В третий раз прозвучал припев, и песня закончилась. Как только замолкли инструменты, публика заревела от восторга.
На наши песни в Нефтехимике всегда реагировали так, и не потому, что мы были лучшими, а потому, что мы были единственными. Больше никто в городе не играл ничего, подо что можно было от души оторваться.
– Спасибо! – заорал я. – Это была песня «Последний день», а теперь – «Менделеев-рок»!
Еще одна забойная песенка с мрачнющим текстом. Других я и не сочиняю. Моя самая первая, там даже мой тогдашний возраст указан.
Вот уже пятнадцать лет
Я, забыв про целый свет,
Проживаю в этом городе вонючем.
Вместо мозга – винегрет,
От врагов покоя нет,
А враги мои один другого круче.
Хочешь знать, как их зовут?
Медь, уран, цирконий, ртуть.
Бром, и хлор, и кадмий тоже
Разъедают мою кожу.
Калий, цезий и рубидий —
На меня они в обиде.
Плутоний, магний и свинец
Хотят приблизить мой конец…
В отведенные нам пять минут мы уложились и убежали со сцены. Я успел крикнуть: «Спасибо! „Аденома“ любит вас!» – но не думаю, что кто-то смог это расслышать сквозь чумовые аплодисменты.
– Да! Да! Да! – орал Хорек в гримерке, подпрыгивая, как на пружинах. – Ромка, дай пять!
– Да хоть десять! – Я сгреб его одной рукой, а счастливую Аню – другой и притиснул к себе. Я как будто провалился во времени на два года назад – последний раз мне было так же кайфово именно тогда.
– Анька, ну как?
– Все отлично, Плакса! – Аня дружески двинула мне кулаком в живот.
Одевшись, мы покинули гримерку. За сценой нас уже ждали. Никогда бы не подумал, что увижу на подобном мероприятии Криттера.
Свое прозвище самый известный панк Нефтехимика получил два года назад благодаря мне. Я как-то раз назвал его «зубастиком» – был такой фильм про инопланетных уродцев, по-английски он назывался «Critters». У Криттера зубы мелкие и острые, как гвоздики.
За два года, что прошли со времени последнего концерта «Аденомы», он совершенно не изменился: так и носил кожаную куртку с сотнями заклепок, «ирокез» из зацементированных лаком волосяных сосулек и все ту же футболку с Егором Летовым. (В таком виде он каждый день ходил в школу, иногда, чтоб нервишки пощекотать, – на дискотеки, и – что удивительно – был до сих пор жив и относительно здоров.) Он так и не вырос: его нос по-прежнему был на уровне моего солнечного сплетения. По моим подсчетам, ему должно быть около пятнадцати, и я сильно удивлюсь, если это ужасное дитя доживет хотя бы до двадцати. Знаю одно: в свои годы он уже перепробовал все горючие жидкости и лекарственные препараты, какие только у нас можно раздобыть. С саморазрушением Криттер даже не «на ты», а запанибрата. Как-то раз нанес себе на руки нечто вроде узора, вырезав обычным ножом от запястья до локтя на внешней стороне руки по десять одинаковых полосок и став похожим на тигра. Комплексов не имеет вообще. Однажды на перемене кто-то из одноклассников спросил его: «Слабо причиндал достать и потрясти? За два ботла пива». «Где пиво?» – с неподдельным интересом вопросил Криттер. «Вот оно». На свет Божий явились два вожделенных сосуда. «А вот причиндал», – ответил Криттер, расстегнув рваные брюки и проделав все требуемые манипуляции.
– Ты откуда здесь, Криттер? – спросил я.
Вопрос пришлось повторить дважды: Криттер туговат на ухо с тех пор, как ему в драке заехали по черепу шестигранником.
– Так, забрел… – Каждое слово он неторопливо выдавливал из себя с каким-то шипением. – Бабу одну выловить… А вы снова выступаете?
– Еще как выступаем! – охотно и с радостью подтвердил Хорек. – И чтобы всем рассказал!
Криттер кивнул.
За их спинами в конце коридора появилась она.
Моя елочка. Присцилла.
На ней было короткое зеленое пальтишко и серые джинсы. Она сделала несколько шагов в мою сторону и остановилась, приглашая подойти к ней.
Я тут же оставил Хорька и Аню на растерзание Криттеру, а сам устремился к той, ради кого затеял сегодняшнее выступление.
– Привет, Присцилла.
– Привет, Плакса, – отозвалась Присцилла. В ее улыбке была какая-то трогательная незащищенность, как будто она слегка меня побаивалась и надеялась обезоружить этой улыбкой.
– Спасибо, что пришла.
– Спасибо, что пригласил. Так вы все-таки воссоединились?
– Пока да, а там видно будет. Кстати, идея была твоя, – напомнил я.
– Неужели? – удивилась Присцилла.
– А ты разве не помнишь? – Я подшагнул к ней поближе.
– Смутно, – призналась Присцилла. – Надеюсь, я хоть не сильно развратничала тогда… Простишь?
– Сколько угодно.
Распахнулись двери зала. Концерт закончился, публику выгоняли из ДК, чтобы потом впустить обратно, но уже за наличные.
– Здесь сейчас дискотека начнется, поналезет всяких уродов. Пойдем! – Я взял Присциллу за руку и повел ее вверх по лестнице. Мы прошли на второй этаж, я запер металлическую дверь изнутри на задвижку. Вышли на галерею, тянувшуюся под потолком зала с колоннами, где проходили дискотеки.
Стена зала была украшена рисунком, изображавшим огромного, от пола до потолка, мутанта-тусовщика в пляжных шортах и футболке, с двумя головами, похожими на головы угрей. На каждой голове имелось по кепке. Из раскрытых ртов монстрика высовывались длинные раздвоенные змеиные языки. В одной лапе уродец держал мороженое, в другой – компакт-диск. Вокруг мутанта дугой ползла надпись: «ТУТ ВАМ НЕ ТАМ».
Чудовищный рисунок был выполнен придворным граффитистом «Звезды» по прозвищу Двухголовый. Кого бы он ни изображал: людей, животных, фантастических мутантов, – картинка получалась на загляденье, если не считать того странного обстоятельства, что по какой-то необъяснимой причине художник каждому подрисовывал вторую голову, точную копию первой. Рисунки Двухголового пользовались среди его друзей феноменальным успехом. Двухголовый то и дело получал заказы на выполнение чьего-либо портрета, всем хотелось увидеть себя с необычной точки зрения.
Мы перегнулись через перила, глядя вниз, на пустой танцпол.
– У меня еще не было друзей рок-звезд, – призналась она. – Ведь мы с тобой подружимся?
– Мы звезды своего болота, – ухмыльнулся я.
– Ну знаешь ли… В масштабах Нефтехимика это как если бы «битлы» воссоединились!
– А тебе нравятся «битлы»?
– Очень!
– Кто твой любимый?
– «Тихий битл». Джордж.
– Тоже любишь мистику?
– Я много чего люблю. Вы будете еще играть?
– Куда же мы денемся?
– Я помню, у вас раньше девчонка на подпевках была… – Судя по интонации, Присцилла собиралась ко мне подлизываться.
– Да, ей пришлось уйти.
– А вам новая вокалистка не нужна?
«А не тебя ли я искал все эти годы?» – думал я тем временем. Я ощущал, что Присцилла откровенно балдеет от меня. Впервые в моей жизни рядом была девушка, для которой я был идеалом. До этого меня лишь пытались подогнать под идеал, существовавший отдельно от меня: именно так вела себя и Кристина.
– Значит, ты смутно помнишь, что было тогда? – Я притянул Присциллу к себе и жарко поцеловал. – Напомнить?
Следующий поцелуй был более долгим. Присцилла обвила мою шею руками, мы целовались, пока губы не устали. Не знаю, сколько часов пролетело: мы выпали из времени.
Потом я спокойно обнял Присциллу, чуть-чуть покачивая и глядя в зал через ее плечо. Там, внизу, давно шла дискотека. В колонках бешено колотилось техно, сотня мечущихся в танце фигур отбрасывала на стену суматошные тени. Техно внезапно оборвалось. Видимо, диск-жокея в грубой форме попросили поставить что-нибудь веселое и массовое. После недолгой паузы запела Татьяна Буланова.
– Давай смажем отсюда, – предложила Присцилла. – Здесь слишком громко.
– Пойдем, – согласился я.
Мы свернули за угол и забрели в тупик. Коридор упирался в стену без окон с одной-единственной дверью, ведущей в кубовую – крохотную комнату с раковиной. В комнатке стояли пустые ведра, на трубах висели и отвратительно воняли хлоркой сохнущие тряпки.
– Все в порядке, давай за мной. – Я вошел в комнатку и обнаружил еще одну дверку, настолько маленькую, что пролезть в нее можно было только боком.
Узкий коридорчик вывел нас в темноту. Я долго обшаривал стены в поисках выключателя, а когда нашел, то оказалось, что мы на лестничной площадке.
– Пойдем.
Присцилла крепко держала меня за руку обеими ладошками.
Мы спустились на первый этаж: дверь была заперта. Лестница вела куда-то вниз.
– Гм, я и не знала, что в этом здании есть подвал… – пробормотала Присцилла.
Мы спустились еще ниже и попали в коридор – длинный, заваленный лыжами, санками, хоккейными клюшками и прочей спортивной дребеденью. Вдоль всего подвала под потолком тянулись водопроводные трубы.
Коридор был гораздо длиннее, чем само здание ДК.
– Ты знаешь эту легенду, да? – спросил я.
– Какую?
– Ходят слухи, что лет пятьдесят назад, после войны, когда еще никакого Нефтехимика даже в проекте не было, на том месте, где сейчас стоит Нефтехимик, построили подземный город на случай Третьей мировой. Говорят, что некоторые здания в Химике построены над колодцами, которые ведут прямо в этот город. Где-то там под нами огромные бункеры, забитые военной техникой, подземная железная дорога, жилые кварталы, водохранилище.
