- Разумеется! - подтвердил пан Томаш. - Неужели ты не понимаешь таких простых вещей? Человек он, может быть, неплохой, но... купец всегда остается купцом!
В прихожей раздался громкий звонок.
- Наверное, это он. Я, папа, уйду и оставлю вас вдвоем.
Панна Изабелла вышла, но в прихожей увидела не Вокульского, а трех ростовщиков, громко препиравшихся с Миколаем и панной Флорентиной. Она убежала в гостиную, чуть не сказав вслух: "Боже! почему его так долго нет!"
В сердце ее бушевали противоречивые чуства. Она поддакивала отцу, однако понимала, что все это неправда, что Вокульский на покупке дома не наживается, а теряет и что делает он это для того, чтобы спасти их. Но, признавая это, она его ненавидела.
- Подлый! Подлый! - повторяла она. - Как он смел...
Между тем в прихожей разыгрался форменный скандал между ростовщиками и панной Флорентиной. Они заявили, что не двинутся с места, пока не получат денег, потому что барышня вчера дала честное слово... А когда Миколай отворил перед ними дверь на лестницу, они и вовсе разошлись:
- Разбой! Мошенничество! Деньги ваши господа брать умеют, и тогда ты для них "дорогой пан Давид!" А теперь...
- Это что такое? - раздался вдруг чей-то голос.
Ростовщики притихли.
- Что это значит?.. Вы что тут делаете, пан Шпигельман?
Панна Изабелла узнала голос Вокульского.
- Я ничего... Очень извиняюсь, ваша милость... Мы тут по делу к его сиятельству... - оправдывался уже совсем другим тоном только что шумевший Шпигельман.
- Господа велели нам сегодня прийти за деньгами, - объяснил другой ростовщик.
- Барышня вчера дала честное слово, что сегодня нам заплатят все до копейки...
- И заплатят, - прервал Вокульский. - Я являюсь уполномоченным пана Ленцкого и сегодня в шесть часов оплачу ваши счета у себя в конторе.
- Не к спеху... Зачем вашей милости так торопиться! - возразил Шпигельман.
- Прошу в шесть зайти ко мне, а ты, Миколай, никаких просителей здесь не принимай, когда барин болен.
- Понял, ваша милость! Барин ждет вас у себя в спальне, - отвечал Миколай, а когда Вокульский вышел, выпроводил ростовщиков за дверь, приговаривая: - Вон отсюда, паршивцы! Вон!
- Ну, ну! Чего вы так сердитесь? - бормотали растерявшиеся ростовщики.
Пан Томаш взволнованно поздоровался с Вокульским, руки его слегка дрожали, голова тряслась.
- Вот видите, что делают эти евреи... негодники... Лезут в квартиру... пугают мою дочь...
- Я велел им в шесть часов прийти ко мне в контору и, если позволите, расплачусь с ними. Это большая сумма?
- Пустяки... и говорить не о чем. Всего пять-шесть тысяч рублей...
- Пять-шесть? - повторил Вокульский. - Все этим троим?
- Нет. Им я должен тысячи две, может немножко больше... Но, видите ли, пан Станислав (это целая история!), в марте кто-то скупил мои старые векселя, кто - не знаю; все же на всякий случай следует приготовиться.
У Вокульского прояснилось лицо.
- Будем оплачивать векселя по мере их предъявления. Сегодня разделаемся с этими кредиторами. Значит, им вы должны тысячи две-три?
- Да, да... Однако посудите, как неудачно! Вы выплачиваете мне за полгода пять тысяч... деньги при вас, пан Станислав?
- Разумеется.
- Премного благодарен; однако как неудачно: как раз когда я с Беллой... и с вами собираюсь ехать в Париж, евреи урывают у меня две тысячи! Конечно, в Париж уже ехать не удастся.
- Почему? Я покрою недостачу, и вы смело можете ехать, не трогая процентов.
- Бесценный вы мой! - вскричал пан Томаш, бросаясь ему в объятия. Видите ли, дорогой, - прибавил он, успокоившись, - я как раз думал: не можете ли вы достать где-нибудь для меня ссуду, чтобы расплатиться с ростовщиками... примерно под семь, шесть процентов?
Вокульского позабавила наивность пана Томаша в финансовых делах.
- Разумеется, - ответил он с невольной улыбкой. - Разумеется, вы получите ссуду. Отдадим этим евреям тысячи три, а вы заплатите процентов... ну, сколько?
- Семь... шесть...
- Хорошо, вы будете выплачивать сто восемьдесят рублей в год, а капитал останется цел.
Пан Томаш опять (в который уже раз!) заморгал веками и прослезился.
- Славный... благородный человек! - воскликнул он, обнимая Вокульского. - Бог мне послал вас...
- А вы думаете, я могу поступать иначе? - чуть слышно проговорил Вокульский.
В дверь постучали. Вошел Миколай и доложил о приходе докторов.
