Из кают и спальных твиндеков, из обжитых вербованным людом закоулков молодежь тянулась к выделившемуся на палубе светлому кругу. На душе делалось радостно, хотелось распрямиться, выйти из-за приютившей теплой трубы на свет, к людям.
— Ну, что, девки, танцуем? — поднялась встрепенувшаяся Людмила.
— Танцуем! Танцуем! — девки обрадовались.
— Олег, я с вами! — объявила Эмма, когда все зашевелились и поднялись.
— Может, я не умею? — Олег отозвался.
— Давайте заливайте! Да я научу, если что…
— А я — с Гошей, — Людмила подбодрила Олегова друга.
— Хо! — тот воскликнул. — Вот я-то и правда не умею.
— Ну, и я тоже… не очень. Так что подучимся.
Освещенный крут на палубе был уже наполнен танцующими, которых еще добавлялось с разных боков. Неожиданно объявился форсистый матрос, отгородивший Эмму от Олега.
— Нет! Нет! — та замотала головой. — Я — с Олегом!
— Слышали желание девушки? — Олег за руку повернул матроса к себе. Тот медленно высвободил руку.
— Желанье? Вы пассажиры, а я, можно сказать, хозяин. И я ее пригласил!
Олег приблизился к нему, сказал негромко:
— Она не хочет с тобой танцевать, парень!
— Не хочет, а задницей крутит… — так же негромко заявил матрос.
— Это ее дело.
Матрос вдруг сузил глаза:
— За дешевку мазу держишь?
— Кто дешевка? По фене ботаешь, а кодекс-то знаешь?
— Какой?
— Насильно мил не будешь — вот какой. Этот танец она танцует со мной.
— Хорошо, — матрос уступил, но предупреждающим тоном: — Приглашу на следующий.
Танцевала Эмма легко, но на первых порах, видно было, приспосабливалась к Олеговой манере.
— Вы умеете… Но я пока не прилажусь.
Музыка была веселой, радостной, держал он партнершу за гибкую талию, Эмма скоро освоилась и стала удивлять Олега свободой танца. Потекла беседа.
— Мы с вами толком не познакомились.
— Кто вам мешает познакомиться обстоятельней? — не без кокетства она спросила.
— Да все недосуг.
— Осматриваете корабль? Или приглядываетесь к пассажиркам?
— И то и другое. — Он засмеялся.
— Чистосердечное признание делает вам честь.
— Давайте поговорим о вас, хорошо? — предложил Олег.
Она безразлично кивнула.
— По-моему, вы — единственная дочь состоятельных родителей.
— О-о! — отозвалась шумно дыша. — Почему вы так решили? Ну, что они состоятельные?
— Длинная и нелегкая дорога, а на вас дорогое платье. И тонкие, тут правда я не большой знаток, духи.
— Ну, это еще ни о чем… ни о чем это не говорит. Самой можно заработать на платье и на духи.
— Но ваши руки, извините, не знали работы. — Его-то руки знали работу. А с четырнадцати лет — и профессиональную. — К тому же, вы молодая, а понесло вас в несусветную даль. От папы-то с мамой!
В ее ответе высокие ноты — волнуется, что ли?
— Вы не лишены наблюдательности. Но с чего вы взяли, что поехала добровольно, по собственному желанию?
— Ну, конечно, дали и направление, и деньги, но именно вы настояли на этой поездке, иначе родители… костьми легли бы.
— Все на свете знаете, с вами, ну, просто невозможно… Вот музыка и закончилась.
Он кивнул, оставил ее. Высока она и хорошо сложена и это свое достоинство сознает и… Ну, словом, знает себе цену. Гоша с Людой подошли с другой стороны. Танцевал он первый раз в жизни. Размочил. Получилось не получилось, но, видно, понравилось: улыбается.
Ветер свежий, дует ровно, не меняет ни силы, ни направления, не как на городских улицах и в переулках. А волны ударяют в борт и всплескивают. Корабль углубляется в темноту, идет себе, будто знает дорогу. Изнутри доносится трепетный гул машины. На палубе светло, играет музыка. В море, в кромешной тьме ничего не видно. На западе догорает зорька, берега не видать — он далеко. Ни огонька, хотя там наверняка располагаются рыбацкие деревушки. Сахалин справа и северней, расстояние до него медленно убывает.
— Олег! Олег, где вы запропали? Я же ищу вас, — позвала Люда. — Идемте, Олег, повальсируем.
Из рубки разливается по палубе знакомый вальс «Амурские волны». Самозабвенно кружатся, улыбаются друг другу. Она кивает на прогарцевавших рядом Эмму и знакомого матроса:
— Что она ушла-то?
— Ее пригласили… Этот парень, матрос.
— А вы?
— Не пригласил. — Он улыбается.
