти рук на клавишах аккордеона и носки ботинок учителя пения – все остальное скрывалось за огромным инструментом. «Человек-оркестр», – мелькнула в голове у Петрова прочитанная где-то фраза. Анатолий Евгеньевич сыграл несколько тактов вступления и кивнул головой, дав сигнал для солиста. Петров глубоко вдохнул и прыгнул в реку.
«Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом
Вся Советская земля.
Холодок бежит за ворот,
Шум на улицах сильней.
С добрым утром, милый город,
Сердце Родины моей!», – старательно и звонко пел он.
«Кипучая,
Могучая,
Никем непобедимая
Страна моя,
Москва моя, –
Ты самая любимая!», – подхватил хор.
Второй куплет почему-то не пришел сам собой, и память услужливо подставила что-то тоже хорошо знакомое и близкое по размеру. Петров не успел даже запаниковать, как уже пел:
«По долинам и по взгорьям
Шла дивизия вперед,
Чтобы с боем взять Приморье,
Белой Армии оплот.
Наливалися знамена
Кумачом последних ран.
Шли лихие эскадроны
Приамурских партизан».
«Кипучая,
Могучая,
Никем непобедимая
Страна моя,
Москва моя, –
Ты самая любимая!», – как и положено гнул свою линию хор.
Петров заметил краем глаза, как побелели на аккордеоне костяшки пальцев Анатолия Евгеньевича. Роза Александровна в правой кулисе еще кивала головой в такт песне, но выражение ее лица уже стало меняться.
Продолжения «Марша Дальневосточных партизан» память Петрова почему-то опять не подставила ему в нужный момент, а подставила другое, что-то еще более знакомое и родное:
«Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя,
То, как зверь она завоет,
То заплачет, как дитя», – звонко пел, зажмурившись, Петров.
А дальше опять из первого оригинального куплета:
«Холодок бежит за ворот,
Шум на улицах сильней.
С добрым утром, милый город,
Сердце Родины моей!»
«Кипучая,
Могучая,
Никем непобедимая
Страна моя,
Москва моя, –
Ты самая любимая!», – хор знал свое дело.
Роза Александровна металась за сценой между кулисами и наконец-то дала занавес. Хор испуганно рассыпался как горох и укатился в кулисы. В зале, отсеченном занавесом, громко аплодировали – похоже песня всем понравилась.
– Ну ты даешь, Петров. Что случилось? – только и смог сказать Анатолий Евгеньевич, вспотевший от переживаний и тяжелого инструмента.
Валька и сам не понял, что случилось.
– Берег незнакомый, Анатолий Евгеньевич, – пытался объяснить свои переживания Петров.
– Какой берег, Петров? Что ты несешь, – устало сказал Анатолий Евгеньевич. – Ладно, потом обсудим, иди домой.
Вечером Валька долго не смог уснуть, переживая происшедшее.
– Мам, можно я попою, – решил он прибегнуть к проверенному снотворному средству.
– Конечно, – ответила мать и услышала через минуту знакомую песню с немного странными, как ей показалось, словами:
«Из-за острова на стрежень,
Вихри снежные крутя,
Выплывают расписные
Стены Древнего Кремля.
На передней Стенька Разин,
Обнявшись, сидит с княжной.
То, как зверь она завоет,
То заплачет, как дитя.
Кипучая,
Могучая,
Никем непобеди…», – уснул Петров на середине слова.
Декабрь. Физкультура
В школьном спортзале было холодно, несмотря на то что толстые трубы батарей вдоль стен исправно работали. Огромные, почти в два этажа окна старого здания сифонили, похоже было, что в последний раз их утепляли очень давно. А может и вообще никогда не утепляли. На жалобы физруков на сквозняки из окон завхоз отшучивался в том смысле, что если на физкультуре бегать и прыгать, то и не замерзнешь, а вот если сидеть на одном месте, то да, может быть неуютно. Так ведь зима, кому сейчас уютно.
