– Взаимно, – ответил я. – Тебя еще не уволили?
– Нет. А ты, я смотрю, перешел на мужскую одежду. Где твоя розовая кофточка?
– Разонравилась, – ответил я. – Даша конфисковала. Окончательно и бесповоротно.
– Помню-помню, – кивнул официант, разглядывая Дашу. – Твоя девушка, да? А это, – он кивнул на Ярика, – твой парень?
– Чего? – не понял Ярик.
– Ничего, – ответил я, похлопав Ярика по плечу. – Мальчик шутит. Он здесь пообвыкся за последние месяцы, избавился от угрей и профессионально обнаглел.
– Я не люблю шуток, – Ярик сурово глянул на официанта. – У меня на них аллергия. Короче. Нам три порции коньяка. И три кофе. И побыстрей.
– Две, – молвила Даша.
– Что две?
– Две порции коньяка.
– Почему?
– Я не пью.
– Совсем, что ли?
– Совсем. И не курю, если тебя это интересует. Еще вопросы?
– Достаточно, Даша, – сказал я. – Остальное Ярика не касается.
– Что меня не касается? – не понял Ярик.
– Ничего тебя не касается, – отрезала Даша. – Знаете что, мальчики, я, пожалуй, пойду. А вы оставайтесь, пейте коньяк, празднуйте встречу армейских друзей.
Даша выразительно глянула на меня.
– Как хочешь, – пожал плечами я.
– Даже так?
– А как еще?
– Я что-то ничего не пойму, – проговорил Ярик.
– Тебе, Ярослав, и не надо ничего понимать, – процедила Даша. – Тебе к лицу непонимание. Всего хорошего.
Она поднялась из-за стола и направилась к выходу. В дверях оглянулась. Я с приветливым равнодушием помахал ей рукой.
– Так что будем заказывать? – напомнил о своем существовании официант.
– Два коньяка, – сказал я.
– А кофе?
– Кофе не надо.
Официант хмыкнул и удалился.
– Чего это она? – поинтересовался Ярик.
– Кто она? – рассеянно спросил я.
– Даша.
– Ничего. Ревнует.
– Ко мне?!
– Ко всем. И ко всему. И не только меня. Ревнует весь мир ко всему миру. Потому что не все его обожание достается ей одной.
– Ничего себе, – сказал Ярик. – И на черта ты с такой связался?
– Потому что я ее люблю. Дурак ты, Ярик.
– Да-а, – протянул Ярик, – странная штука любовь. Вот, помню, у меня…
– Извини, Ярик, – оборвал его я, – мне в туалет нужно.
Оставив Ярослава, я направился в уборную. Там я открыл кран с холодной водой, ополоснул лицо и глянул в зеркало.
– Все правильно, – сказал я своему отражению. – Королева… Статуя… Дура.
Когда я вернулся, на столе уже стояли два стакана с коньяком.
– Вовремя, – сказал я. – Ты по второй не заказывал?
– Нет, – удивился Ярик. – А надо было?
– Надо было. Чувствую, одной порции сегодня будет мало…
* * *
Около недели я и Даша не звонили друг другу. Было непонятно, что возьмет верх – моя привязанность к ней или ее потребность вызывать восхищение. Зато Ярик стал названивать мне чуть ли не ежедневно, предлагая прошвырнуться по городу в поисках свежей дичи.
– Нужна смена впечатлений, – менторским тоном пояснял он. – Это занимает ум…
– Под какие проценты? – интересовался я.
– Хорошо, чтоб не давать тебе повода остроумничать, выражусь проще: клин клином вышибают.
– Береги честь смолоду, а телегу зимой, – отзывался я.
– Так ты не хочешь поохотиться?
– Хочу.
Ярик оказался таким умелым охотником, что дичь, завидев его, разве что не бросалась врассыпную. Самой вежливой реакцией на его попытку познакомиться было короткое «отвали».
– Не мой день, – с благодушной улыбкой пожимал плечами Ярик, словно давал понять, будто за плечами у него столько прицельных выстрелов, что пара-тройка осечек в счет не идут.
– А какой твой день? – спрашивал я. – Тридцать второе сентября?
– Не смешно, – отвечал Ярик. – В одиночку я бы уже давно кого-нибудь подцепил. Твое присутствие отпугивает добычу.
– Не иначе, – кивал я.
– Я думаю, нужно сменить тактику, – продолжал разглагольствовать Ярик. – Что мы все по улице шляемся, как голодранцы. Будем кадрить в каком-нибудь шикарном кафе или в баре. Пусть видят, что у нас есть деньги. У тебя, кстати, деньги есть?
– Есть.
– Это хорошо, потому что у меня нету. Пошли в Пассаж.
