Шестаков и не подозревал, что бригадиры спят более чутко, чем рядовые монтажники. Сколько раз за ночь его ворочала с боку на бок бессонница, зачатая завтрашними заботами... Какую обещают погоду? В шесть утра будят позывные иркутского радио — начальные ноты песни «Славное море, священный Байкал». Мешали спать и грузовые машины. Автобаза располагалась рядом с общежитием.
В незашторенные окна бьют слепящие фары. Моторы ночь напролет стрекочут на малых оборотах. Водители спят вполглаза, часто выбегают во двор, опасаются, что мотор заглохнет и радиатор прикажет долго жить.
Иные водители предпочли бы ночной беготне сон в кабине. Но спать в кабине категорически запрещено — можно угореть насмерть. Диспетчер перед рейсом берет у шофера расписку: не спать при включенном моторе.
Уже не раз Шестаков недоумевал: почему у нас до сих пор нет грузового автомобиля с мотором воздушного охлаждения, какой установлен, к примеру, на чешских автомашинах «Татра». Спросил Погодаева, но тот не слишком силен в моторах, больше интересуется природоведением. Хорошо бы порасспросить Ромашко...
Сколько бессонных ночей ждет водителя на Севере! Подсчитать бы, сколько бензина расходуется зря, впустую тратятся моторесурсы. Страна у нас прохладная — Мурманск, Архангельск, Норильск, Братск, Якутск, Колыма. Слушают ли наши автомобильные конструкторы в своих научных институтах сводки погоды? Давно пора наладить выпуск автомашин «в северном исполнении». Когда звучит песня «ведь мы ребята, ведь мы ребята семидесятой широты», полезно помнить, что в числе этих ребят — тысячи и тысячи шоферов ледяных трасс.
Сквозь окно в предутренней полутьме Шестаков смутно видел контуры грузового фургона, стоявшего у подъезда. Светилась красная надпись «Люди» над кабиной водителя. Ветер вырывал искры из трубы над железной кровлей фургона, водитель уже раскочегарил «буржуйку». Чурки для нее лежат под скамейками, пассажиры подбрасывают их во время рейса.
Задняя дверца фургона на ходу закрыта, а в маленькое оконце, покрытое толстым слоем инея, ничего не видать; с трудом угадываешь, где сейчас едешь. Лишь когда слышен шум падающей воды да гулко громыхает товарный состав, идущий рядом, легко догадаться — едут через плотину.
Прошли денечки, когда бригада Шестакова с нетерпением ждала морозов, чтобы выйти на лед. Зима все туже завинчивала гайки. Ну а на верхотуре при любых морозах холоднее, чем на земле. Если вдобавок по монтажным высотам вольготно разгуливает ледовитый ветер — смерзаются ресницы, деревенеют губы и плевок летит ледышкой.
В такие дни осведомители и предсказатели погоды ошибаются на несколько градусов сверх своей ежедневной нормы. И с легкой руки Маркарова в их общежитии прижилась поговорка — «врет, как синоптик»...
Много хлопот было в те дни у Чернеги. Он, Нистратов и еще несколько монтажников очищали перед сваркой пескоструйными пистолетами стыки конструкций от ржавчины, окалины, грязи.
Все страдали от морозов, потому что на головах не ушанки, треухи, а стальные гермошлемы. И хотя под ними шерстяные подшлемники или вязаные шапочки — болели головы, коченели лица от близости стылой стали.
А работать без гермошлемов невозможно: облако густой кристаллической пыли быстро запорошит глаза, посечет лицо. Стекла очков мутнеют от ударов песчинок.
Вторая неприятность — очки гермошлема покрываются внутри изморозью от дыхания. Видимость можно назвать нулевой.
Третья неприятность — песок смерзается в камешки, крупные зерна, и его необходимо просушить над горном или на электрической печке. Только тогда песок не будет забивать дуло пескоструйного пистолета, стреляющего с силой до восьми атмосфер. После просушки песок насыпают на грохот и просеивают.
Чернега притащил старый вентилятор и установил возле грохота, учитывая направление ветра. Горячую пыль сдувало в сторонку, и она не летела в лицо.
Затем Чернега реконструировал грохот. Что за постыдное средневековье, в самом деле, трясти руками тяжеловесную проволочную сетку в раме! Он притащил от бетонщиков безработный вибратор, которым трамбуют, уплотняют бетон; все равно бетонировать в такие морозы без тепляков нельзя. Чернега включил вибратор, положил его на грохот, и грохот затрясся мягко, без рывков.
Теперь впору позаботиться о себе и о товарищах. Чернега протянул от компрессора длинную резиновую трубку, отрезок трубки скрыл под кучей раскаленного песка. Долго открывал-закрывал вентиль на трубке — регулировал расход теплого воздуха под слабым давлением. Рассчитать давление Чернега не умел, уповал на свою интуицию.
