— Тут барышня заявляет…
Снова гвалт. Нехорошее слово — «барышня». Это Колька его принес. Высокомерие как бы артиста! И Настька это слово переняла. Довысокомерничались!
— Алле. — Колька снова прорезался.
— Еду. Не отступай.
Да по той же улице Хрустальной! Да с еще большим ветерком! Вбежал в гулкий старинный холл. Настя сидела в коляске с большими колесами. Задумчивая и даже какая-то красивая. Но не видела меня. Или не узнавала. Зато очень быстро и оживленно поворачивалась то влево, то вправо и даже назад, словно собираясь вступить в приятную, интересную беседу.
— Кого-то ищет она?
— Санитары объяснили: это разговаривают с ней разные голоса. — Колька рядом возник. — А нами не интересуется!
Кривляется и тут. Это, наверно, от нервов.
«Барышня» лет пятидесяти пояснила мне:
— Это не наш профиль. Мы по направлению принимаем!
Сбегал на второй этаж, Римму Михайловну привел. Хорошо иметь связи!
— Да! «Приехали»! — произнесла Римма Михайловна, глянув на Настю.
— А почему она на коляске?
— Ноги не работают. Очень сильное алкогольное отравление.
Вот уж не ожидал, что даже при таком известии проявлю относительную выдержку. Колька был рядом, горевал:
— И где она такую сивуху нашла?!
Когда начали перекладывать на кровать, оказалось, что не действуют и руки.
— Так что с Настей? — спросила Нонна, как-то, мне показалось, слишком безмятежно. Или, может, я разгулялся в эмоциях и надо — спокойнее?
— Пошла твоим путем! — злобно сказал. — Но, как более упорный человек, значительно дальше!
Поругаться не удалось. Позвонил Жора:
— Здорово, друг!
Решил, что он с соболезнованием, подготовил ответы. Натренирован уже! Но недостаточно. Жора совершенно неожиданную программу предложил. После совсем коротких соболезнований (с этим я справился!) Жора вдруг, слегка стесняясь, сказал:
— Ты Жанну помнишь?
Заметалась душа. Зарекаться не буду, но, мне кажется, женщин с именем Жанна я избегал.
— М-м-м… Какую?
Некстати бы сейчас!
— Да не боись! — Жора усмехнулся. — Акушорка наша!
Так и сказал.
— Акушорка?
— Ну да. Которая… — Тут даже Жора замялся.
— Понял. И что же она?
Не дай бог к этому возвращаться! Но пришлось. И еще как!
— Ну, денег она не взяла по старой дружбе.
Это за то, что случилось?!
— Но помнит, что ты обещал ей кабак.
Со страху чего не пообещаешь!
— И что?
— Сегодня ты можешь?
— Я?
— А то! Выставляйся. Женщина старалась!
— Сегодня?
— Ты шо, глухой?
Про чувства свои забудь! Может, раньше и было что-то можно. А теперь — забудь.
— …Сегодня? — жалким голосом переспросил.
Тут даже Жора почувствовал некоторую неловкость. Единственный раз, наверно, за всю его жизнь! И я этому свидетелем был!
— Так сошлось, понимаешь…сегодня только с отпуска пришла. А завтра — на смену.
Роды принимать…
Жора проскочил трудное место, а дальше веселее пошло:
— Она тут спрашивает…
Шепот, игривое хихиканье. Где это они? Дальше совсем неожиданное:
— В Доме писателя танцуют у вас?
Опять «у нас в Доме писателя»? Скоро пол протрут! Нету другого места? То свадьба, то… В прошлый раз — не плясали!
— А если побойчее место найти? — предложил я с робкой надеждой.
— Сейчас спрошу!
Снова какая-то (ясно какая) возня, хихиканье. Транслируется ответ:
— Нет. Она в Дом писателя хочет.
Безжалостная!
— Понимаешь, после отпуска она. Загорела. Похорошела. Посвежела! — смачно добавил он.
Завидую.
— Ну ей и хочется покобелировать! — откровенно Жора сказал.
А сейчас она чем занимается?
— Ты танцуешь, она интересуется?
— А как же! — Я вскричал.
Правда, не припоминаю, чтобы в Доме писателя танцевали. Что же, как говорится, зачнем традицию! Но почему в Дом писателя? Просто какое-то «лобное место». Почему-то все самое роковое в Настиной жизни отмечается там! День появления ее на свет отмечали, теперь…
— Да! Тут еще Сима говорит…
И Сима тут? Неожиданность.
— …что она тоже хочет пойти.
И с Симой с удовольствием сбацаю!
— А Жанна говорит…
В трубке чуть ли не прерывистое дыхание. Запаришься с ними! Она еще при этом и говорит?
— …чтобы и Нонка пришла!
И с этим справимся.
— Хочет с ней посекретничать.
Лучше не думать о чем.
— Та-ак. Молодых не приглашаем, — подбивая, так сказать, бабки, раздумчиво сказал Жора. — Или ты не в форме сегодня?
