Очарование Стеши Олег рассмотрел не сразу, а за время их прогулок — по утрам и вечерам. Лера выходила со Стешей, Олег — с Лялькой. Поводов для встречи искать не требовалось. После вечерней прогулки ужинали — в квартире Соколовых или у Леры, которая, вроде бабушки Олега, могла приготовить потрясающее картофельное пюре с сыром и при этом отличное мясо зажарить до твердости подошвы.
Собачья тема, особенно в начале их прогулок, доминировала. Лялька, в первую прогулку поздней ночью, как только увидел Стешу, пулей вылетевшую из подъезда и присевшую на газоне, обмяк. Кружил вокруг и поскуливал. В последующие дни не оставлял попыток завоевать расположение Стеши, которая огрызалась и не подпускала к себе кобеля с его вульгарными попытками обнюхать у нее под хвостом. Это выглядело так, будто Лялька помнит акт нечаянной скоротечной любви, а Стеша забыть о нем забыла. Что никак не вязалось со статусом беременной. Очевидна разница с людьми: вязка для продолжения рода у собак не предполагает дальнейшей ответственности кобеля. Пошел вон! До очередной течки. На это Олег указывал Лере. Лера говорила, что не следует слишком много требовать от собак. Интересное дело, притворно возмущался Олег: от кобелей требовать можно, а от собачьих дам — нельзя. Где справедливость? Хотя Олег никогда не говорил прямо, что, мол, алиментных щенков заберем, Лера считала вопрос решенным.
У Олега почти случайно получилось научить Ляльку команде «будут дети». Пес как-то лег на живот и закрыл голову лапами. Возможно, у него просто чесались уши.
— Да, Лялька, это называется «будут дети». Понял? Возьми сухарик.
За несколько дней Олег закрепил номер, который Лялька отлично выполнял. Как известно, немецкие овчарки не выступают в цирке, потому что имеют нетеатральный экстерьер и должны нести службу: вынюхивать, выслеживать, охранять, догонять и хватать. Все эти породные качества в Ляльке благополучно убили, превратив его в семейного баловня, в ляльку. И то, что пес наступил на горло собственным инстинктам, говорило, по мнению Олега, о его большой душе. С тем, что собаки имеют душу, Лера была горячо согласна.
Олег не первый раз оставался с Лялькой, и прежде были девушки, финальное развитие отношений с которыми приурочивалось к отпуску Соколовых. С очередной девушкой на подходе к отпуску Соколовых Олег расстался по-свински. Перестал звонить, пропал, забыл, вычеркнул из памяти. Когда она позвонила, забарабанила градом справедливых упреков, он едва вспомнил имя и неловко, хотя и забавно выкрутился:
— Малыш! У меня такие обстоятельства, не поверишь. Нежданно-негаданно два с половиной щенка, ребенка. Я понятия о них не имел. Но ведь обязан нести ответственность?
Естественно, Олег не стал уточнять, что щенки — это натуральные собачьи щенки, Лялькино потомство, а не его собственное. Наукой врать правдиво: ни к одному слову не придерешься, а истина отсутствует — Олег овладел еще в юношеском возрасте. Иначе было не отвязаться от любящих и любимых мамы, бабушки, старшей сестры. Олег брал пример с отца, который научил его обращению с женщинами. Учил не проповедями, а собственным поведением. Отец был человеком тонким и добрым, точнее — боящимся нанести травму дорогому человеку. Почему, собственно, «был»? Он жив и здоров, третий десяток лет работает незаменимым страшим диспетчером на тепловой электростанции. Карьера давно зашла в тупик по причине незаменимости. Но из-за всепроникающего, ежесекундного женского прессинга у Олега с отцом так и не возникло настоящего мужского единения, своего общения, своих интересов на двоих. Какое гендерное сектантство, когда любящий женский взгляд и нюх в боевом взводе постоянно. Сейчас Олег и его папа наблюдали, как выживает внук-племянник, сын Олеговой сестры. Не вмешивались. Мужик, проверка на прочность: смотри, внимай, делай выводы. И отдельной строкой: бери пример.
— А-а-а-га-га, — растерянно протянула «Малыш», на последних «га-га» потерявшая интерес к Олегу, но все-таки уточнившая: — Половина ребенка? Это как?
— Сам мучаюсь и выясняю, Катя! — он вспомнил имя.
— Ну, пока!
— Будь счастлива, милая!
Вместо легкодоступной Кати, выстоявшейся как набухший на дрожжах пирог, готовый отправиться в печь, появилась Лера. И с ней все было иначе. Неожиданная и прежде неведомая борьба противоположностей: Леру и хотелось соблазнить, и не хотелось — пусть бы оставалась нетронутой, вызывающей почти музыкальный внутренний трепет, словно в подвалах подсознания раскопали орган: надавили на педали, пробежали по клавишам, и полилась музыка… Олег ловил себя на высокопарных сравнениях, которые вслух не произнесешь — посчитают умалишенным трепетным придурком. Хотя прежде выступал хорошо воспитанным циником.
