иногда она делает, когда молится одна или с Филаретом.
Лушку охватывает любопытство: как и в чем будет каяться этот вислогубый брат Иван? И как станет открывать душу сестра Ирина? Прислушавшись, Лушка осторожно сползает с полатей на голбец, оттуда — на пол. Дверь в спальную не скрипит. Это Лушке известно. Можно чуточку приоткрыть ее и послушать покаяния брата и сестры во Христе.
Лушка тихо нажимает на дверь, ощупью проверяет, много ли она приоткрылась… Странно: свет в комнате вообще не горит. До слуха доносится прерывистый шепот, шумное дыхание.
— С молодой-то что — интересней? — с расстановкой шепчет сестра Ирина.
— Ладно тебе… — слышится в ответ недовольный торопливый шепот брата во Христе.
И Лушка все понимает.
Утром сестра Ирина выходит из спальни осунувшаяся, но с прежним ласковым взглядом. Она приветливо кивает занятой у печи Лушке:
— Здравствуй, сестра…
«Ишь ты, уже и сестрой я стала, — неприязненно косится Лушка, молчаливым кивком ответив на душевное приветствие сестры Ирины. — Этот вислогубый-то братец так всю ночь и спал в твоей комнате. Сейчас начнет глаза замазывать, почему он там остался…»
И действительно, сестра Ирина со вздохом говорит:
— Замерз, видно, наш брат Иван здесь на полу. Проснулась я с рассветом, а он сжался, лежит, ноги к голове подтянул. Да оно и ясно: осень на дворе, а истопили вчера плохо. Разбудила я его, отдала койку свою, а сама на полу в спаленке прикорнула.
Лушка, не удержавшись, дерзко смотрит в глаза сестры Ирины: зачем мне-то врешь? И та невольно отводит взгляд.
— Что же я стою, руки сложила? — встревоженно говорит она. — Воды-то ты еще не принесла? Давай, я схожу…
Она дважды сходила к водоразборной колонке за водой, вынесла корм свиньям, набросала курам зерна. Лицо ее, раскрасневшееся от легкого морозца, было однако по-прежнему пасмурным и задумчивым.
Наконец сестра Ирина на что-то решается. Она пристально смотрит на Лушку, занятую чисткой картофеля, и тихо окликает ее:
— Идем-ка на крылечко, сказать тебе кое-что надо…
В сенцах оборачивается, лицо ее оказывается в тени, и Лушка слышит негромкий подрагивающий голос:
— Ты, Лушенька… на брата-то Ивана не таи зла в сердце, один-одинешенек он, без бабы живет, ну и подговорил его бес-то к тебе сунуться. Ты уж молчи об этом, да и… обо всем другом молчи, что видела и знаешь, лучше будет так-то. Пользы от того, что расскажешь, ни тебе, ни другим…
Лушка молчит, поглядывая поверх головы сестры Ирины в раскрытую дверь сеней на чмокающих у корыта свиней.
— Слышишь, Лушенька? — спрашивает сестра Ирина.
— Слышу, — буркает Лушка. — Но пусть этот вислогубый наперед знает: полезет еще — что под руку подвернется, тем и хряпну. В ваши дела я не лезу, за них вы сами отвечаете, а за себя всегда постою…
— Ох-хо-хо, доченька, — коротко смеется сестра Ирина. — Не будь строга к людям, будь к себе безжалостна! Мужицкая-то ласка проходчива. Нам, женщинам, большого вреда от нее нет. А ему, мужику, — это в радость в горестные минуты. Памятуй всегда, что заботиться не о теле надо, а о душе, которая одна и нужна от нас, странников грешных, всевышнему…
— Не так сказано в священном писании, сами же читали, — сжимает в усмешке полные губы Лушка. — И Филарет не так говорил…
— Святой он, что ли, твой Филарет? — взрывается сестра Ирина. — Небось, не о душе твоей помышлял, когда за тебя цапался! Или я его хуже тебя знаю? Ладно, — уже спокойнее говорит она. — Слова и дела твои — в твоей воле… Но не забудь и о том, что нет иных путей у тебя, как жить в ладу с братьями и сестрами нашей общины. Мне злоязычного человека в доме не надо. Вот и выбирай…
Она кивает головой, проходит в дверь мимо Лушки, спокойная, уверенная в себе. Да, она здесь хозяйка. А Лушка живет на птичьих правах. Возвращаться домой? Нет, об этом нечего и думать. Филарет вернулся — снова пришлось скрываться. Ждут, конечно, и ее.
Лушка выходит на крыльцо и, поеживаясь, стоит там, наблюдая за кудахтающим и повизгивающим хозяйством сестры Ирины. Холодно… В такую пору даже зверье устраивает себе разные берлоги, норы и зимовья, а человеку и подавно нужно подумать о надвигающейся зиме. Видно, надо покориться сестре Ирине, не так уж многого она и требует.
Сестра Ирина выходит на крыльцо, неся ведро с помоями.
— Давайте, унесу, — говорит Лушка и, принимая ведро, буркает: — Ладно, ни о чем я никому не скажу, не мое это дело.
— Ну вот, я же знала, что ты поймешь! — ласково кивает сестра Ирина и бросает вдогонку: — Я в магазин! Ты разбуди брата Ивана, пусть встает, день уже на дворе-то.
Лушку передергивает, едва она мгновенно представляет, как станет будить того брыластого, но, помедлив, хмуро кивает сестре Ирине:
— Ладно, разбужу.
Сестра Ирина уходит. Лушка задумчиво стоит на крыльце, смотрит бессмысленно на захлопнувшиеся за сестрой Ириной ворота. Первая крупная неприятность здесь, в Корпино, действует на нее очень болезненно. Неожиданно в сознание вползает раскаянная мысль: зачем она здесь, к чему ей все эти люди — сестра Ирина, брат из Шумихи, другие сектанты? А Филарет… Да, только от него ждет она чего-то необычного, успокаивающего, но сейчас и это ожидание притупилось: не приходит Филарет, занятый только своими делами.
И вдруг возникло резкое желание — не медля ни минуты, сейчас же убежать из этого негостеприимного теперь дома, сесть на автобус и — к своим! К маме, к ребятам, к привычному домашнему окружению… Неужели не ждут ее они? И Вера с Кораблевым вспомнились. Интересно, что они там, в Корпино, рассказали, когда вернулись? Да, а Василька нет…
И опять горестно сдавливает сердце, и Лушка безвольно опускается на ступеньку, склонив голову и закрыв глаза.
Она слышит за спиной сухой кашель и вздрагивает. В дверях стоит в майке и трусах опухший после сна брат из Шумихи. Он почесывает волосатую грудь, широко и сладко зевает.
— Где Ирина-то?
— В магазин ушла, — вскакивает Лушка. — Вы умывайтесь, я сейчас на стол буду готовить.
Брат Иван подозрительно и остро смотрит на нее, потом усмехается:
— Ну, ну, давай… — помедлив, добавляет: — Дура ты была ночью-то, поняла?
Она не отвечает, молча проходит мимо него, сдерживая в себе желание надерзить ему.
«Не надо, не надо! — успокаивает себя. — Он же сегодня или завтра уедет, и все пойдет у нас в доме снова тихо и спокойно…»
И сквозь пофыркивание брата Ивана у умывальника улавливает, как стучит калитка. Это, наверное, возвращается сестра Ирина. Почему-то именно в этот момент Лушка вдруг думает:
«Может, все
