А чем занимаются интеллигентные тетеньки с в/о и без ч/ю, когда им нечего делать? О-о-о!
Никогда не забуду, как однажды, за минут пять до начала рабочего дня, ко мне вбежала ну очень интеллигентная дама приятной наружности – зам или зав в соседней организации. Пребывала моя визави в состоянии, как бы написали в старинном романе, крайней ажитации. И прямо с порога выпалила:
– Ты знаешь, Надьку в бетон закатали!
Пять минут до начала рабочего дня, коим предшествовали сорок минут в набитой до отказа маршрутке. Мои мыслительные способности незначительно превышают те, кои может продемонстрировать герань на подоконнике, – а она уже год с лишним думает только об одном: зачахнуть ей окончательно или продолжать безнадежно тянуться к свету. Окно кабинета выходит на теневую сторону; даже летом у меня такой подвальный холод, что можно картошку хранить. А Любка и подавно не испортится.
Судорожно припоминаю всех знакомых Надек. Не находится ни одной. То есть – абсолютно.
Несмело уточняю:
– Какую Надьку?
– Как это какую?! – не на шутку возмущается собеседница. – Ту Надьку, которую в бетон закатали!
Понимаю: надо как-то иначе поставить вопрос. Но как?
– Ну ты чего, не вникаешь? – догадливо предполагает радетельница о судьбе Надьки.
Сокрушенно качаю головой, чувствуя себя полной… геранью.
– Ты что, вчерашнюю серию не смотрела, что ли?! – негодует собеседница. – Там Надьку – в бетон! Представляешь?! Она ж теперь точно не выживет! А без нее дальше смотреть неинтересно.
Далее следует получасовой ликбез, главное место в котором отведено пересказу содержания предыдущих серий. Я слушаю о том, как донельзя интеллигентные научные работники, музыканты и прочие созидатели духовной культуры в свободное от созидания время противостоят отмороженным на всю голову русским мафиози. И меня охватывает тоска, сопоставимая разве что с воскресным предчувствием понедельника.
За это время на свое рабочее место успевает прошествовать мой директор. Дверь не закрывает. Он мужик простой. И нескрываемо любит сериалы. Ему тоже интересно послушать. А минуте на тридцать пятой возникает директор той конторы, где работает моя собеседница, носящий несколько длинноватое и тяжеловесное (но как нельзя лучше отражающее его внутреннюю сущность) прозвище Кот За Порог, Мыши В Пляс. Ну а ежели кот на порог…
Моей собеседнице резко взгрустнулось – и она мышкой юркнула к себе, копаться в счетах, сметах и прочей рутине. Но с той поры время от времени возникала с информсообщениями о том, что происходит на полях борьбы за умы и души российских телезрителей. Просвещала меня, горемычную, значит.
Так что, услыхав про топор, я подумала не о скучной старушке-процентщице, а о какой-нибудь современной Сонечке Мармеладовой. И ждала привычного: «Ыыы, без нее дальше смотреть совсем скучно!»
Но услыхала совсем иное:
– У, алкашня проклятая! Поубивала бы! Всю ночь бухали, а у меня гипертония. И ведь по-человечески говорить с ними без толку! Пришлось вот так вот…
Топором?! Да-а, есть женщины в русских селеньях…
– …а что мне еще оставалось делать? Не будет скамейки, может, перестанут ходить квасить!
Можете считать меня жестокой, но именно на этой патетической ноте мне резко поплохело, именно после этой фразы. Алкашей у нас много. А скамейка возле подъезда – одна. Была. Я уж молчу про женскую логику. Я давно уже про нее скорбно молчу… Хотя в данном случае как раз таки есть, что сказать. Достаточно пронаблюдать, как с тех самых пор ежевечерне вереница бабушек и тетушек с персональными креслицами, стульчиками и скамеечками тянется из подъезда во двор. А алкаши… чего алкашам-то? Они и на травке расположиться не брезгуют. Ибо постигли одну из величайших мудростей: важен не внешний антураж, а внутренний настрой. Хуже всего, наверное, мне. Всегда жалею нужные и полезные вещи, пострадавшие от руки человеческой, направляемой минутным импульсом. Поэтому выбор – стукнуть оппонента по физиономии или стукнуть тарелкой об пол – для меня очевиден. Наверное, я тоже дитя бетонных джунглей.
Кстати, об эти самых джунглях. В то же утро, когда упокоилась несчастная скамейка, меня ждало еще одно яркое впечатление: на нашей улице открылся без особого шума и пышности детский центр, названный… правильно, «Джунгли». А у меня и слоган традиционно наготове: «Мы сделаем из ваших детей настоящих Маугли!»
