– Не зуди. Сказали, будут – значит, будут. Наши обещаниями не бросаются. А если не прилетят, значит, случилось что-то серьезное. Но вероятность этого низкая.
– А как они нас найдут? Уже почти стемнело, а через десять минут нас не будет видно даже с короткого расстояния.
– На крайний случай у меня в чемодане лежит керосиновая лампа. Если увидим что-то похожее на летательный объект, сразу зажжём.
– Это хорошо.
Проходит время. На юго-восточном горизонте появляется движущаяся точка. Проглядевший все глаза Лабберт сразу замечает это движение.
– Смотри, – обращается он к задремавшему Борману.
– Что… где? А-а-а, вижу. Оно?
– Надеюсь.
Точка становится ярче.
– К нам летит прожектор? – спрашивает Борман. Честно говоря, он немного волнуется.
– Да, Мартин, авиационный.
– Нет, ну а что он так ярко светит?
– Откуда я знаю? Заткнись.
По мере приближения объекта, чуть впереди него по земле бежит свет прожектора, выхватывая из глубоких сумерек пятно диаметром метров в тридцать. И лесок, и усадьба, и пруд – всё на короткий миг освещается этим лучом. В темно-синем небе вырисовываются контуры диска. Он пролетает низко, но на некотором удалении. Поисковый луч проходит в сотне метров от Мартина и Лабберта. Они стоят в оцепенении, разинув рты.
– Зажигай свою керосинку! – Борман толкает Лабберта в бок.
– Да-да, конечно! – Тот раскрывает чемодан, и все его вещи случайно вываливаются. Достает керосиновую лампу, не обращая внимания, что она слегка мокрая, и поджигает фитиль. Но как-то сразу вспыхивает и сам чемодан, и лампа, и вещи. Лабберт пинком отшвыривает загоревшийся светильник, но от удара из бачка проливается еще больше керосина, и теперь всё, вместе с вещами и травой в радиусе трех метров, вспыхивает ярким пламенем.
– Это какая-то чертовщина!!! – кричит Лабберт, затаптывая огонь. Но Борман оттаскивает его за рукав.
– Успокойся, пусть горит. Пожар не остановить, а так они нас хоть заметят.
Дисколет пролетел довольно далеко и сейчас шарит лучом по окрестностям. Но внезапно прожектор гаснет, и тарелка резко идет на разворот. Режущий звук турбин становится сильнее. Огромная махина зависает над разгорающимся пожаром, раздувая и делая его сильнее. Неожиданно гул и давление воздуха исчезают. Диск быстро опускается на землю, издавая короткий шум перед самым касанием. Из люка выбегают двое. Они бегут в сторону пожара, неся в руках компактные баллоны огнетушителей. Несколько секунд – и огня нет.
– Это были все мои вещи! – сокрушается Лабберт.
– Когда мы бежали из Европы, у тебя вообще ничего не было! – Борман толкает Лабберта вперед.
– Да чхать! Когда я первый раз отправлялся в Антарктиду, мой архив тоже сгорел. Его подожгли какие-то твари, напавшие на моего адъютанта. – Он оглядывает остатки вещей, покрытые пеной, и поворачивается к Борману. – У меня судьба такая: вступать в будущее неотягощенным прошлым. Пойдем на корабль.
Люди с огнетушителями догоняют их и пробегают вперед.
– Ни здравствуй тебе, ни пока, – ворчит Борман, наступая на металлическую ступень и подтягиваясь за поручни.
– А чего ты хотел? Чтобы тебя с оркестром принимали?
Они проходят внутрь. Перед ними широкий холл, от которого вглубь корабля расходятся три луча широких коридоров. Один из них идет в центр, в конце его видна железная дверь, а два других, скругляясь, уходят в стороны. Лабберт прежде не видел такого большого дисколета. Видимо, этот образец построен уже без меня, думает он. Хотя, может, это корабль «антарктов»? Но в ту же минуту в мелких деталях интерьера он узнает руку немецкого инженера. В летательных аппаратах пришельцев таблички с планом эвакуации при аварии не вывешиваются.
Дверь центрального коридора открывается. Лабберт с Борманом устремляют всё внимание на того, кто из нее выйдет. Бойкий шаг молодого офицера, появившегося из-за двери, действует почти гипнотически, и Лабберт не сразу узнает в этом человеке своего помощника и доброго друга – Хорста Гоппа.
– Как я рад вас видеть! – Хорст крепко и быстро пожимает Борману руку и спешит обнять Лабберта. – Простите за такую вольность, но я по вам сильно соскучился.
– Я тоже.
– Давайте я возьму вещи, – предлагает Хорст, переключаясь на Бормана и его увесистый рюкзак.
