И тут Дима засмеялся. Он посмотрел на Яну, затем на «шмотник» и, все еще смеясь, ушел в туалет. Он включил воду и стал мыть и греть руки под горячей водой.
Когда он вышел, Яна снова смотрела в ноутбук и чуть не плакала.
— Ты не знаешь Курта? — Дима плюхнулся обратно на стул.
Яна покачала головой.
— А ты знаешь Глиэра? — спросила она злобно в ответ.
— Нет, — весело ответил он. — Но не знать Курта… Это…
Дима развел руками.
— Все знают Курта!
Яне хотелось вскочить на ноги и крикнуть ему, что это не грех — не знать, кто такой Курт, и почему он так похож на Диму. Что у людей бывают разные сферы общения и разные жизни. И что все люди непохожи, все думают по-разному, и, если кто-то чего-то не знает или не понимает, не признает — это не ущербность, это просто…
В кабинет ввалился Руслан. Он бросил свою сумку около стола, поздоровался за руку с Димой, подошел к Янке и потрепал ее по плечу.
— Ты чего такая расстроенная сегодня? — усмехнулся он. — Жалеешь, что уроки отменили? А я рассказ новый написал, тебе прочитать?
— Какие же вы дураки! — воскликнула Яна, схватила ноутбук и быстро пошла в другой класс.
Она слышала сзади, как Дима спросил Руслана.
— Ты-то хоть знаешь, что такое «Нирвана»?
— Старье, но прикольное, — ответил Руслан. — У меня все их песни где-то залиты.
— О, чувак, хоть ты здесь адекватный!
«Да пошли вы оба», — повторила Яна и села в одиночестве за парту. Она положила голову на руки и лежала так, закрывшись ото всего мира. Когда сердце перестало так сильно биться, она поняла, что осталась совсем одна. Мальчишки, очевидно, ушли на улицу курить.
Тогда она вытащила ноты из бежевой сумки и подошла к фортепиано, которое подарила их классу какая-то известная фирма. Может быть, фирма того же известного мужа Любови Дмитриевны из музыкальной школы.
Яна открыла крышку и провела рукой по клавишам.
Еще вчера она хотела бросить музыкальную школу и заниматься только литературой. Но теперь она почувствовала теплую руку Нины Николаевны на спине, наклонилась к клавишам и заиграла.
Она не понимала, отчего ей так больно. И казалось, что каждая клавиша, к которой она прикасается, чувствует эту боль и облегчает ее. И еще она поняла, насколько грустную и трагическую мелодию выбрала для нее Нина Николаевна. Она перелистнула страницу, не обрывая партии, и вдруг увидела в отражении на фортепиано фигуру в дверном проеме.
Яна резко оборвалась и посмотрела назад.
Там стояли Руслан и Дима. Они прислонились по разные стороны двери, и оба смотрели на нее.
Руслан заговорил первым, пока Яна собирала ноты обратно в сумку.
— А ты не говорила, что так хорошо играешь.
— А ты думал, что я плохо играю? — Получилось резковато, но Яна все никак не могла справиться с бурлившими внутри нее эмоциями, хотя во время игры немного и успокоилась.
— Ты просто никогда не говоришь о своих уроках, вот я и подумал… Мы услышали с улицы, как ты играешь, и поспорили, что это играешь именно ты, а не магнитофон. — Руслан сел рядом с ней на парту и положил ноги на соседний стол.
— Здесь Ира сидит, — сказала Яна.
— Вот именно, — хихикнул Дима и подошел к полкам с музыкальными дисками. — Вы только Мендельсона тут слушаете? Бах, Чайковский… Жуть.
— Только вот их, в отличие от твоего Курта, все знают, — огрызнулась Яна. Это были диски ее мамы, которая подарила их классу еще три месяца назад.
Руслан посмотрел на нее, потом на Диму.
— Ребят, вы чего? Давайте жить дружно! Давайте я вам свой рассказ все-таки прочитаю? Вот начало: «Летят испуганные птицы по горящему небу, и опаленные перья их…»
Яна махнула рукой. Она хотела, чтобы ее оставили в покое. Ей нужно было еще напечатать три страницы хорошего текста. А вечером снова учить этюд и несколько стихотворений к экзамену. И опять она ляжет за полночь и завтра точно на учебу не проснется. Придется звонить бабушке и просить ее выписать ей справку на всю неделю. Зато за неделю она в тишине выучит все стихи к школе и всю музыкальную программу к академическому экзамену.
Дима в это время поставил в музыкальный центр один диск. И заиграла очень грустная мелодия. Янка помнила ее еще со странной детской сказки про Пико — Хрустальное Горлышко. В конце, когда он говорил заповеди про скрижаль, играла эта мелодия.
— И кто это? — спросил Дима, не поворачиваясь к Янке, но она знала, что этот вопрос адресован именно ей.
— Бах, Ария из сюиты номер три.
— Ок… — пробормотал Дима и переключил на следующий трек. — А это?
