- Вижу, что не поняла. Объяснил бы тебе, да что-то очень уж устал, поспать бы немного...
- Не послать ли за доктором? - спросила панна Изабелла, вставая.
- Боже упаси! - воскликнул пан Томаш и замахал руками. - Только начни водиться с докторами - и сразу отправишься на тот свет...
Панна Изабелла не настаивала; она поцеловала отца в руку и в лоб и, глубоко задумавшись, пошла к себе в будуар.
От тревоги, терзавшей ее все эти дни по поводу торгов, не осталось и следа. Оказывается, у них еще есть десять тысяч рублей в год и тридцать тысяч наличными! Значит, они поедут на Парижскую выставку, потом, может быть, в Швейцарию, а на зиму - опять в Париж. Нет! На зиму они вернутся в Варшаву и снова будут принимать у себя. А если найдется какой-нибудь состоятельный претендент, не старый и не противный (как барон или предводитель... бр-р!), не выскочка и не глупец (впрочем, пусть даже и глупец - в их кругу умен один только Охоцкий, да и тот чудак!)... если найдется такой человек, она наконец решится...
"Ну и хорош же папа со своим Вокульским! - подумала панна Изабелла, расхаживая взад и вперед по будуару. - Вокульский - мой опекун!.. Вокульский может быть ценным советчиком, поверенным, наконец распорядителем состояния, но звание моего опекуна может носить только князь, кстати он нам и родня и старый друг нашего семейства..."
Сложив руки на груди, она продолжала ходить взад и вперед по комнате и вдруг призадумалась: почему отец так расчувствовался сегодня по поводу Вокульского? Какой же колдовской силой обладает этот человек, покоривший всех людей ее круга и, наконец, завоевавший последнюю точку опоры - отца!.. Ее отец, пан Томаш Ленцкий, не проронивший ни слезинки со дня смерти матери, сегодня расплакался!..
"Надо все же признать, что у Вокульского доброе сердце, - сказала она себе. - Росси не остался бы так доволен Варшавой, если бы не чуткость Вокульского. Ну, а моим опекуном ему все равно не бывать, даже в случае несчастия... Состоянием, пожалуйста, пусть управляет, но опекуном!.. Нет, видно, отец уж очень ослаб, если ему приходят на ум подобные комбинации..."
Около шести часов вечера панна Изабелла, сидя в гостиной, услышала в прихожей звонок, а потом раздраженный голос Миколая:
- Говорил я вам - завтра приходите, барин сегодня болен.
- А что делать, если барин, когда у него есть деньги, болеет, а когда здоров, так у него нет денег? - ответил чей-то голос с легким еврейским акцентом.
В ту же минуту в прихожей зашелестело женское платье, и послышался голос панны Флорентины:
- Тише! Бога ради, тише! Приходите завтра, пан Шпигельман, вы же знаете, что деньги есть...
- Вот потому я и прихожу сегодня уже в третий раз, а то завтра придут другие, и я опять буду дожидаться...
Кровь ударила в голову панне Изабелле. Не совсем сознавая, что делает, она бросилась в прихожую.
- Что это значит? - обратилась она к панне Флорентине.
Миколай пожал плечами и на цыпочках пошел в кухню.
- Это я, ваша милость... Давид Шпигельман, - ответил низенький человечек с черной бородой и в черных очках. - Я к графу, у меня к нему маленькое дельце...
- Белла, дорогая... - начала панна Флорентина, пытаясь увести молодую девушку.
Но панна Изабелла вырвалась и, заметив, что в отцовском кабинете никого нет, велела Шпигельману войти туда.
- Одумайся, Белла, что ты делаешь? - унимала ее панна Флорентина.
- Я хочу наконец узнать правду, - ответила панна Изабелла.
Она закрыла дверь кабинета, села и, глядя на очки Шпигельмана, спросила:
- Какое у вас дело к отцу?
- Очень извиняюсь, графиня, - ответил тот, кланяясь, - у меня совсем маленькое дело. Я только хочу получить свои деньги.
- Сколько?
- Ну, рублей восемьсот наберется...
- Завтра получите.
- Извиняюсь, графиня, но... я уже полгода каждую неделю слышу, что завтра, и не вижу ни процентов, ни капитала.
У панны Изабеллы перехватило дыхание и сжалось сердце. Но она тут же овладела собой.
- Вам известно, что мой отец получил тридцать тысяч рублей... Кроме того (она сама не знала, зачем это говорит), мы будем получать десять тысяч в год... Сами понимаете, что ваша незначительная сумма не может пропасть...
- Откуда десять? - спросил еврей и развязно поглядел на нее.
- Как это - откуда? - с возмущением повторила она. - Проценты с нашего капитала.
- С тридцати тысяч? - недоверчиво усмехнулся еврей, решив, что его хотят провести.
- Да.