- Ага! Сестра все-таки прислала этих господ. Боже мой! Никогда в жизни я не лечился, а сейчас... Прошу вас, пан Станислав, пройдите теперь к Белле... Миколай, доложи барышне, что пан Вокульский пришел.
"Вот моя-награда... жизнь моя!" - подумал Вокульский, следуя за Миколаем. В прихожей он столкнулся с докторами; оба оказались его знакомыми, и он горячо просил их повнимательней заняться паном Томашем.
В гостиной его ждала панна Изабелла. Она слегка побледнела, но от этого была еще прекраснее. Вокульский поздоровался с нею и оживленно заговорил:
- Я очень счастлив, что вам понравился венок для Росси.
Он запнулся. Его поразило странное выражение ее лица: панна Изабелла глядела на него с недоумением, словно видела его впервые в жизни.
С минуту оба молчали; наконец панна Изабелла, стряхивая пылинку с серого платья, спросила:
- Ведь это вы, сударь, купили наш дом? - И, прищурив глаза, пристально посмотрела на него.
Вокульский был застигнут врасплох и в первое мгновение растерялся. Он вдруг потерял способность соображать и то бледнел, то краснел, но наконец, овладев собой, глухо произнес:
- Да, я купил.
- Зачем же вы подставили вместо себя еврея?
- Зачем? - повторил Вокульский, глядя на нее с детской робостью. Зачем? Видите ли, сударыня, я купец... а если б стало известно, что я вкладываю капитал в недвижимость, это могло бы подорвать мой кредит...
- Вы уже давно интересуетесь нашими делами. Кажется, в апреле... да, в апреле вы приобрели наш сервиз? - продолжала она тем же тоном.
Этот тон отрезвил Вокульского. Он поднял голову и сухо ответил:
- Вы можете в любую минуту получить свой сервиз обратно.
Теперь панна Изабелла опустила глаза. Заметив это, Вокульский опять смутился.
- Зачем же вы это сделали? - тихо спросила она. - Зачем вы так... преследуете нас?
Казалось, она сейчас расплачется. Вокульский потерял всякое самообладание.
- Я вас преследую! - сказал он изменившимся голосом. - Да найдете ли вы слугу... нет, пса... преданнее меня? Уже два года я думаю только о том, как бы устранить с вашего пути все препятствия...
В прихожей раздался звонок. Панна Изабелла вздрогнула. Вокульский умолк.
Миколай отворил дверь гостиной и доложил:
- Пан Старский.
На пороге показался мужчина среднего роста, стройный, смуглый, с небольшими бакенбардами, усиками и еле заметной плешью. Лицо его имело выражение веселое и насмешливое. Еще издали он воскликнул:
- Как я рад, кузиночка, что снова вижу вас!
Панна Изабелла молча подала ему руку; яркий румянец залил ее щеки, а глаза исполнились неги.
Вокульский отошел к столику, стоявшему у стены. Панна Изабелла представила их друг другу.
- Пан... Вокульский, пан Старский.
Фамилия Вокульского была произнесена таким тоном, что Старский счел нужным лишь кивнуть ему и, усевшись на некотором расстоянии, повернулся к нему боком. В свою очередь, Вокульский остался у своего столика и принялся разглядывать альбом.
- Я слышала, кузен, вы сейчас из Китая?
- Сейчас из Лондона, но мне все еще кажется, будто я на пароходе, отвечал Старский, заметно коверкая польскую речь.
Панна Изабелла перешла на английский.
- Надеюсь, на этот раз вы останетесь подольше в наших краях?
- Еще неизвестно, - также по-английски отвечал Старский. - А это что за господин? - спросил он, показав глазами на Вокульского.
- Поверенный моего отца... От чего же это зависит?
- Я думаю, вам, кузина, не следовало бы задавать этого вопроса, усмехнулся молодой человек. - Это зависит... зависит от щедрости моей бабки.
- Вот мило! Я надеялась услышать комплимент...
- Путешественники не говорят комплиментов, ибо они по опыту знают, что под любой географической широтой комплименты только дискредитируют мужчину в глазах женщины.
- Вы сделали это открытие в Китае?
- В Китае, в Японии и прежде всего в Европе.
- И вы собираетесь применять этот принцип в Польше?
- Попробую и, если позволите, кузина, начну с вас. Ведь нам, кажется, предстоит провести время в деревне. Не правда ли?
- По крайней мере таково желание тетки и папы. Однако мне не очень нравится ваше намерение проверять свои этнографические наблюдения.
- С моей стороны это было бы лишь справедливой местью.
- Значит, война?
- Уплата старых долгов нередко приводит к миру.
Вокульский так внимательно разглядывал альбом, что у него жилы вздулись на лбу.
- Уплата, но не месть, - возразила панна Изабелла.
- Это не месть, а лишь напоминание о том, что я - ваш давний кредитор, кузина.
