Тогда все казалось заманчиво-загадочным, она с интересом отдавалась мысли — увидеть незнакомых людей на новом месте. В глубине сознания чувствовала, что не только Филарет и опасения оказаться в милиции толкнули ее на быстрый тайный отъезд. Она ждала от этого переезда чего-то необыкновенного, которое ворвется в ее жизнь там, куда увозил ее Филарет.
Но все обстоит проще и грубее… А теперь, что ей делать дальше? Поступить на работу? Ведь не из бездонного же кармана черпает средства на пропитание сестра Ирина.
Интересно Лушке знать: что передал сестре Ирине Филарет после того, как скрылся, относительно ее, Лушки? О том, что сестра Ирина получает все сведения о Филарете, Лушка догадывается, но на любопытные вопросы девушки та отвечает с кроткой, замкнутой улыбкой:
— Жив-здоров… Ты не любопытствуй много-то, все будет так, как того захочет всевышний.
Что ж, всевышний решил, вероятно, серьезным образом испытать долготерпение рабы своей Лукерьи: Филарета все нет, и она не знает, как ей быть дальше. И о Васильке нет-нет да и вспомнит временами она, и на сердце тяжесть налегает. Не хочется верить, что его нет в живых, но когда ясно ворвется эта мысль в сознание, ничего Лушке не мило. Как дико все случилось. И ей хочется бежать, бежать отсюда, бежать — неизвестно куда…
Сегодня сестра Ирина ушла куда-то еще с утра. Оставшись одна, Лушка долго смотрит в окно на клочок улицы, видневшейся сквозь пышные акации в палисаднике: на девушку опять навалилась хандра. Кое-где зелень уже подернулась желтизной: подкралась осень. Проходящие мимо окон шагают спешно, кутая от ветра руки. Плохо очутиться на улице надолго в такой легкой одежде, как у Лушки. И она вдруг ежится, подумав, что, не вернись в скором времени Филарет, в один из неожиданных моментов сестра Ирина спокойненько так, как совершенно чужому, незнакомому человеку, скажет с легким вздохом, кивая на дверь:
— Ну, сестра Лукерья, погостила, побездельничала — теперь и совесть надо иметь. Обстоятельства складываются так, что нам друг друга знать необязательно… Иди, милая, иди!
Словно в подтверждение ее мыслей, скрипит дверь. Лушка испуганно оглядывается. Зябко потирая покрасневшие пальцы рук, входит сестра Ирина и следом за нею — пожилой рыжеватый мужчина с быстрыми глазами, вмиг обежавшими комнату и впившимися в Лушку. Он даже не здоровается, а шагает навстречу вскочившей девушке, прилипчиво оглядывая ее фигуру. Потом также внезапно отворачивается и что-то тихо говорит сестре Ирине. Та пожимает плечами и кивает на вешалку:
— Раздевайся, — и устало замечает Лушке: — Гость у нас сегодня. Брат Иван из Шумихи… Собери-ка на стол, а я в магазин схожу. Торопились сюда добраться — не зашли…
Она уходит, оставив Лушку с этим быстроглазым, незнакомым мужчиной, к которому та сразу почувствовала инстинктивную неприязнь. Расставляя на столе тарелки, нарезая хлеб, все время ловит на себе его острый, жадный взгляд.
— Филаретова подружка? — неожиданно спрашивает он.
Лушка вспыхивает, пораженная его циничной бесцеремонностью.
— Хотя бы! — зло бросает она, избегая смотреть в скуластое толстогубое лицо брата Ивана.
— Так, так, осиротела, значит, — быстро говорит тот. — Скучаешь, небось, без него? Да ты не стесняйся, мне сестра Ирина все пересказала про вас…
Лушка изумленно замирает. Значит, сестра Ирина обо всем знает, но просто виду не подает? Нет, нет, тут что-то не так! Просто этот нахальный человек все перепутал…
— А о чем рассказывать-то? — с неприязнью смотрит Лушка в улыбающееся губастое лицо брата Ивана. — Вы просто ошиблись адресом.
— Ладно, ладно, — машет тот рукой. — Дружки мы с Филаретом. Да и с сестрой Ириной почти родня. Не резон скрывать нам друг от друга свои дела. Не бойся: чужой ли, свой ли кто другой — об этом не дознается под пытками.
Он умолкает, задумавшись о чем-то. Потом шумно зевает, сидит, пристально наблюдая за движениями Лушки, которая молча расщепляет на растопку лучину. Быстро и воровато глянув в окно на двор, брат Иван встает, но шагнуть к Лушке не успевает: дверь стукает, на пороге мелькает фигура сестры Ирины.
— Вовремя, — смеется брат Иван, ничуть не смутившись появления сестры Ирины. Та спокойно проходит к столу, выкладывает из сумки свертки.
За ужином брат Иван рассказывает скучные для Лушки истории из жизни своей общины, и она, не слушая его, думает о своем. Потом уходит, буркнув, что хочет спать. Сестра Ирина смотрит на нее неодобрительно, но ничего не говорит.
Они сидят за столом долго. Лушка сначала пытается уловить приглушенный разговор, но слышатся лишь обрывки фраз, и ей это надоедает. Она задремывает.
Просыпается Лушка в темноте от чьего-то легкого прикосновения к ноге. И вздрагивает: ей уже знакомо это ищущее, лихорадочное прикосновение ладоней к коленкам в тот памятный вечер в шалаше на огороде, когда она отдалась Филарету… Она рванулась, поняв, что на полати пробует взобраться брат Иван, и больно ударяется головой о потолок.
— Тише, — слышит хриплый голос у самого лица и со всей силы ударяет кулаком в темноте туда, где по ее расчетам голова брата Ивана.
— Я тебе дам — тише! — возмущается она, слушая, как с грохотом что-то падает. — Ишь, кобель брыластый, чего захотел… Вот позову сейчас сестру Ирину, она тебе покажет, как привязываться к людям.
Вспыхивает свет. В дверях спальной комнаты в одной рубашке стоит сестра Ирина. Встревоженный взгляд ее сменяется презрительной усмешкой, едва она видит приподнимающегося с пола брата Ивана. Тот улыбается, потирая ушибленную ногу.
— Понимаешь, хотел на голбце, рядом с полатями, устроиться, да в темноте ошибся малость, — виновато поясняет он. — Прохладно показалось на полу-то…
— Еще раз перепутаешь — не то получишь, — отзывается с полатей Лушка. — Распутству, что ли, тебя в секте-то учат? Я вот, кому следует, расскажу…
Эта мысль приходит в голову случайно. Слышала Лушка, что вроде бы у сектантов блуд под запретом находится. Остро блеснул взгляд сестры Ирины, устремленный на улыбающегося брата во Христе.
— Так, — хмуро кивает она и поднимает глаза к полатям: — Спи, Лукерья, сами разберемся. Идем, брат, откроем друг другу души, очистимся молитвой от помыслов греховных, бесовских… Идем, идем!
Пропустив в спальню брата Ивана, щелкает выключателем и плотно прикрывает за собою дверь. Там сразу же слышатся громкие голоса, но слов Лушка, как ни прислушивается, не может понять.
«И вправду у них за это строго, — с удовлетворением размышляет она. — Не зря и Филарет скрывает, что я ему уже почти что жена. Ждет, когда можно будет с этой монголкой своей разделаться, чтоб шуму не было».
Голоса в спальной комнате делаются тише, там гаснет полоска яркого света, и Лушка догадывается, что теперь сестра Ирина зажгла ночной свет, как
