Что ж, похоже, что это был почти честный ответ. Я прокомментировал его так: «Видишь ли, Уля, как показывает большинство жизненных ситуаций, до конца расслабиться, довериться – опасно. Как говорится, доверяйте, но не доверяйтесь. Но если всегда быть самим по себе, всегда „держать ухо востро“, как это делаешь ты, то останешься в одиночестве с этим самым ухом. С самого начала я был абсолютно откровенен и по-настоящему тобой увлечен. Но это было не взаимно. Я тебе нужен только „на данном этапе“, как инструмент для регулярного секса и необременительного общения. Меня это не устраивает. Секса и общения могу иметь с женщинами сколько угодно, и для этого даже не нужно ехать на Тверскую. Нельзя по-настоящему „обустроить свою жизнь“ без взаимной любви. Можно создать формальную семью, родить зачем-то ребенка и т. д., но ведь ты через это уже проходила (и я тоже). Так неужели этот опыт ничему тебя не научил? Тебе нужен я или печать в паспорте? Я привязался к тебе очень сильно. Но это не значит, что я согласен довольствоваться почетным предпоследним местом в перечне твоих развлечений. По-видимому, женщины не способны любить мужчин. Детей они могут любить, а с мужчинами – только тр@хаются, да и то кое-как».
Она тут же написала следующее: «Я к тебе за это время тоже привязалась; скучала, когда мы расставались, часто думала о тебе. У меня даже появилось ощущение стабильности и обустроенности. Я не чувствовала себя одинокой и никому не нужной. Мне было хорошо с тобой. Если тебе этого недостаточно и всё это ты можешь получить не доходя до Тверской, то за тебя можно только порадоваться…».
Осенью Уля съездила на короткий отдых в Египет. И примчалась ко мне в Биогавань сразу же в день возвращения. Вскоре у меня развилось нечто, с чем ходят к урологу. Я написал Уле об этом. Она ничего не объяснила, но спросила: «Ты мне не доверяешь?». Я ответил, что доверяю, в том смысле, что по-другому отношений не представляю, ибо доверие укрепляет верность. Но на самом-то деле меня стали одолевать сомнения. Ведь такая инфекция не могла взяться ниоткуда.
Я сел за стол и стал размышлять. Для прояснения мыслей прибегнул к винорябиновке. Когда она закончилась, взял штопор и открыл новую бутылку вина. Штопор – спиральный ключ к вратам земного рая. С каждой рюмкой ситуация становилась ясней и ясней. Смелый расположился под столом, у моих ног. «Вот, С-смелый, ч-что т-такое любовь! И ч-что жизнь д-делает, с ч-человеком, когда он как с-слепой!», – риторически воскликнул я, добравшись до третьей стадии. Размышления о жизни обычно характеризуют не столько самого человека, сколько дозу принятого им алкоголя. «Хозяин! Если бы я стал прокурором, то смертную казнь требовал бы только за два преступления: мужчинам – за измену родине, женщинам – за измену мужчине. Гав-гав!», – пролаял Смелый. «Об-балдеть! Ты ч-чего это – всю ж-жизнь м-молчал, а под с-старость вдруг з-заговорил, да еще аф-форизмами?!», – удивился я. И тут же с испуга протрезвел. «Вот я кручусь-верчусь с утра до вечера, а ты, Смелый, лежишь целыми днями, бездельничаешь. Спрашивается: у кого из нас собачья жизнь?», – строго-трезвенно задал я ему прямой вопрос. Он мудро промолчал.
Я взял карандаш, вывел на бумаге большими буквами «УЛЬЧИК» и, в перерывах между рюмочными «дин-дин», стал записывать все накопившиеся странные факты и фактики. Вот какой получился перечень (корректура утренняя, на трезвую голову):
Работает в грязных финансах. Завела дома крысу в клетке, а свою собаку отдала чужим людям. Читает чернуху, смотрит порнуху. Зачем-то прочла мне вслух фрагмент какой-то книги, где женщина любит одного, а спит с другим. Ближайшая подружка – дебилка с клиторально-вагинальным мышлением. Мужа – хорошего мужика – бросила. Жила с любовником; были и другие. Когда любовник ушел из жизни, даже не поинтересовалась – как и почему. Очень скрытная. Не обращается ко мне ласково или хотя бы по имени. Не знакомит со своей мамой, хотя та живет рядом. Обзавелась мобильником; ей звонят поздно вечером и даже ночью, при этом уходит, закрывает дверь. Купила стринги и уехала отдыхать в Египет; там за ней ухаживал мужчина; дала ему повод прийти ночью, а когда пришел, якобы сказала «уходи» (однако на «ты»). Кокетничает с соседом; он подвозит ее на машине и делает подарки. Мои подарки игнорирует: свитер даже не примерила, вазочку сунула под клетку с крысой. Хорошо зарабатывает, но всё время жадничает; даже кормит меня у себя дома только тем, что принесу. Ночует у каких-то подруг, а они у нее. Приезжает ко мне не на все выходные, а только на одну ночь. В кровать залезает прямо в брюках и свитере; спасибо, что не в сапогах. Установила на компьютере чат; девиз в чате: «Секс, ложь и интернет». Дважды заразила меня легкой венерической инфекцией, якобы «ниоткуда». Итог: картина нелицеприятная. Вывод: Ты, Кешенька, действительно дурак в расцвете сил. А мальчиком-то был умненьким. Как говорится, дураками не рождаются, но становятся.
Перечень я отослал Уле. Факты в нем были, что называется, железные. Однако я не был уверен в правильности своей интерпретации этих фактов. Мне хотелось получить от любимой хоть какое-то опровержение своих ужасных мыслей. Как говорится, когда огонь любви уже погас, слезы текут из-за дыма ревности. Кажется, старею, подумал я. Ведь известно, что своих женщин по-настоящему ревнуют только пожилые; молодые ревнуют чужих. Уля не отвечала три дня, а потом прислала только одну фразочку: «Ты меня разоблачил, „хи-хи“».
У моего брата Вовчика, как у многих рабочих, много лет стоящих у станка, начали болеть ноги. Возможно, играло роль обильное курение, по пачке в день. Идти к врачу он никак не хотел. Того, кто не хочет лечиться, приходится считать неизлечимо больным. Неизлечимые больные – те, кто утратили вкус к жизни.
Вовчик нашел простое лечение: водку. Она снимала боль. Раньше он выпивал с приятелями пару раз в неделю по бутылке-другой. А теперь стал глушить водку каждый день в неимоверных дозах. Ушел в загул, осунулся и почернел. Он словно демонстрировал собой тезис, что у человека для того две руки и две ноги, чтобы при случае он смог ходить на четвереньках. Алкаш – проспиртованный семейный вампир.
Вовчик вообще всегда вел разухабистый образ жизни: пил, курил, ходил на рыбалку, и снова пил. Глядя на него, я переживал, но пытался думать философски: «Масло не смешивается с водой, а табак с вином; но в теле человека всё это смешивается легко; значит, человек был создан для того, чтобы соединять несоединимое».
Однажды мне сообщили, что Вовчика нашли мертвым в близлежащей деревне, с бутылкой в руке. Сказали, что он с приятелями делил деньги; они даже передрались, а поделили и вместе на всё водку купили и перепились. Глотая слезы, я побежал туда. И вдруг гляжу: навстречу идет Вовчик! Живой! Оказалось, что слух был ложный: бутылочные знакомые перепутали его с другим алкашом.
Если выпить немного вина, оно растворяется в человеке, но если много, то человек растворяется в вине. Как-то раз Вовчик допился до чертиков. Шел по улице с собутыльниками и вдруг захотелось ему отлить. Так захотелось, аж невтерпеж. Стремглав побежал домой. Прибежал. Открывает дверь и – пулей в туалет. А там какая-то тетка стоит да еще в черном плаще с капюшоном. Вовчик обалдел с испуга и закричал: «Мам, а мам! Кто это у нас тут в сортире?». А мать ему из комнаты отвечает: «Да никого, сыночек, нет. Что ты выдумываешь?!». Вовчик, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, шагнул в туалет, взял тетку за руку, отвел в комнату, посадил на стул, а сам – бегом отливать. Возвращается, а на стуле никого нет. Спрашивает: «Мам, кого это я сюда на стул посадил? Где она?». Мать заплакала и запричитала: «Да никого тут не было! Ох, Вовочка, ой сыночек!». Тут Вовчик понял, кто это такая к нему приходила. И целый месяц капли в рот не брал. А потом осмелел и вновь принялся за старое.
«Не обязательно выпить всю водку, чтобы понять, что водка губит», – пытался я остановить его. Но он, кривя пьяный рот под рыжими усами, отвечал, что сам-сусам, и презрительно посылал меня в те места, куда весело отдыхающие трудящиеся обычно посылают трудовую интеллигенцию.
После очередного пьянства у Вовчика случился приступ панкреатита. Его увезла скорая помощь. Я пришел проведать его в больницу. Он лежал в хирургическом отделении, бледный, едва живой, с полузакрытыми глазами. Его лечили терапевтически, но очень интенсивно, поэтому ему стало получше. На операцию класть не стали. Я принес ему кефир и прочее, что разрешил врач. Вскоре брат начал вставать.
Как-то рано утром, не успев позавтракать, я снова побежал к брату. Проходя по больничному коридору, в котором вдоль стен на кроватях распластались больные (хирургия переполнена бомжами и алкашами), я подумал с жалостью: «Вот лежат несчастные, ждут помощи, надеются, хотят жить. А ведь и я рано или поздно тоже буду вот также где-нибудь лежать. Люди алчут богатства и власти, забывая, что главное сокровище, которым они обладают и перед которым блекнут жемчуга и бриллианты, это здоровье. Здоровье плюс склероз – вот что нужно человеку для полного счастья!».