- Очень извиняюсь, графиня, - иронически возразил Шпигельман, - я уже давно делаю комбинации с деньгами, но о таком проценте никогда не слыхал. На свои тридцать тысяч граф может получить тысячи три, да и то под очень ненадежную закладную. Впрочем, мне что! Мое дело - получить деньги. А то завтра придут другие, и опять они окажутся лучше Давида Шпигельмана, а если остальное граф отдаст под проценты, мне придется еще год дожидаться...
Панна Изабелла вскочила с кресла.
- Так ручаюсь же вам, что завтра вы получите все сполна! - вскричала она, глядя на него с презрением.
- Честное слово? - спросил еврей, втайне любуясь ее красотой.
- Даю слово, что завтра всем вам будет уплачено... Всем, и до последней копейки!
Еврей поклонился до земли и, пятясь к двери, вышел из кабинета.
- Посмотрим, как графиня сдержит свое слово! - бросил он, уходя.
Старый Миколай был в прихожей и с такой грацией распахнул дверь перед Шпигельманом, что тот уже с лестницы крикнул:
- Что это вдруг с таким фасоном, пан камердинер?
Панна Изабелла, побледнев от гнева, бросилась в спальню отца. Напрасно панна Флорентина пыталась ее удержать.
- Не надо, Белла, - говорила она, умоляюще складывая руки, - отцу так нездоровится...
- Я поручилась этому человеку, что все долги будут выплачены, и они должны быть выплачены... Хотя бы нам пришлось отказаться от поездки в Париж.
Пан Томаш, без сюртука и в домашних туфлях, медленно расхаживал по комнате, когда вошла дочь. Она заметила, что вид у отца очень плохой, плечи у него опустились, седые усы повисли, даже глаза были полузакрыты и весь он как-то по-стариковски ссутулился. Эти наблюдения хотя и не дали ей вспылить, но не удержали от делового объяснения.
- Извини, Белла, что я в таком неглиже... Что случилось?
- Ничего, отец, - ответила она, сдерживаясь. - Приходил какой-то еврей...
- Ах, наверное, опять Шпигельман... Донимает он меня, как комар летом! - воскликнул пан Томаш, хватаясь за голову. - Пусть придет завтра...
- То-то и есть, что придет... и он... и остальные...
- Хорошо... очень хорошо... я уж давно собирался расплатиться с ними... Ох, слава богу, хоть чуточку посвежело...
Панну Изабеллу поразило спокойствие отца и его болезненный вид. Ей показалось, что за сегодняшнее утро он постарел на несколько лет. Она присела на стул и спросила с деланной небрежностью:
- А много ты им должен, папа?
- Да нет... пустяки... тысячи две-три.
- Это те векселя, о которых тетка говорила, что кто-то их скупил в марте?
Пан Ленцкий остановился посреди комнаты.
- Вот так так! - воскликнул он, щелкнув пальцами. - О них-то я совершенно забыл...
- Значит, у нас долгов больше, чем две-три тысячи?
- Да, да... немного больше... Думаю, что тысяч пять или шесть... Я попрошу Вокульского, он все уладит...
Панна Изабелла невольно вздрогнула.
- Шпигельман сказал, - продолжала она, помолчав, - что с нашего капитала нельзя получить десять тысяч процентами. Самое большее - три тысячи, да и то под ненадежную закладную.
- Он прав. Под закладную - нельзя, но торговля - дело другое. Торговля может дать и тридцать на тридцать... Однако... откуда Шпигельман знает о наших процентах? - спохватился пан Томаш.
- Я нечаянно проговорилась... - покраснев, объяснила панна Изабелла.
- Жаль, что ты сказала ему... очень жаль! О таких вещах лучше не говорить.
- Разве в этом есть что-нибудь предосудительное? - испуганно пролепетала она.
- Предосудительное? Ну, бог ты мой, конечно нет... Но все же лучше, чтобы люди не знали ни размера, ни источника наших доходов... Барон, да и сам предводитель не прослыли бы миллионерами и филантропами, если б были известны все их секреты...
- Почему же, отец?
- Ты еще дитя, - говорил пан Томаш, смешавшись, - ты идеалистка, так что... тебя это могло бы оттолкнуть... Но ведь ты умная девушка, Белла. Видишь ли: барон ведет общие дела с какими-то ростовщиками, а состояние предводителя выросло главным образом благодаря удачным пожарам, ну и... отчасти торговле скотом во время севастопольской кампании...
- Так вот каковы мои женихи! - прошептала панна Изабелла.
- Это ничего не значит, Белла! У них есть деньги и большой кредит, а это главное, - успокаивал ее пан Томаш.
Панна Изабелла тряхнула головой, словно отгоняя докучные мысли.
- Значит, мы в Париж не поедем...
- Почему, дитя мое, почему?
- Если ты заплатишь пять или шесть тысяч ростовщикам...
- Об этом не беспокойся. Я попрошу Вокульского раздобыть для меня ссуду под шесть-семь процентов, и мы будем выплачивать четыреста рублей в год. А у нас с тобой десять тысяч...