Олег давно избавился от юношеского страха увидеть презрительную гримасу на лице девушки, под которую забивал клинья. Дадут тебе по морде или закатят глаза в предвкушаемой неге — разгадать было несложно. Одна-две осечки, три-и-далее успеха — вот ты и постиг науку обольщения. С Лерой, которая, не ведая того, рассеяла в пыль длинноногую очаровашку Катю, науки обольщения Олегу задействовать не хотелось, и было противно. Не форсируя события, Олег испытывал удовольствие отложенного удовольствия. «Веду себя как робкий гимназист, — думал он. — И в этом есть кайф, который вряд ли еще испытаю. Мое от меня не уйдет, но раньше времени оно мне не нужно».
Вернулись из отпуска Соколовы и Лерины родители с дачи. Свидания Олега и Леры переместились в центр города, теперь они не трусили с собаками на поводке к ближайшей площадке, а проводили время культурно — в кино, в кафе, на выставках, изредка — в театре. Смотреть хорошие известные спектакли Олег не мог себе позволить. Два билета стоили от восьми до двадцати тысяч рублей. Вылетишь в трубу с такими ценами на искусство. Студентка-вечерница, из рук вон плохо работавшая в группе Олега лаборанткой, неожиданно пришла на помощь. Интересы девушки лежали вдали от микробиологии, зато она имела в женихах будущего народного артиста и подсказывала, где и когда пойдут пьесы в исполнении студентов театральных вузов, состоятся международные фестивали молодежных театров. Одни постановки были удачны, другие не выдерживали критики, но на всех царил дух юности, чувствовалась энергия, бьющая через край, обстановка была куражной и несколько декадентской — чего не встретишь в профессиональных театрах.
Особенно Леру и Олега поразил концерт учащихся балетного училища. Ребята исполняли сцены из классических балетов. Некоторые танцовщики, не рассчитав силы, падали, однако зал их приветствовал подбадривающими аплодисментами. Прыжки, фуэте и прочие балетные движения и пробежки, названия которым Олег и Лера не знали, исполнялись не с отшлифованной техникой престарелых заслуженных артистов, а с детским задором. Обычным детям постоянно хочется бегать, этим детям на сцене — танцевать, танцевать и танцевать. Так, наверное, ставшие на крыло птенцы кружат в воздухе без цели, летают ради полета. А родители сидят в гнезде, которое покидают только по нужде в поисках корма, смотрят на малышню с грустной улыбкой. Хотя птицы, конечно, не улыбаются. Олег это знал точно, но в последнее время постоянно ловил себя на образах и сравнениях, подходящих для сентиментального графоманского романа.
Олег никогда не любил балет. Обычно действие на сцене напоминало ему гигантскую заводную игрушку со множеством женских фигурок на пуантах и в пачках и мужских в бесстыдных трико. Перетруженные ноги балерин, их размалеванные лица не вызывали у него восхищения или сексуального интереса, а только мысли о дрессировке, навеянные знаниями о том, как долог и физически труден путь этих каторжников из «Лебединого озера». Однако на студенческом концерте Олег первые поразился пластике юного человеческого тела, его гармонии, подчиняющей себе музыку. Или, напротив, музыка диктовала телу головокружительные полеты? Не важно. Кто разбирается в причинах удовольствия, получая это самое удовольствие? Происходившее на сцене не завораживало, не вгоняло в транс, о котором взахлеб рассказывали балетные фанаты, напротив — будоражило, веселило. Выйдя на улицу после концерта, Олег показал Лере свои руки — красные ладони, отбитые в горячих аплодисментах. А Лера, рассмеявшись, в ответ протянула ему свои ладошки, такие же пылающие.
Их оценки увиденных фильмов или спектаклей всегда совпадали. Хотя если бы Олег изредка был внимательнее и не торопился первым высказать свое мнение, он заметил бы, что у слушавшей его Леры, происходит какая-то работа ума, переоценка увиденного. Она не подстраивалась под его заключения, просто считала Олега истиной в последней инстанции, до которой ей надо расти и расти.
Так бывает только в начальный, бутонный, период любви. С какой стороны ни глянь на распускающийся цветок — кругом красота. Услышь Олег сомнения Леры, ударился бы в аргументы, доказывал свою правоту. И в итоге радовался бы силе своего убеждения. Если бы заметил, что Лера молчаливо воспринимает каждое его замечание как аксиому, то гордился бы еще более. Лера, в свою очередь, переживала ни с чем несравнимое чувство абсолютной уникальности своего избранника. Олег гений, тут нет сомнений.
