Наталья, полежав на полу, встала и направилась к трельяжу приводить себя в порядок. Приведя, вернулась, уселась в кресло напротив и сказала, глядя по-женски многогранно:
— Папа меня не бил. Но мне понравилось.
— Что понравилось?
— Все.
Меня после побоев и укуса тянуло хамить, и я оттянулся:
— Это только осьмушка. Когда испытаешь все, будешь ходить за мной, как голодная собачка ходит за обладателем сосиски.
— А почему твои женщины так за тобой не ходили?
— Очень просто. Я их не любил, так, как тебя, и они это чувствовали. Мне даже кажется, что я узнал, что такое любовь, только встретившись с тобой.
— Говорите, маркиз, говорите…
— Это не слова, милая. Посмотри, — я распахнул полу халата, — все мои ожоги практически зажили. И знаешь, почему? Потому что мне душевно больно ими тебя пугать, как вблизи, так и на расстоянии.
Она смотрела изумленно. Ожоги и царапины, конечно, были видны, но потирающими руки травмами отнюдь не казались.
— Невероятно! Ты так собой владеешь?!
— Змею будем есть? — ответил я вопросом на вопрос, не желая далее оставаться клиническим экспонатом.
— Змею?! — расширились синие глазищи.
— Надо съесть. В педагогических целях. Отныне так и будем поступать — они льют на нас кровь, мы делаем из нее колбасу. Они швыряют нам змей, мы их жарим. Кстати, очень вкусно получается, я в Приморье готовил одну, да и по телевизору показывали. Любишь китайскую кухню?
— А если они тараканов набросают? Ведра два по пять за штуку?
— Их можно жарить на сливочном масле. Хрустят потом как семечки — за уши не оттащишь. Кстати, тут микроволновка есть. Почистишь змеюку?
— Жалко…
— Ей все равно кранты…
— Почему?
— Ну, представь, тебя ловят в тайге, суют в мешок, предварительно постучав по голове палкой, потом несут, грязно матерясь, по заросшим таежным тропам, потом везут на машине, самолете, опять машине, кормя при этом экологически вредными суррогатами здоровой пищи. От этого у нее точно язва и аневризма легкого, кстати, у полозов оно одно. А потом вообще жизненная трагедия…
— Какая жизненная трагедия?
— Ну представь, тебя после всего этого сунули в узкое отверстие и ты с трехметровой высоты брякнулась из него на паркетный пол. От такой обиды у всякой змеи инфаркт развивается — психика у них хоть и холодная, но ранимая. Так что давай, хватай ее и чисти, пока не скончалась. Да осторожнее — укусить может, зубы у нее будь здоров.
— Мне кажется, ты как мужчина должен сделать это сам…
— Что сделать сам?
— Довести дичь до кухонной кондиции.
— А, вот ты о чем. Эдгар, где ты?
Эдгар вылез из-под кровати, волоча за собой полоза, доведенного им до кондиции мясопродукта.
— Видишь, я же тебе говорил — он змеюку без звука уделал, так ее Надежда довела. Ну давай, что сидишь, на нас же телезрители смотрят.
— А как шкуру снимать? — механически оглянувшись, перешла Наталья в практическую плоскость.
— Для этого нужен нож.
— Ножа нет, есть пилочка для ногтей.
— Не пойдет, изнахратим только продукт.
— Что же делать?
— Послушай, если есть пилочка, значит, есть и ножнички?
— Есть!
— Тащи их в ванную.
В ванне я снял с пресмыкающегося шкуру — это легко, помыл тушку, порезал на куски, посолил, поперчил (за пряностями сбегала Наталья). Скоро китайская пища, уложенная в стеклянную кастрюльку, томилась в микроволновой печи. Мы же с Натальей сидели друг перед другом и пили «Кьянти».
— Ты знаешь, чего мне в жизни не хватает? — сказал я, всласть налюбовавшись девушкой.
— Чего? — игриво посмотрела.
— Когда я был маленьким, меня отправляли на лето в Воронеж, к дяде Федору. Его родственники и друзья частенько собиралась на праздники и торжества, и мы все вместе что-то готовили, пельмени, например. Кто-то крутил мясо, кто-то раскатывал тесто, кто-то лепил, кто-то укладывал на кружечки фарш, кто-то сводил слепленные пельмени в легионы, и считал их, чтобы на всех хватило. Было весело, мужчины тайно от жен пропускали по маленькой, говорили, шутили, спорили, что положить в пельмень самому счастливому, а что — самому умному. Это была настоящая семья, объединившаяся для творения… И знаешь, главным действом в этом процессе, была именно лепка, а не последующая трапеза со всеми ее атрибутами и последствиями. А сейчас такого нет… Жены идут в магазин, покупают пельмени, ничем не отличающиеся от домашних, потом их варят и едят, смотря в телевизор на прапорщика Задова…
— А я вообще никогда не готовила — у нас повар… — сказала смущенно.