Одна беда: говоря о законе джунглей, мы путаем его с законом курятника. А истинный закон джунглей, если мне не изменяет память, имел совсем иной смысл. Хороший. Человечный.
И никаких гвоздей… ой, то есть – топоров…
Хотя стоп! Они же некоторым реально для дела бывают нужны. Кашу там сварить или…
Но это уже совсем другая история.
Когда-то, в школьные годы, меня завораживало слово «менталитет», представлявшееся чуть ли не ключом от дверцы, за которой скрывается истина. Я набивала голову всякой полупонятной мне заумью в надежде, что со временем пойму все эти гипотезы и теории до последней запятой. Со временем… Да, со временем поняла… что все куда проще.
Сдается мне, наилучшее представление о национальном менталитете дают ситуации, которые громко было бы назвать жизненными, а вот житейскими – в самый раз.
Ну вот, например, яркое воспоминание детства.
Возле нашего дома – два тополя. Один из двух и в разгар лета – с какой-то ржавой, будто осенней, листвой, и каждый день с него валом валит в квартиры тополиная моль. Все окна давным-давно затянуты марлей в два слоя, но варенье у хозяек все равно непостижимым образом выходит с сомнительной добавкой. Правда, самогоном разборчивая тварь брезгует, так что мужикам особой печали нет. Тем не менее, энергичные тетки с лицами позднесоветских общественниц исхитряются выгнать мужиков на собрание перед домом и пытаются продавить решение: срубить тополь на фиг! (рубить-то всяко не им, не теткам, то есть). Митинг разгорается не на шутку. Мы, детвора, заняв места в партере, сиречь у окон, слушаем и внимаем. Мультики-то по телеку показывают по утрам, а вечером скучно. Мужики вяло отнекиваются: нормальных топоров, уверяют они, ни у кого в доме (всего-то сто квартир!) нет. Тетки искренне не понимают, что такое нормальные топоры. Зато они все поголовно отлично знают, что такое нормальные мужики. У нормального мужика топор быть должен… Ну, за елочкой, там, 31 декабря по-быстрому сгонять, тополь, который пакостит лето напролет, изничтожить…
Мужички тоже не лыком шиты, быстро меняют тактику: опасно это, такое большущее дерево своими силами того-с, а вдруг оно вздумает не на газон завалиться, а в противоположную сторону, аккурат на дом, стекла повышибает… и вообще… Тетки прибегают к запрещенным приемам: ну какие ж вы, блин, мужики, если маленькое деревце срубить не в состоянии?! К счастью мужичков, находится промеж них знаток законодательства, который доходчиво растолковывает собранию: самочинно изводить зловредное дерево никак нельзя, надо в зеленстрой звонить, они приедут и определят дальнейшую судьбу досаждающего жильцам зеленого насаждения.
На следующий день тетки начинают звонить в зеленстрой. Переговоры затягиваются на месяц. Но законопослушание все еще сильно даже в самых буйных головах.
Только по осени, когда моль повывелась сама собою, к дому прибыла машина зеленстроевцев. Аки тать в нощи. Сиречь – слегка за полдень, когда и тетки, и мужички были на работе (конфликтных бабушек, как это ни странно, на сто квартир оказалось еще меньше, чем нормальных топоров… а жаль). Покумекав с пару минут, зеленстроевцы потратили еще десять, чтобы уничтожить тополь. Соседний, претензий к коему ни у кого, вообще-то, не наблюдалось. Вечером тополь был оплакан, а зеленстроевцы (увы, заочно) обласканы изысканными матюками, причем в первом мужики не уступали теткам, а во втором – тетки мужикам.
Виновник всех этих треволнений продолжал служить сомнительным украшением нашего двора еще день-другой. В ближайшую же субботу мужички скооперировались и (откуда только инструмент нашелся-то?!) решили проблему радикально. В сердцах-то! Ни оконные стекла, ни буйные головушки не пострадали. То есть поводов для гордости было хоть отбавляй. Повод выпить тоже наблюдался. Все были довольны, а некоторые – даже счастливы.
Из того, что осталось от многострадального тополя, мужички собирались сделать лавочки. Но так далеко их энтузиазм, трудовое рвение и здоровый цинизм не зашли. Однако же в последующие несколько лет неплохо соображалось на троих и на поваленном, лишенном сучьев стволе.
Ну что к этому прибавить? Только традиционное: в этой истории, как в капле воды, нашел отражение национальный менталитет. Ленивые мы и боязливые. Но при этом – принципиальные, и ежели на принцип попрем, то спасайся, кто может. За это, наверное, и люблю нашего человека. А может, просто потому, что он – наш.