— Я в форме всегда!
Да. Жанна слишком блистательна даже для этого зала, где когда-то блистал граф. Тогда я не разглядел ее, не сосредоточился, думал больше о другом. Но сейчас — да! Может, тогда она этого просто не добивалась? Зал обмер. Да и Сима блистала! Неплохо Жора устроился.
Тут же возник Димуденко. И на Настиной свадьбе был. И тут появился! Неужели нельзя без него хотя бы сегодня? Не праздник празднуем. Все равно — прется. Похож на летящего бегемота. И глазки смекалистые! Говорит, что по службе тут. И Жанну сразу усек.
— Кто эта женщина? — раздул ноздри.
— Можно я этого не буду тебе говорить?
— Понял! — захохотал. — Сяду?
— Сейчас спрошу.
— Ну что же. — Жанна глянула на него. — Симпотный. Но отвратный.
Повернулся я к Димуденке, руками развел.
— Пойду повешусь! — Он мрачно сказал. Однако обещания своего не исполнил. Больно уж часто этим обнадеживает!
Стол ломился от яств. Жора на кухне договорился. Никогда здесь такого не видал! И больше не надо. Платить-то мне!
Как-то трудно даже сказать, что мы здесь отмечаем. Смерть всех надежд?
Жанна (честная женщина), выбрав в общем оживлении нужную минуту, сказала Нонне:
— Пойдем, подруга, покурим!
Нонна, утирая слезы, пошла. Жанна вернулась, улыбаясь:
— Ваша супруга вас зовет.
Вышел на мраморную лестницу. Бронзовый всадник пронзает льва. Нонна катала в пальцах сигарету. Давно у нас не было с ней свиданий!
— В общем так! — Вдохнула, набралась сил. — Жанна сказала, что наша… девочка совсем маленькая была! — Ладошки расставила, показала. — Но ручонками-ножонками страстно вцепилось в то… что у Настьки там осталось. Не отпускала! И никак было не оторвать. Пришлось… — Нонна прерывисто вздохнула.
— Ну что? Пойдем? — кивнул я на выход.
— Нет, ну почему? — Нонна вздохнула. — Она женщина добрая. Старалась. Нехорошо будет.
И мы вернулись.
В честь чего же такое веселье? Жанна, уступив напору, отплясывала с Димуденко. Такой звук из маленького проигрывателя! (Как позже выяснилось, посудомойка дала.)
— Ну что, подруга? Горе зальем? — Жора для этого дела выбрал Нонну. И не ошибся, как всегда. А мне выпало танцевать с Симой. В вихре танца узнал много интересного. Жанна, оказывается, ближайшая подруга ее. Еще с поселка Горячая Балка.
«Горячая Палка» — как потом Жора удачно пошутил.
— …И это я Жанну тогда привела. Ну, когда вы, — тактично понизила голос, приблизилась ко мне, — акушерку искали.
Чем-то она напоминает мне покойную тещу.
— Спасибо, спасибо вам! — Встав на колено, целовал ей руку.
— А вы симпотный, если захотите! — сказала Сима.
Я и не то могу, если захочу. Сам себе и сын, и внук!
А Настя пролежала в специальной кровати, управляемой рычагами, почти месяц. Тянулись трубки капельниц. Из-под одеяла торчали толстые, я бы сказал, даже на вид какие-то «упрямые» пальцы ее ног. «Непослушные» — еще и в том смысле, что не шевелились.
Потом она наконец узнала меня:
— О, батя! Какими судьбами?
Такая «больничная лихость» выработалась в ней. Раскаяния не заметил.
— А что, ходить уже не будет она? — спросил у Риммы Михайловны.
Мог ли прежде вообразить, что смогу задавать такие вопросы? Смог!
— После такого навряд ли.
Когда выносили ее… Или как лучше сказать? Выдавали? Отобрали, в общем, коляску.
— Это наш инвентарь.
Пригнали такси, сомкнули с Колькой руки под ней «замком». Руки сами сошлись — вот привычка. Вспомнил, с детства она, с пионерской игры. «Нести раненых»!
Да. Тяжело. Слиплись с Настей потными щеками. Теперь Настя всегда такая будет у нас.
Вроде как отключилась, но, когда усадили ее в машину, открыла глаза:
— В Петергоф!
Приехали к ее окнам. Сейчас — поднимать. Не все еще тогда понимал. Не мог, в частности, даже вообразить, что потом и этот момент счастливым покажется!
Глянули на «высокий первый этаж». Никогда не замечали, какой высокий, теперь только почувствовали, когда тащили. Вошли. Да. Неудачная какая-то эта квартира! Зачем только дед выменял ее?
Вонь! Собаки тут времени не теряли — засрали все. Сосед-алкаш обещал выводить, но, видно, запамятовал. А Колька не успевал, мотался. Псы кинулись лизать руки. И даже мне.
