class="p1">Сообщение Филарета пугает ее. Она ждала, что со временем все утихнет, что след ее потеряется для всех, а, оказывается, положение стало еще хуже?
— Давай… уедем отсюда куда-нибудь, а? — робко говорит она. — Найдут ведь, у них люди для этого специальные есть.
— Не надо ехать, — мягко останавливает ее Филарет. — Спасение твое в одном: каждую свободную минуту познавай праведную жизнь Иисуса Христа — сына божьего, сына человеческого, и мы примем тебя к себе в сестры, сменим имя, чтобы грехи твои сатана искал на прежнем твоем обличье. А потеряет след сатана — и слуги его сатанинские в одежде милицейской будут в неведении.
Он шагает к ней и обнимает круглые Лушкины плечи.
— Ну, скучно без меня? — спрашивает тихо.
— Да… — устало склоняет голову Лушка.
— Ушлю я сейчас сестру Ирину куда-нибудь. Ты иди ложись пока на полати, вроде худо тебе от болезни стало… — и слегка отталкивает ее от себя, услышав громкий стук в сенцах. Это возвращается сестра Ирина.
Лушка послушно лезет на полати.
Первым об этом узнал вездесущий Мишенька. Он прибежал, запыхавшийся, из огорода и сообщил Татьяне Ивановне:
— Досок нам привезли. Хорошие новые!..
— Каких еще досок? — отмахивается мать. Она занялась сегодня стиркой, ей жарко в комнате, даже с сыном говорить не хочется.
— Хороших! — радостно смотрит на нее малыш. — Там, у огорода. Тот дядя Степан, который ходит к нам. И с ним еще два дяди. Велели тебя привести.
Похоже, что сын не шутит. Татьяна Ивановна вытирает пот с лица и рук, накидывает легкую блузку и шагает вслед за сыном.
Действительно, на досках, сваленных между огородом и озером, сидят и курят Степан Игнашов, Леня Кораблев и третий, незнакомый Татьяне Ивановне парень.
— Помощь пришла! — широко улыбается Леня Кораблев. — Заборчик решили перебрать. Малость староват он у вас.
— Как — забор?! — недоумевает Татьяна Ивановна. — Я же на шахту заявку не делала!
— А мы сами, — смеется Степан. — Договорились с ребятами, Вера выписала досок, а у нас сейчас время свободное.
— Но… но как же? — изумленно разводит руками Татьяна Ивановна. — Я же ничего…
— Знаете, — встает Леня и подходит ближе. — Если сказать без шуток, то это наша комсомольская помощь вам. Ребята решили шефство взять над вами, поскольку… Мужчин-то ведь у вас в семье нет? И потом, вы же нам крепко помогаете, а?
— Ну какая это помощь, — смущается Татьяна Ивановна. — Как же я с вами буду рассчитываться?
— Никаких плат! — поднимает руку Леня. — Если заикнетесь об этом, топоры и пилу в руки — и поминай как звали.
— Спасибо, ребята, — тихо растроганно говорит женщина. — Я просто и не знаю, как вас благодарить.
— Вот наш зачинщик, — весело кивает Леня на Степана. — Он это предложил. Мы бы и не заметили, какой у вашего огорода забор возле озера, а Степа все вынюхал… Подозрительная личность, не правда ли?
— Ну, замолол, — смущенно отворачивается Степан. — Давай-ка лучше начнем старый забор ломать. Можно, Татьяна Ивановна?
Та молча кивает головой, а сама думает, что с Кораблевым она может шутить, смеяться, а вот с этим неразговорчивым парнем шуток у нее не получается. Посмотрит он этак серьезно, пронизывающе и словно чем-то невеселым затронет душу. И о пустяках уже по скажешь ему, да и сам он длинные разговоры не ведет. Совсем особое сразу же установилось у Татьяны Ивановны к нему отношение. И жаль его — чувствует она, что неспроста так хмур он, знает, что в шутку, одним лишь словом, жалеть его нельзя: не примет он этого. А вот с Мишенькой они уже настоящие друзья. Тот уже и сейчас уселся рядом со своим дядей Степой, тихонечко трогает его топор: ждет, когда дядя даст и ему посильную работу.
«Холостой, видно, или с женой разошелся, — неожиданно думает Татьяна Ивановна. — Любит детей, а может, скучает по своим. Возраст-то у него — к тридцати, пожалуй, подходит…»
И подсознательно решает, что расспросит при случае у Веры о Степане. Зачем? Да просто любопытства ради. Интересно же, почему к нему так тянется Мишенька.
«Добрая, видно, душа у него, — размышляет женщина. — Вот и ребят сговорил забор поставить. Худой-то человек да самолюб на такое не решится».
— Ладно, ребята, вы начинайте, а я в магазин пойду сбегаю, — говорит она и опять замечает строгий взгляд Степана.
Тот поднимает ладонь:
— Никаких магазинов, Татьяна Ивановна. А если вам хочется угостить нас, так нам и на это комсомол выделил.
Достает из кармана брюк десятку, подает ее женщине, перехватив при этом изумленный взгляд Лени Кораблева.
— Нет, нет, — отступает Татьяна Ивановна. — Никаких денег я не возьму!
— Мы же не вам их даем, а чтобы вы нам по пути что-нибудь купили. Бутылочку красного, ну и закуски. Но чтобы сдачи не было, — смеется Степан.
А едва женщина скрывается в ограде, оборачивается и тихо говорит, предупреждая вопрос Лени:
— Все равно что-нибудь будет покупать, такая уж, видно, женщина. Так пусть и вправду думает, что нам на это выделили денег.
— Ну и жох ты, Степан, — качает головой Леня Кораблев. — Даже я было поверил, что деньги нам на выпивку да закуску выделили. Ладно, пятерку на свой счет принимаю. Ей, — кивает в сторону дома, — и так с ребятами расходов-то хватает. Ну, что ж, примемся? Время — деньги.
Дежурство в дружине еще не началось, а неприятность уже произошла, и Вера искоса смотрит на молча шагающего рядом Андрея.
— Ты не расстраивайся. Этого надо было ожидать…
Они идут по улице, чуть отстав от трех дружинников. Черемуховые заросли палисадника уже скрывают от глаз ворота Пименовых, откуда только что вышли все пятеро, но в ушах Андрея все еще слышится злой окрик Устиньи Семеновны: «Разгуливать направился? Жену и дом можно по боку? Смотри, догуляешься!»
— Это можно было ожидать, — задумчиво повторяет Вера. — Ты живешь по-своему, и Устинье Семеновне это не по душе. Кстати, Андрей, ключ от квартиры я взяла…
— Занимайте с Василием, — машет рукой Андрей. — Едва ли Люба решится в такой обстановке уйти от матери.
Вера отводит взгляд. «Как ты слеп, Андрей, думая, что отношения с Василием у нас — «к свадьбе». Знал бы, что днем сегодня произошло…»
— Не так это просто, — продолжает Андрей. — Иногда слышишь: бороться за свое счастье… А с кем бороться? Хорошо, я буду бороться с Устиньей Семеновной… Но в этой борьбе она, Люба, пожалуй, больше на стороне матери? Значит, и с нею мне нужно бороться?..
— Бороться надо за нее, а не с нею, — тихо говорит Вера. Андрей резко перебивает ее:
— Но мамашины-то привычки — это не