Завуч ставила физкультуру в расписание последним уроком, чтобы учителя не жаловались, что «ученики опаздывают на следующий урок, потому что не успевают переодеться, а потом сидят потные и перевозбуждённые и долго не могут войти в ритм урока».
– В одну шеренгу по росту становись, – скомандовал физрук Юрий Николаевич в начале урока, показав рукой направление шеренги. Через пару минут после небольшой толкотни 5-й «Б» построился в одну шеренгу.
– По порядку номеров рассчитайсь.
– Первый, второй, третий… девятый, десятый… восемнадцатый, расчет закончен, – бойко отрапортовала самая маленькая Завьялова.
В классе насчитывалось 24 человека, но на физкультуру ходили не все. Кто-то был освобожден от физкультуры по причине хилого здоровья, кто-то сегодня отсутствовал в школе по причине болезни, а кто-то просто «отсутствовал без уважительной причины», так официально звучало обычное «прогуливал». На расчете Петров стоял в середине строя. Он мечтал поскорее вырасти, чтобы переместиться поближе к началу. Вряд ли, конечно, он обгонит дылду Рыбина, но быть вторым было бы здорово. Первые двое в строю набирают себе команды на игры и по умолчанию являются капитанами. Эта традиция, родившаяся когда-то во дворовых играх, почему-то перекочевала на урок физкультуры. «Скоро уже меня Ковалева по росту догонит», – сетовал про себя Петров. Все в классе подрастали с разной скоростью и каждый новый учебный год почти все места в строю обновлялись другими школьниками. Неизменным на первом месте оставался только Рыбин.
Юрий Николаевич отметил в журнале отсутствующих и вдруг увидел, что Петров стоит в строю в носках.
– Петров, что случилось, где твои кеды? – скорее удивленно, чем строго спросил Юрий Николаевич.
– Забыл дома сменку. Торопился утром, вот и забыл, – ответил Петров, стараясь не вдаваться в объяснения. На самом деле он проспал сегодня. Мать ушла на работу рано утром, еще когда он спал и, проснувшись, и поняв, что он опаздывает, Валька метался по квартире, запихивая в портфель все, что, казалось, могло пригодиться сегодня в школе. Кеды просто-напросто не попались ему под руку.
– Как же ты будешь в носках в пионербол играть? – иронично спросил Юрий Николаевич.
– Не знаю. А что сегодня пионербол? А пионербол – это вообще для девчонок, что там такого сложного играть? – нашелся Петров. Мальчишки захихикали.
«Шустрый малец», – подумал Юрий Николаевич.
– Белла Александровна с вами сегодня повторит правила игры после разминки, а потом будете играть в несколько команд навылет, – обратился он к классу. – А ты, Петров, будешь со мной работать сегодня индивидуально, в качестве наказания, – полушутя-полусерьезно добавил физрук. – Пойдем-ка со мной в тренерскую.
Всем было любопытно, что же придумал для Петрова физрук, но Белла Александровна начала разминку.
Громким названием «тренерская» называлась небольшая пристройка к спортзалу, где стоял учительский стол и хранились спортивные снаряды. На полу громоздились похожие на тыквы набивные мячи, на стене слева весели на крюках пузатые сетки с волейбольными и баскетбольными мячами, в углу пылились блины от штанги, на которых стоял кокон скрученной волейбольной сетки, придавленный грифом. На стенке справа была смонтирована стойка для лыж и лыжных палок, рядом стояла большая картонная коробка с лыжными ботинками. Пахло пылью, резиной, старыми ботинками и еще чем-то химическим. «Наверное, лыжная мазь», – подумал Петров.
– Подбери себе лыжи, – сказал Юрий Николаевич, – поможешь мне набить лыжню.
Накануне выпал снег, и Юрий Николаевич хотел проложить новую лыжню вокруг прудов. Одному было не очень удобно, надо было нести сумку с флажками