На углу Крещатика и Пассажа было, как всегда, людно, с открытых террас кофеен по обе стороны переулка доносились, сливаясь в единый гул, голоса, звон стаканов и звяканье ложек о металлические вазочки с мороженым. Под одной из террас скромно приютился своего рода символ нового времени – первый в Киеве платный туалет. Желающих воспользоваться этим новшеством и оплатить свои потребности гривенником было не слишком много, поэтому между дверьми, помеченными буквами «М» и «Ж», стоял зазывала, молодой двухметровый детина расплывчатой наружности, и методично выкрикивал:
– Не проходим мимо! Платный туалет! Мальчики налево, девочки направо! Мальчики налево, девочки направо!
– Ты посмотри на него, – проговорил Ярик. – Бык, амбал. Ему бы в шахте работать, а не людей в туалеты заманивать.
– Подойдем? – предложил я.
Мне не столько приспичило воспользоваться местными услугами, сколько захотелось поговорить с зазывалой о тонкостях его профессии. Завидев наше скромное общество, детина оживился и направил всю мощь своего призыва в нашу сторону:
– Платный туалет! Не проходим мимо! Мальчики налево, девочки направо!
– А сам-то чего посредине стоишь? – спросил я у него. – До сих пор не определился?
Зазывала осекся.
– Зайдешь пописать – войду следом и определюсь, – буркнул он. После чего принялся выкрикивать по новой: – Не проходим мимо! Мальчики налево, девочки направо…
– Это что, – сказал мне Ярик. – Я вот, когда служил, был в увале в Москве, так там на фасаде одного платного туалета сразу три двери обнаружил. С табличками. На левой «М», на правой «Ж», а на средней «Администрация». Честно тебе скажу, не удивился. Я всегда подозревал, что за всякого рода администрациями водятся некоторые странности. Ну что, в кафешку?
– А смысл? – ответил я. – Тьма народу, не то что познакомиться – присесть негде. Поищем местечко поукромней.
Мы спустились в переход, пересекли многолюдную «Рулетку» с едва начинавшими в ту пору закипать на ней политическими страстями и углубились в одну из отходящих от нее лучами улиц. Внезапно Ярик остановился.
– Слушай, – сказал он, – я понял, в чем наша проблема.
– Ты в глобальном масштабе? – поинтересовался я. – В общечеловеческом?
– На такую ерунду у меня нет времени. Я конкретно о нас. Мы слишком похожи на остальных. Мы сливаемся с толпой. Нужна изюминка.
– Тебе, Ярик, нужен целый фунт изюма.
– Очень смешно. У меня, кажется, есть идея. Ты ведь в инязе учишься, английский преподаешь…
– Это карается законом?
– Помолчи. А что, если мы выдадим тебя за американца?
– В каком смысле «выдадим»? – не понял я. – Что это за извращенное сводничество?
– Ну то есть будем говорить, что ты – американец.
– Я – американец?
– Конечно. Типичный. А я – скромный переводчик при твоей особе, – смиренно добавил Ярик.
– Ты – переводчик? Ты хоть знаешь английский?
– В пределах средней школы.
– Я бы даже сказал – усредненной.
– Ах, да какая разница! Если что – ты немного говоришь по-русски. Правда, с жутким акцентом. Ты пойми, все девчонки обожают иностранцев. А уж американцев и вовсе считают то ли полубогами, то ли инопланетянами. А тут – нате вам – живой янки-дудль в натуральном виде. Как тебе идея?
– Идея, – сказал я, – настолько дурацкая, что определенно мне нравится.
– Отлично! – обрадовался Ярик. – Только надо будет сперва потренироваться на нейтральной территории, а там уж можно выходить на тропу войны.
– На нейтральной территории – это где?
– Да хоть здесь. – Ярик указал на маленький домик с мезонином, уютно расположившийся в переулке под шелковичным деревом. У входа в домик висела табличка на украинском языке: «Лiтературно-меморiальний будинок-музей Тараса Шевченка».
– Глупее ничего не мог придумать? – хмыкнул я.
– А что? Представляешь, заходим, а там сидит гарна украйиньска дивчина в сорочке-вышиванке, на голове венок с цветными ленточками…
– Ладно, – я махнул рукой, – пошли.
Гарной дивчины внутри музея не обнаружилось. Вместо нее в небольшом полутемном фойе сидела бабушка в расшитом цветами селянском платке, перед нею стояла большая расписная кружка с чаем, а в руках она держала лист бумаги, покрытый неряшливыми каракулями.
– Добрый день, – учтиво поздоровался Ярик.
Бабушка оторвалась от чтения и подняла на нас немного близорукие глаза.
– Hi! [57] – бодро произнес я, пытаясь изобразить голливудскую улыбку. Кажется, улыбка получилась не слишком ослепительной.
– Здрастуйтэ, – отозвалась бабушка. – То вы до музэю прыйшлы?
– Так, – важно ответил Ярик.
– А цей? – Бабушка кивнула на меня. – Я щось нэ зрозумила, що вин такэ сказав.
– Он поздоровался, – объяснил Ярик и, зачем-то понизив голос, добавил: – Он американец.
– Брэшешь, – сказала бабушка.