— Девчонка-то легкомысленная. Я не пошла бы…
— Нам с вами тогда не пришлось бы…
— А вы хотели со мной? У-у!..
Музыка как обыкновенная музыка: звучит, звенит, над головами танцующих переливается. У иных танцоров, правда, получается не здорово, местами происходит заурядная толчея, — видно, на круг вышли впервые такие, как Гоша Цаплин. Но кого здесь стесняться: все свои, путешественники… Гоша, впрочем, танцует со скромницей Ниной — кто из них кого пригласил — не известно.
— Что это вас, таких молоденьких, понесло за тридевять земель? — опять Олег задался вопросом.
— У каждого своя причина. Лично я хотела заработать на жизнь: одеться, вернуться домой… ну, свободной. И работать, и жить, ни о чем не беспокоясь.
— Вы были замужем?
— Да. А кто вам сказал? У-у, эта Эмка растрепалась…
— Да нет, просто предположил. И ребенок есть?
— Дочурка, Иришка, с мамой осталась. А почему вы так подумали? Ну, что была замужем, что есть дочка?
— Потому что вы симпатичная, у вас, определенно, были поклонники. И уж не просто уезжаете на край света: что-то стряслось.
— Да, стряслось. Как в воду поглядели.
Музыка кончилась, они возвратились в свой закуток. Явились и Эмма с матросом. Ни на кого не обращая внимания, они горячо продолжали начатый спор. Олег обернулся к подошедшим Гоше и Нине.
— А у него получается, — Нина кивнула на Гошу. — Способный ваш друг.
— Дольше бы плыть — научился бы, — Гоша поскромничал.
Начинался новый танец — танго.
Когда в дороге еще выпадет возможность раскрепоститься, подвигаться? Тем более потанцевать?! Танцующая публика то и дело оглядывалась на капитанский мостик, где появился сам, довольно еще молодой капитан в белоснежном кителе. Смотрел он то вперед, в темноту, как будто там что-то видел, то, опершись на перила, прямо перед собой наблюдал за резвящейся молодежью. Музыка сменяла одна другую, радиола играла, создавала настроение. Танцующие смеялись, громко перекликались.
Но, наконец, она умолкла. Танцы окончились — динамик так и объявил. Погас направленный на середину палубы свет — жизнь на корабле сразу потускнела, все сделалось обычным и серым, как всегда, но не известно, когда и откуда явились к людям неожиданные подъем духа, и радость, и прямо звенящая в груди удаль.
Сдвинув чемоданы, рюкзаки и сумки в одну кучу, поближе к трубе, путешественники, вместе со своими попутчицами, стелили пальто, черные шинели и телогрейки, сверху накидывали на себя случайную одежину, какая придется. Устроились кто где и растянулись под мерцающим над головой звездным небом. Озирали ясные звезды, которые видели в своей жизни не часто, вздыхали, и потягивались. И почувствовали, наконец, скопившуюся в дороге усталость. И расслабились.
Засыпая, слышали, как Люда за что-то выговаривала Эмме, и та, как дитя малое, капризно отругивалась. И угомонились, наконец. И отключились. И спали-то, спали как убитые!
Проснулись едва не все враз — разбудило взошедшее солнце, озарившее все на свете: и корабль, и море, и чистое голубое небо. Пора было вставать, убираться. На корабле уже шла работа, капитан находился на капитанском мостике, смотрел вперед. Помощники его руководили уборкой и чисткой палубы.
Берегов не видать, всюду открытое море. Дует свежий северо-восточный ветер, на волнах вспыхивают белые барашки — говорят, это три балла. Штормит, значит.
До Сахалина — долгая еще песня: целые сутки!
К исходу вторых суток морской переход на «Крильоне» завершился. Утром парней и девушек разбудила глубокая тишина. Корабельные винты и двигатель не работали, тишина прямо звенела. Иногда только простучат подошвы чьих-то ботинок по палубе, и все. Греющая Олега и Гошу шинель сверху была мокрая от тумана. Упрятали под нее головы, но, нет, спать уже не моглось. Весь белый свет кругом — поистине белый: туман так густ, что в пятнадцати шагах ничего не видать. Весь корабль окружен ватным маревом.
— Где мы? Куда прибыли? — Эмма зевнула.
— В таком тумане куда двигаться? — Люда добавила вопросов.
— А все уже в Холмск приехали, это Сахалин, — отозвался проходящий знакомый матрос с отчего-то перевязанным белой повязкой лицом. — Туман сойдет — будем швартоваться.
Разговор прервал сигнал подходящего катера, с его рулевым по рупору стал говорить корабельный помощник капитана. Высокий борт прошелестел, теплоход вздрогнул, к нему пришвартовался катер. Кого-то приняли на борт, кого-то отправили на берег — срочно понадобился, и со стрекотом отвалили. Олег выбрался из-под шинели.