— Как не готовила? А эту змеюку не ты солила-перчила?
— Ты солил-перчил… И знаешь, ты прав, когда мы с ней возились, я чувствовала единение с тобой… Давай, если у нас с тобой получится, то каждый раз в этот день нам будут доставлять из Приморья амурского полоза, и мы всей семьей будем его готовить?
Я не ответил. Формулировка «если у нас с тобой получится», разрезала мое сердце пополам. Встав истуканом, пошел по комнате, оказался в прихожей, уставился бездумно в дыру, проделанную собственноручно. Она затягивалась на глазах. С помощью красных каленых кирпичей, их четвертушек и раствора. Мастерок работал как заведенный. Кирпичи ложились по струнке. Покачал головой — «сумасшедший дом!», пошел в ванную мыться. Вернувшись чистеньким, взялся за «Шабли» 2002-го года. Тонкий аромат спелых персиков, ананаса. Округлый элегантный вкус с тонами тропических фруктов и едва заметной минеральной нотой. Мягкое фруктово-пряное послевкусие.
Наталья — спелый персик, нет, тропический фрукт — сидела перед зеркалом, внимательно рассматривая носик с разных ракурсов. Что его рассматривать? Замечательный носик. Смирный такой, прирученный, но с характером, внутренним исконным характером, без всяких там импортных горбинок и доморощенных курнососостей.
— Опять насупился? — улыбнулась матерински, увидев, что я смотрю в ее зазеркалье, весь такой несчастный. — Зачем ты так?.. Ты что, хочешь взять меня в жены любой? Не любящей нежно и не видящей без тебя смысла в жизни?
Вот так вот. Походя, точнее, пудря носик, еще пара гвоздей в гроб с моим счастьем. Эти девушки гвозди заколачивают одним махом.
— Да ничего я не хочу, — обманул я, потому что хотелось с горя напиться. — Просто я люблю тебя невероятно. И сомневаюсь, что кто-то может любить меня так же.
— Глупенький! Ты же знаешь, любовь у женщин несколько другая, чем у мужчин. Они редко любят за красоту, за ум, талант или выдающиеся в прямом смысле качества. Они любят мужчин, за которыми они как за каменной стеной, с которыми легко и жить, и совершать маленькие ошибки, они любят тех, с которыми могут без лишних тягот родить и вырастить ребенка. Мне кажется, что ты такой… Но до конца я не уверенна, вернее не созрела… Впрочем, все это слова, все это фантастика…
— Почему?
— Помнишь «Колодец и маятник» Эдгара По?.. — посмотрела на люстру, из под обширного колпака которой к нам явился китайский ужин в виде амурского полоза. — Мне кажется, что где-то там, наверху, человек десять доводят наш с тобой маятник до кондиции — подтачивают напильничками, смазывают шарниры, рассчитывают время, которое понадобится…
Я приложил пальцы к ее губам:
— Молчи! Она же слышит, наверное, слышит. Теперь точно будет маятник на наши головы… По заявкам телезрителей, впрочем, телезрители — это они, и потому маятник будет по творческим заявкам действующих лиц и исполнителей.
— Ну и что? В рассказе Эдгара По вроде все обошлось?
— Обошлось… Ты забыла — мы с тобой уже сутки по лезвию ножа ходим. Одна ошибка и привет… Вспомни, как я отверстие для отвода воды долбил. Лишних несколько секунд — и плавали бы сейчас, варено-утопленные. Она или они каждый раз дают нам шанс выжить, но этот шанс — один из сотни. Если бы не Эдичка… Да что Эдичка! Если бы ты была хоть на чуть-чуть другой… Не такой любимой.
Мне стало стыдно — я всем своим женщинам говорил: «Ты такая любимая…», и в сотую долю не относясь к ним, как к Наталье.
— Но обходилось же, — поворошила мои влажные еще волосы.
Я посмотрел ей в глаза. Увидел, что верит в меня как в бога. Верит, что в нужный момент пробью лбом бетонную стену, отстраню маятник-нож, сварю в микроволновой печи огнедышащего дракона. Черт побери, приятно быть богом. Стоит это осознать, и ты действительно бог. Тем более, если на тебя так смотрит, если тебе доверяет истинная богиня.
— Конечно, все обойдется, и мы выйдем отсюда, посмотрел я форменным Зевсом. — Кстати, по-моему, змеюка готова. Поедим, и в постельку — сутки ведь не спали.
53. Зеленый остался голодным.
Змея была вкусной и сытной, и сразу после ужина нас сморил сон. Мы легли в постель, обнялись и заснули быстро, как дети.
…Сначала мне снилась Наталья. Я видел ее издалека, из другого мира, видел стоящей в нише кирпичной стены. Кто-то сзади говорил мне: «Не иди к ней, не иди, увидишь черного кота на ее раскроенной голове!». Но я пошел, пошел настороженно, пошел из одного мира в другой. Переступив их грань, остановился, ошарашенный: Наталья была мраморной.
