И все-таки это было удивительно приятно.
— Ах ты, черт меня побери, — снова пробормотал он.
Может быть, Филипп уловил в его голосе эту нотку самодовольства.
— Мы были так признательны за эту помощь, — сказал он тихо, как всегда, но не без подтекста.
— Ну, вероятно, он считал это просто своим долгом, — в замешательстве проговорил Деон. Ирония, сквозившая в голосе Филиппа, обидела его. Может, ты и великий умник, но не забывай: это денежки ван дер Риета привели тебя сюда, дружок, подумал он. И тут же устыдился своих мыслей.
— Вы должны как-нибудь взять меня с собой, когда соберетесь навестить матушку, — проговорил он, стараясь придать голосу всю теплоту, на какую был способен.
Филипп улыбнулся.
— Обязательно. Как-нибудь.
Тут вмешался Робби, дипломатично решив направить беседу в другое русло.
— Ни у кого не разживусь конспектами по гематологии, а, ребята? — спросил он. — Я свои одолжил Дэйву Фаулеру, а этот растяпа где-то посеял их.
— Возьмите мои, — сказал Филипп.
— Или мои, — торопливо предложил Деон. — Мне они больше не нужны.
Какое-то мгновение казалось, что стремление показать широту души вот-вот отбросит их в разные стороны, но Робби разрешил проблему просто, как решал все в жизни, — кивнул головой и с благодарностью принял любезное предложение Филиппа.
— Да, кстати, — сказал Деон, — о чем была лекция старины Снаймена?
Оба удивленно посмотрели на него.
— Я не слушал, — объяснил он. — Мысли были другим заняты.
— Вы чертовски самонадеянно ведете игру, мой милый, — буркнул Робби, довольно точно подражая унылому шотландцу, ассистенту их профессора. И осклабился: — Ох, о том о сем. Всякая муть насчет детской хирургии. — И уже совсем другим, звенящим голосом заметил: — Но, черт возьми, ничего себе снимочек показал он в конце, а? Этой малышки…
— А что там было с ребенком? — поинтересовался Филипп.
Деон и Робби отвели глаза.
— Идиотство сплошное, — выпалил наконец Деон. — Не понимаю, почему вы не плюнете не все эти правила! Ну что стряслось бы, если б вы остались в аудитории? Ребенку-то не все равно?
На Филиппа его вспышка, казалось, не произвела никакого впечатления.
— Есть неписаные законы. И не думаю, чтобы кто-то из нас хотел прослыть мучеником, нарушая их.
— Вы просто смирились с апартеидом — и все тут. Так и скажите.
— Ну, мирись не мирись, мало что изменится. Нам недозволен осмотр белых пациентов. Это основное условие, которое нам здесь ставится.
Наступило долгое напряженное молчание. Потом Филипп пожал плечами:
— А что это все-таки за рентгенограмма, о которой вы говорили?
Робби был явно рад переменить тему.
— Расскажи ему, — подтолкнул он Деона острым локтем. — Ты же у нас специалист по части рентгенограмм. — И снова осклабился во весь рот. — Никогда не забуду физиономию старины Деона, когда ему подсунули этот снимок. — На лице его появилось выражение растерянности, которое тут же сменилось неподдельным ужасом перед тем, что увидел Деон. Он так громко расхохотался, что женщина за кассой повернулась и, нахмурившись, посмотрела на них. — Ну, давай, рассказывай.
— Не знаю, на снимке была киста яичника с зубами внутри, — сказал Деон.
— Челюсть! — произнес Робби смертельно испуганным голосом Деона. — Это похоже на челюсть!
— Несколько блестящих терапевтов-практиков заявили, что девочка проглотила челюсть и что налицо явное прободение кишечника. По счастью, они привезли ее сюда, и гинекологи поставили правильный диагноз, — объяснил Деон.
Филипп кивнул.
— Киста яичника, как врожденный порок. Часть тела неразвившегося близнеца.
— Во, чего парню не скажи — все знает!.. — Робби изумленно покачал головой. — Продолжайте, профессор. Объясните нам, что вы обнаружили при хирургическом осмотре.
Филипп улыбнулся, и, как всегда в тех редких случаях, когда на лице его появлялась улыбка, он показался вдруг совсем юным, больше похожим на мальчишку с фермы, каким его помнил Деон.
— Впрочем, не знаю. — Он допил чай и отодвинул от себя чашку. Бутерброды он так и не доел. И сейчас, задумавшись, машинально крошил хлеб. — Знаете, а я не уверен в том, что это правильный ответ.
— Что вы имеете в виду? — спросил Деон.