– Нет, спасибо, я сам.
– Тогда идемте за мной, нужно поскорее занять места.
– Значит, с болтанкой при взлете так и не справились? – интересуется Лабберт. Затем поворачивается к Борману и поясняет: – Пока не пристегнёшься, подниматься в воздух попросту травмоопасно.
– С ней справились. Занять места нужно потому, что потом я буду занят, ведь я сам сижу за штурвалом.
– Ты выучился на пилота?
– В прошлом месяце сдал практические экзамены, – самодовольно кивает Хорст. – Теперь я летчик третьего класса. Но как налетаю тысячу часов – стану лётчиком второго.
– А первого? – интересуется Борман.
– Для этого нужно сто боевых часов. Думаю, у нас не скоро появятся такие мастера.
– Это мы еще посмотрим, – говорит Борман. – Вторая Мировая Война закончена, мир празднует победу. Но никто не знает, что мы для них приготовили. Так что не надо надеяться на долгую передышку. Возможно, скоро ты и получишь свой первый летный класс.
Борман не знает, как заблуждается. Представители немецкой нации будут хранить тайну своего существования целых 225 лет. Это время будет отдано развитию, технологическому прогрессу и закалке духа. И только спустя годы, им суждено будет выйти на свет, чтобы отстоять свое право на жизнь.
Германия. Ландсхут. 2015 год. Спустя два месяца после возвращенияЛотар живет у друга. Вечерами смотрит телевизор, ест бутерброды и пьет пиво. В первую неделю своего проживания он стал остро нуждаться в деньгах. Друг Макс жил на пособия, которые ему перечислял фонд бундесвера, и сам еле-еле сводил концы с концами. Тогда Лотар решил подыскать работу. А поскольку при нем не было никаких документов, шанс устроиться исчислялся сотой долей процента. На преступление он идти не хотел; хотя, видя его безвыходное положение, Макс все время обещал свести с «нужными людьми». Лотар посылал его подальше с этими предложениями и просматривал объявления о трудоустройстве, пока не нашел вакансию разборщика картонных упаковок на складе неподалеку.
Теперь с утра до вечера он сортирует коробки, ровно складывает, и горы хлама превращаются в стандартизированные квадратные тюки. Разумеется, при устройстве документы у него спросили, но он хорошо сыграл, сказав, что якобы их потерял и теперь ждет восстановления, а работа нужна позарез. Ему поверили и приняли. Теперь под вечер в кармане у него имеется двадцать евро. Он может позволить себе кое-какие продукты и пиво, на которое он, откровенно говоря, подсел. В прежние годы он не испытывал к этому напитку никаких чувств и от случая к случаю предпочитал что-нибудь покрепче. Но теперь, в связи с экономией денег, он может позволить себе лишь две-три бутылки самого дешевого пива у телевизора перед сном.
Макс каждую ночь пропадает в неизвестных местах и возвращается исключительно под утро. А зачастую не появляется сутки. Лотар прекрасно понимает, чем друг занимается ночами, но после той единственной нравоучительной беседы разговоров с ним не заводит. Он понимает: болтовня не поможет. Чтобы человек соскочил, должно произойти что-то серьезное.
Так проходят дни, наступает осень. Каждую минуту Лотар думает о жене и ребенке. Ко всему прочему, на эти мысли накладываются другие переживания. Он испытывает острую нехватку общения и глотает горечь обиды от того, что приходится носить проблемы в себе. Он часто вспоминает Иосифа и то странное приключение, которое так изменило жизнь. Временами, проделывая монотонную работу на картонном складе, он перестает верить, что все это действительно случилось в реальности. Нет, ему не думается, что это приснилось, таких ярких снов не бывает. Но и в рамки обычных жизненных воспоминаний никак не вписывается. Однако он быстро учится со всем этим жить и не тревожится. Есть все-таки один момент, сильнее прочего давящий на грудь: мысль о том, зачем стоило возвращаться, по сей день грызет изнутри. Время ловко подменило его кем-то другим, тем самым сделав изгоем. Жена его вспомнила, однако от этого не легче. Ведь он не может её даже навестить. Он вообще ничего не может. В этом мире, который он уже перестал считать своим, у него нет ни имени, ни документов, ни денег. Честно говоря, он много думал, каким способом можно связаться с Иосифом, чтобы вернуться обратно. Возникали разные идеи, но для воплощения, опять же, требовались денежные средства. А что в современном мире можно сделать с двадцатью евро?
Очередной вечер у телевизора подходит к концу. Пиво считай допито, а дурацкое телешоу близится к завершению. Сорвав пробку с последней бутылки и выставив таймер выключения телевизора на пятнадцать минут, Лотар натягивает на себя простыню.