Осталось покумекать еще немного — как продеть трубку с теплым воздухом под гермошлем к затылку или к шее. Удалось и это, теперь можно вдыхать теплый чистый воздух, стекло изнутри не замерзает, лицо не коченеет.
По-видимому, Пасечник не терял из виду своих перелетных птиц, вылетевших из насиженного гнезда. Иначе как он прослышал бы в Приангарске о смекалистых ухищрениях Чернеги? Пасечник прислал в Братск начальника отдела изобретений треста Востсибстальмонтаж — пусть ознакомится с придумками Чернеги, его опыт пригодится при сильных морозах.
Пасечник давно интересовался такого рода рационализацией. В свое время он защитил диссертацию на тему «Малая механизация на высотной стройплощадке». Это Ирина не уставала тогда напоминать Пасечнику, что ему пора «остепениться», то есть получить ученую степень, помогала ему подготовиться, сдать кандидатский минимум...
В те дни Варежка перед рабочей сменой сторожко приглядывалась к покрытым инеем конструкциям — нет ли предательской трещины, способной вызвать аварию?
Ходит да поглядывает на кран, ходит да поглядывает.
Паспорт крана разрешает работать до минус сорока градусов. Но все-таки рискованно работать на подъемных механизмах и когда мороз подбирается к сорока.
Вчера, как рассказал Садырин, бульдозер ударил по сосенке, чтобы сковырнуть ее с дороги, а нож бульдозера — вдребезги!
— Сорок шесть градусов сегодня, — Садырин сделал страшные глаза.
— Сам видел градусник? — спросил Нистратов недоверчиво.
— Клянусь своей красотой!
— Видеть ты не мог, — поправил Маркаров. — Делений в нашем термометре не хватает. Спирт не срабатывает.
— А фантазия у него срабатывает, — поддел Чернега.
Морозы стали самой горячей темой разговоров в общежитии.
— Мы сами накликали эти морозы, спешили выйти на ангарский лед, — виновато сказал Михеич.
Несколько дней подряд бригада Шестакова на работу не выезжала — техника безопасности остановила все подъемные механизмы, объявили так называемые актированные дни. Кириченков проверил — да, заработная плата сохраняется полностью.
«С седыми усами, в ондатровой шапке», — дали в конторе приметы Михеича корреспонденту центральной газеты. Приезжий нашел Михеича не сразу. Его меховая шапка заиндевела от дыханья так, что ее можно было спутать с беличьей шапкой Чернеги. А что касается усов, то в такой мороз и молодежь вся седобородая, седоусая, седобровая.
Какое интервью может родиться при эдаких градусах? Говорить трудно, записывать и вовсе невозможно. Пусть корреспондент, если захочет, зайдет в общежитие в любой актированный день.
И вот сегодня Михеич, преисполненный достоинства, давал интервью.
— Как ваши люди одеты в лютые морозы?
— Зимой на монтажнике целый гардероб. Фланелевое белье, свитер потолще, ватные брюки, телогрейка, поверх брезентовая роба, ее ветер не так прошибает. На ногах шерстяные носки, портянки, валенки или унты. Под шапкой шлем с прорезями для глаз. Придумывают маски для карнавалов, а наша маска для верхотуры. Пригляд за молодыми при таких градусах строже. Недолго и обморозиться... Есть свой плюс у холода: тот, кто бездельничает, быстрее замерзает. Достается уроженцам теплого климата — хандрят-дрожат. Работал в соседней бригаде молодой Рахим, то ли из Коканда, то ли из Самарканда. Никак не мог совладать со своим организмом! «Прошу уволить по собственному желанию, ввиду погодных условий». Лучше, заявил, я в Нуреке на подсобных работах буду, чем здесь по пятому разряду. Демобилизовался с Севера, мы ему и слова плохого вдогонку не сказали. А есть южане — приспособились к климату не хуже сибиряков, прошли вентиляцию с морозом, как, например, наш Антидюринг... Или правильнее сказать, Маркаров.
Маркаров сидел за книгой и не откликнулся.
В актированные вечера чаще всего собирались в просторной комнате Погодаева, Маркарова и Садырина. Здесь можно было угоститься метеоновостями, баяном и горячим чаем, его аппетитно заваривал Погодаев. В те вечера, когда он отсутствовал, чай бывал не таким пахучим и вкусным.
К метеоновостям Погодаев отнес и случай, какой произошел в обсерватории. Прибористка вела наблюдения на открытой площадке, от дыхания окуляр покрылся корочкой льда, и ее длинные ресницы примерзли к стеклам. Рвать ресницы больно и жалко, позвала на помощь, и сотрудницы, сменяя друг дружку, дышали на окуляр, пока ресницы не оттаяли.