Послушав несколько секунд, Яна улыбнулась и ответила:
— А это Моцарт, пьеса для фортепиано.
— Ага… — Дима снова переключил композицию. Руслан удивленно смотрел на Яну.
— Шуман из «Детских сцен». Дебюсси, «Танец снежинок». Равель, «Болеро».
Дима глубоко вздохнул и развел руками.
— Ну что ж, мои соболезнования.
— По поводу чего это? — почти шепотом произнесла Яна.
— По поводу того, что ты не умеешь общаться с людьми, зато знаешь всю классику.
Янка вздернула подбородок, снова схватила сумку и вылетела из класса. Она накинула на себя шубу, переобулась, кинула босоножки куда-то под вешалку и выскочила на холод.
Какой же он дурак! Идиот!
Янка всхлипнула и чуть не поскользнулась.
И зачем он вообще пришел в их класс? Ей так было хорошо там без него. Она даже подружилась с ребятами. Впервые в жизни у нее появились настоящие друзья, а не только соперники по литературным конкурсам или джазовым фестивалям!
Яна заскочила в автобус и поехала на улицу Копылова. Народу на улицах было мало. В автобусе — очень холодно, и из-за окон с толстым слоем грязного льда ничего не было видно.
Она чуть не проехала нужную остановку и подбежала к большому серому офисному зданию. На проходной показала паспорт, который получила год назад, и поднялась на десятый этаж. Яна долго шла вдоль длинного узкого коридора со стенами цвета спелых персиков и с табличками почти всех газет и журналов, которые продавались у них в газетных киосках.
Мимо нее пробегали женщины с толстыми пачками бумаг, какие-то мужчины ходили с важным видом из кабинета в кабинет, аккуратно неся перед собой горячие чашки с кофе.
Наконец Яна нашла нужную ей дверь в конце коридора. Она несколько раз вздохнула, настраиваясь на серьезный разговор. Но боялась постучаться. Чтобы не казаться глупой, Янка медленно прошла из одного конца коридора в другой. Наконец поправила волосы, как перед концертом, и постучалась.
— Яночка, назначаю тебя старостой нашего класса, — сказала Надежда Васильевна и приобняла ее за плечи. — Лучше поздно, чем никогда. Надеюсь, что ты не подведешь нас и будешь старательно выполнять все поручения.
Яна кивнула. Она сидела на первой парте и спиной чувствовала Димин взгляд, который дырявил ее. Она пошевелила лопатками и выпрямилась. Она никогда еще не выполняла общественных поручений, кроме этой новогодней газеты, которую они так и не дорисовали с Русланом.
Яна оглянулась и поняла, что Руслана нет на занятиях.
Она подняла руку и, когда директриса вновь обратила на нее внимание, спросила:
— А вы не знаете, где Похильченко? Он второй день не приходит.
Надежда Васильевна развела руками:
— Зайди ко мне, я дам тебе его домашний номер и адрес. Ты теперь староста, тебе и выяснить, куда он запропал.
Она почувствовала, что Димин взгляд стал еще более колючим. Поэтому она повернулась к Стасу и наклонилась к нему поближе.
Стас от этого даже как-то растерялся. Яна никогда не обращала на него внимания, хотя они и сидели за соседними партами.
— Ты не помнишь, что нам задали по репортажам?
— Нет, — сказал Стас, а Яна поморщилась. Он блеял, как баран.
Она снова подняла руку и отпросилась с урока якобы в туалет.
Выйдя, вздохнула спокойно и постучалась в кабинет к директору.
Надежда Васильевна разговаривала с кем-то по телефону. Она знаком попросила Яну сесть и подождать.
— Да, да, — говорила она в трубку и довольно поглаживала себя по руке. — Мы уже обо всем договорились с ним. Через несколько дней мы ждем ваших людей, чтобы они обучили наших мальчиков съемке на профессиональной аппаратуре. Да, у нас есть ведущие. Яна и Руслан, они прекрасно смотрятся вместе и являются нашими лучшими учениками. — Надежда Васильевна подмигнула Янке. — У нас необычное учебное заведение. Во-первых, к его рождению прямо причастен литературный журнал. Смысл обучения — воспитание читателей, а главный метод — открытие и понимание авторства, чужого и собственного. Что? Да? Ха-ха-ха, отлично сказано…
Янка взяла со стола книгу и сделала вид, что рассматривает ее.
— Необычные? Может быть. Нам, честно говоря, порой кажется, что наши ученики необыкновенно, потрясающе талантливы! Но существует мнение, знаете ли, что дети, все дети вообще — особый народ, «младое незнакомое» племя гениев… просто мы, взрослые, далеко не всегда с этой гениальностью умеем сосуществовать, и она увядает и гибнет, встречая к себе равнодушное, если не враждебное, отношение. Поэтому можно считать, что наши ребята — обычные школьники. Да? Ну, ждем вас! — Итак? — спросила Надежда Васильевна, когда, наконец, положила трубку.
