Ю. Слепухин одним из первых в нашей литературе обратился к ней и нашел такой поворот темы, которого еще не затрагивали другие авторы произведений, посвященных судьбам художников…
Французский художник Жерар Поль-Анри Бюиссонье, ставший на испано-аргентинский манер Херардо, покинул свою родину в смятении чувств. Он не нашел признания во Франции, не видел возможности завоевать зрителя, легко поддающегося капризам моды. Но Жерар, убежденный противник модернистских деформаций, стремился сохранить свою свободу, хотел писать исторические картины и городские виды, хотел показать на полотнах красоту людей и земли Франции. Он бежит за океан, надеясь, что свежий и неизбалованный аргентинский зритель поймет и оценит его поиски, его искреннее чувство. Так же когда-то бежал на тихоокеанские острова, ближе к естественным людям, соотечественник Жерара — Поль Гоген…
В романе показано, что Жерар — не просто эмигрант, стремящийся забыть о своем прошлом. Нет, оно всегда с ним. И не только картины парижских бульваров, тихие воды Сены, но и лучшие человеческие качества — честность, порядочность, чувство долга. Именно эти качества проявились в рядах тех, кто сражался с нацистскими полчищами. Жерар был одним из них.
Шаг за шагом прослеживает автор путь Жерара к трагической развязке. В романе убедительно показано, что причина гибели художника — не только жестокий шантаж и давление дельцов и негодяев. Это внешняя причина. Но есть и другая причина, о которой не следует умалчивать. Это слабость и неустойчивость самого Жерара, его внутренняя готовность к компромиссу, даже точнее — неумение, неспособность противостоять давлению. А эта неспособность определяется иллюзиями, которые заменяют у Жерара целостный взгляд на мир.
Нам глубоко симпатичен этот человек. Ю. Слепухин рисует его честным, умным, тонко чувствующим, отзывчивым. Недаром к нему тянутся совершенно разные люди. И Элен живет в его доме отнюдь не ради денег; и капризная, эгоцентричная Беатрис интуитивно чувствует в этом человеке глубину, самостоятельность, богатство духовного мира. Но все эти прекрасные качества, убеждает нас автор логикой художественной доказательности, совершенно недостаточны, если у человека нет осознанной идеи, ясного представления о том, что совершается в мире и каково место человека в нем. У Жерара этого осмысленного понимания не было. И это, конечно, не вина его, а беда. Жерар был убежден, что художник абсолютно свободен в своем творчестве, что его личная человеческая и художническая честность сама по себе является лучшей гарантией этой свободы. Достаточно трезвый и точный в своих суждениях о различных направлениях в искусстве, последовательный в своей верности реализму, Жерар непоследователен в своих суждениях о месте личности в обществе. Несбыточная мечта о личной независимости в обществе, о свободе творчества застилает взор Жерара, не дает ему возможности верно оценить реальную действительность. Реалист в искусстве оказывается бессильным перед этой действительностью. Он бежал из Франции в Аргентину, он мог бежать из Аргентины в любую другую страну буржуазного мира, — итог был бы тем же. В этом смысле одна из ключевых сцен романа «У черты заката» — спор Жерара со своим садовником — коммунистом доном Луисом. «Человек хочет только одного, — в растерянности говорит Жерар, — немножко личного счастья и чтобы его оставили в покое». Но тут же сам вынужден признать, что «его в покое не оставляют». И характерно, что умный и тонкий Жерар свою позицию мнимой свободы индивида противопоставляет взглядам коммунистов, о которых он судит, повторяя обывательские выдумки, будто марксисты вообще не считаются с личностью, считают ее каплей в океане, пренебрегают ею как ничтожно малой величиной. Предрассудки эти, искусственно поддержанные теми, в чьих руках все рычаги общественного мнения, действительно застилают глаза многим честным интеллигентам западного мира. Жерару взволнованно и очень точно отвечает дон Луис, говоря, что человек — это не малая частица, «а то, ради чего мы и живем, и сидим по тюрьмам, и помираем когда приходится… Мы, по правде сказать, не очень-то умели говорить красивые слова о «правах личности», но говорить — это одно, а делать — это совсем другое».
Латиноамериканские коммунисты завоевали право на такие резкие суждения своей беззаветной борьбой за интересы народа. Именно коммунисты во всех странах, а не «либеральные говоруны», как их назвал дон Луис, — подлинные борцы за права и свободы личности. Эти права и свободы должны быть завоеваны не для одиночек, а для всего общества, освобожденного от буржуазного гнета. Но пока существует буржуазный мир, нет и не может быть той свободы личности, о которой мечтал Жерар.
Прозрение пришло к нему поздно — накануне смертного часа, когда уже не было выхода. Это прозрение продиктовало Жерару точные слова, обращенные к Беатрис в его последнем письме: «…нельзя быть посторонним наблюдателем… Когда общество переживает кризис, бездействие и предательство становятся равнозначными понятиями… Выключиться из жизни мы не имеем права… Как это нужно делать — я не знаю, поэтому я и гибну».
Ю. Слепухин убедительно воспроизвел взлеты, падение, прозрение художника, его трагическую судьбу. Судьба таких, как Жерар, — а их тысячи в буржуазном мире — еще и еще раз подтверждает неумолимую истинность гениальных ленинских суждений о том, что «…речи об абсолютной свободе одно лицемерие… Свободны ли вы от вашего буржуазного издателя, господин писатель? От вашей буржуазной публики, которая требует от вас порнографии в рамках и картинах… Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная… зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания».
В романе «У черты заката» Ю. Слепухин раскрывает механизм этой зависимости художника «от денежного мешка». Одним из первых в нашей литературе он прослеживает, в частности, как реализовалось буржуазное требование порнографии в практике коммерческого искусства. Ведь когда был написан роман — в конце 50-х годов — еще не было массового, так называемого порнобизнеса, то есть специальной сети «сексшопов» — магазинов порнографических книжек, специальных издательств, киностудий, выпускающих массовыми тиражами свою отравленную продукцию. Насаждение цинизма, превращение человеческих чувств в животные инстинкты, тотальное развращение подростков и юношей — таков реальный результат этого черного бизнеса, стремящегося подавить или переключить общественную активность молодежи. Но, чтобы порнобизнес функционировал, нужны исполнители — не только натурщицы и натурщики, но и актеры и актрисы, художники, режиссеры, писатели. Одной из первых жертв этой отвратительной индустрии и стал Жерар.
Колоритна в романе фигура торговца кожами Руффо — заказчика порнографической продукции. В нем сочетаются невежество торгаша, старческое сластолюбие, мещанское стремление «быть на уровне». Сегодня непонятный ему модернизм, завтра секс-картины — лишь бы казаться современным, знатоком и ценителем искусств.
Точно так же прозорливо Ю. Слепухин в своих романах, написанных два десятилетия тому назад, показывает сложный и противоречивый процесс развития молодежного движения — от стихийного протеста широкой и аморфной оппозиции до осознанной борьбы немногих.
Реальности латиноамериканской жизни порождают горючий материал для народных выступлений, для вспышек борьбы, принимающей подчас самый решительный вооруженный характер.
В романах Ю. Слепухина немало картин такого рода. Бесправие рабочих, произвол хозяев, их высокомерие, их провинциальный аристократизм, нежелание считать трудящихся, «плебеев», людьми — все это порождает глухую ненависть низов, подчас вырывающуюся наружу, заставляет наиболее чутких людей из среды интеллигенции — студентов, врачей, юристов — задумываться над смыслом происходящего. Сложность социально-политических коллизий в Аргентине усугублялась таким противоречивым явлением, как господство Перона и созданного им образа правления и образа мышления — так называемого хустисиализма, то есть «господства справедливости». На деле перонизм был сложным и противоречивым явлением, и в романах Ю. Слепухина эта сложность не обойдена. С одной стороны, жестокий режим подавления демократических свобод, коррупция и произвол верхов, но в то же время под флагом демократического лозунга корпоративного общества — расширение прав профсоюзов, оплаченные отпуска, некоторое ограничение частного капитала. Все это дезориентировало широкие слои оппозиции, которые, кроме коммунистов, так и не смогли определить своего четкого отношения к перонизму, «сводили с ним мелкие счеты», как говорит один из героев.
Но эта широкая оппозиция вовлекла в свою орбиту все лучшее, все честное, что есть в аргентинском обществе. Происходит непрерывный отбор — временные попутчики отсеиваются, идут на компромиссы с правящими верхами, остаются самые стойкие, мужественные, готовые до конца бороться за интересы народа.