— Теорию о том, что эта опухоль — новообразование, разросшееся из клетки, из которой должен был развиться второй близнец…
— Да, но так написано в учебниках, — перебил его Робби.
— А если авторы учебников ошибаются?
Робби вскинул брови.
— Вы всерьез задаете такого рода вопросы, когда до экзаменов осталось около трех месяцев? — Он вместе со стулом рывком пододвинулся к столу. — До ноября месяца извольте отвечать по учебникам.
Губы Филиппа сжались, упрямая складка вокруг рта дрогнула, но он промолчал.
Какое-то время Деон и Робби ели молча. Деон не чувствовал вкуса — просто двигал челюстями, пережевывая пищу. Он плеснул на тарелку томатного соуса, размешал рис, попробовал. Все равно невкусно…
— Ведь если хорошенько подумать, то операция по сути дела сведется к своего рода аборту, да?
Они уставились на него, раскрыв глаза от удивления.
— Ну, я хочу сказать, что если это новообразование — клетки близнеца, то извлечение их можно уподобить аборту.
— Не слишком ли далеко ты хватил, Деон? — заметил Робби, продолжая есть.
Однако Филиппа это заинтересовало.
— Тут что-то есть. Однако не думаю, чтоб эта теория выдержала критику. Киста не утробный плод. Она не может быть рожденной и самостоятельно существовать.
— Думаю, что вы правы, — сказал Деон.
Он отодвинул от себя тарелку, давая этим понять, что закончил. Хватит, на сегодня он сыт по горло этой жвачкой. Он посмотрел в упор на оживленное лицо Филиппа, чуть заметно выдававшее его происхождение, его смешанную кровь.
Он цветной, размышлял Деон. Именно это соображение и заставило его импульсивно сесть здесь. А цветные понимают такого рода вещи. У них это случается сплошь и рядом, один бог знает, сколько раз. Может, он мне подскажет кого-нибудь, к кому я мог бы обратиться, чтобы уладить дело.
— Кстати, об абортах. — Он сам не узнал своего умышленно небрежного голоса. — Представить себе не могу, как бы я реагировал, если б какая-нибудь незамужняя особа обратилась ко мне с просьбой помочь.
— Если ее жизнь или здоровье в опасности, ответ один: да, — не задумываясь сказал Филипп. — В любом другом случае — нет.
— Да, конечно. Так пишут в книгах. Но вы же сами говорите: «А если авторы учебников ошибаются?» А других ситуаций, когда аборт явно показан, разве не бывает?
— То есть?
— Ситуаций, связанных с общественным статусом, к примеру. Физическое здоровье женщины не единственный показатель, как вы понимаете. Речь может ведь идти и о ее положении в обществе тоже.
— Тогда ей следует пользоваться регулирующими средствами.
— А разве аборт не принадлежит к их числу?
— Я уже ответил. Утробный плод существует самостоятельно, значит, он должен быть рожденным.
— Слишком отвлеченный аргумент. А как насчет права этих нерожденных на последующее приличное существование? Если вы не можете гарантировать им даже любовь, если все, что вы можете им предложить, — жалкое существование, все равно вы должны сохранить его, так, что ли?
— Не наше дело судить. Наше дело — сохранять жизнь.
— До чего возвышенно и законопослушно, — насмешливо протянул Деон.
Робби дернулся на стуле и протестующе загудел:
— Ну-ну, поосторожней. — Он опасливо посмотрел, не слышно ли их за столиком, где цветные сгрудились над шахматной доской.
Деон с трудом сдержался, но взял себя в руки.
— Прогну извинить. Но такая позиция меня просто бесит. Так думает мой отец. Раз такова воля божья, значит, благословясь, извольте ее выполнять.
— Религия тут ни при чем, Деон, — сказал Филипп. Руки его, укладывавшие сандвичи обратно в пакет, слегка дрожали. — Просто я так считаю. Нет никакого смысла нам учиться на докторов, если мы намерены превратиться в палачей.
— Не надо передергивать мои слова. Я просто говорю, что общество имеет право решать. Даже индивидуум имеет право решать, стоят ему обременять себя еще одной жизнью или нет.
— Никто и не передергивает. Но то, что вы предлагаете… вы предлагаете, чтобы женщине было дано право обмена этой жизни на уважение общества. Или на отпуск на межконтинентальном лайнере. Или на новый автомобиль.
Деон отвернулся. Тебе хорошо, подумал он. Он знал, что сидит весь красный от смущения и злости.
— Легко говорить, пока сам не столкнулся с этим. А если эта женщина — ваш пациент? Разве у вас, как у врача, нет перед ней обязательств?
