— Лишь бы получилось, — вздохнула Алка.
— Самые страшные дни тебе предстоит пережить без меня, — сказал Андрей. — Ты даже позвонить мне не сможешь. Скорей всего, тебя будут прокачивать на полиграфе.
— Это что такое? — спросила Алка.
— Детектор лжи.
— Как в кино, — сказала Алка.
— Я не знаю, как там в кино, — сказал Андрей. — А в жизни штука довольно неприятная. По физиологическим реакциям организма смотрят, правду ты говоришь или врешь.
— Я справлюсь! — Сказала Алка.
— Я не очень понимаю, на чём основывается твоя уверенность, — сказал Андрей. — Поэтому подготовлю и передам тебе ссылки на всю литературу, которая есть на эту тему в интернете. Будешь по вечерам образовываться.
— Я когда увидела отца возле метро с этой дебильной рекламой, — сказала Алка. — Когда на него эта грязная тётка орала как последняя блядь, я, знаешь, вмиг повзрослела. Я им этого никогда не прощу.
— Прости, я не хотел тебе сделать больно, — сказал Андрей. — По большому счёту, ты должна помнить одно. Ты можешь сознаться в чём угодно, даже в том, что ты это придумала. Но ты ни при каких обстоятельствах не должна назвать сообщника. Нет сообщника, нет состава преступления. Ты никаких денег из кассы не выносила. Фантазия напуганной взбалмошной девчонки, и не более того.
— Пытать же они меня не будут? — сказала Алка.
— Пытать не будут, — сказал Андрей. — Не рискнут. Поверь, эта сумма, эти несчастные полмиллиона долларов для банка — комариный укус. Давай спать, родная, завтра едем в Москву.
Декабрь наступил снежный, ледяной, градусник шкалило под тридцать. Алка замерзала как цуцик, пока добегала до метро. Их план постепенно приобретал плоть и кровь, и в какой-то момент стал казаться почти свершившимся фактом. Из литературы, подобранной Андреем, Алке больше всего понравилась, правда, не совсем по теме, книжка про революционера Камо, который в царской тюрьме так успешно симулировал сумасшествие, что его выпустили на свободу. «Вот мне бы так!» — завистливо думала Алка.
В субботу десятого декабря они встретились, как условились, в планетарии.
— Я на днях по вызову был в одной меняльной конторе, — сказал Андрей. — Электрику чинил. А потом с хозяйственником посидели, водочки выпили. Он любопытные вещи рассказал. Оказывается, к каждой видеокамере провод своего цвета, чтобы быстрее можно было поменять, если сломалась. К камерам возле окошка кассира традиционно чёрного и красного цвета. Где у вас в кассе распределительный щиток, никогда внимания не обращала?
— Что-то такое в туалете на стене висит, — сказала Алка. — Я посмотрю в понедельник.
— Если удастся хотя бы одну камеру вырубить, вообще подарок судьбы, — сказал Андрей. — Я подумаю, как это сделать, а ты изучи внимательно щиток. Обычно замок сломан.
— Ладно, — сказала Алка. — Андрей, тут такое дело…
— Что случилось? — сказал Андрей.
— Надеюсь, что ничего не случилось, — нервно сказала Алка. — Я просто отцу не могу неделю дозвониться. Сначала никто не отвечал, а потом телефон стал недоступен. Наверное, разрядился.
— Может, он уехал куда-нибудь, — сказал Андрей. — А телефон новый купил.
— Он бы мне позвонил, — сказала Алка. — Не похоже это на папу. Честно говоря, я себе места не нахожу.
— Он где живёт? — спросил Андрей.
— В Кузьминках.
— Поехали, — сказал Андрей.
— Правда?
— Поехали. Заодно познакомимся, — Андрей улыбнулся ей. — Не надо впадать в панику раньше времени.
Удар, ещё один косой удар в дверь. Крепкая, зараза, растормошенный ими дворник хмуро посмотрел на топор, молодежь, может милицию всё-таки вызвать?
— Не надо милицию, — сказал Андрей. — Вам же паспорт показали, это его дочь.
Удар, ещё удар, щелчок, снова щелчок, странный предмет, похожий на кислородную маску. Не изображай из себя дурочку, не надо срывать датчики. Говори, как ты это придумала.
Я ничего не придумывала. Я сидела на своём месте, а он вошёл, и больше я ничего не помню. Главное, это ровно дышать и смотреть в глаза, стараясь не мигать.
Давай-ка поднажмём, хлопец, сказал дворник, сейчас должна открыться.
Говори, кто твой сообщник, мы и так всё знаем, нам просто надо уточнить имя. Ровно дышать, на раз-два-три вдох, на раз-два-три выдох. Я не понимаю вас…
Я же говорил, милицию надо вызвать, сказал дворник, и водку не успел выпить, дворник взял со стола бутылку, хорошая водка, дорогая, не первый день, видать, на полу лежит.
Поставьте на место, вдруг завизжала Алка, не ваше. Говори, какие у него были глаза. Глаза были чёрные, а внутри голубые, а там зелёные. Не изображай из себя чокнутую, говори, как его зовут, где живёт. Дышать, дышать, я не понимаю, о чём вы?
Пусть пока сидит на кухне, в комнату не заходит, голос из прихожей, во всяком случае, до приезда милиции. Ты куришь? А то я свои на станции забыл.
— Нет, — сказал Андрей. — Инфаркт?
— Вскрытие, как говорится, покажет. Но судя по симптомам, да. Так бывает, выпил человек тридцать грамм, и пламенный мотор приказал долго жить. Всем окружающим. Опасный возраст, когда около пятидесяти.
Ты ломаешь свою жизнь. Тебе дадут десять лет, ты уедешь подметать тайгу в девятнадцать, а выйдешь дряхлой старухой в тридцать. Он тебя не дождётся. Я не знаю, что вы хотите от меня, оставьте меня в покое.
Узкие, сжатые губы матери. Комки мёрзлой земли. Господи, как же холодно на этом свете.
Что скажете?
Ничего утешительного. Давление пляшет как бешеное, но если, как вы говорите, она десять дней назад похоронила отца, это ничего не означает. Считайте, что все наши тесты насмарку.
В воскресенье, восемнадцатого декабря, они встретились в планетарии.
— Давай отменим, — сказал Андрей.
— Нет, — сказала Алка.
— Вечером в день похорон я пришёл к могиле твоего отца и положил цветы.
— Спасибо, — сказала Алка.
— Я люблю тебя, — сказал Андрей.
— Всё будет хорошо, — сказала Алка. — Не волнуйся.
Двадцать шестого декабря в 17.45 она пересчитала деньги в сейфе. Пятитысячными купюрами было четырнадцать с половиной миллионов. Чуть-чуть не хватило до полмиллиона, подумала Алка. В 17.55 она зашла в туалет, открыла щиток и из-за всей силы ударила английской булавкой в красный проводок. Одной камерой меньше. В 18.05 она поменяла симку в телефоне и отправила эсмэску: «Говорит и показывает!» («Всё по плану»). Через минуту пришел ответ: «Целует, будто наказывает!» («Я подхожу»). В 18.25 она вытащила симку из телефона, сходила туалет, спустила симку в унитаз, вернулась на место, набрала по внутренней связи охранника и сдавленным голосом сказала: «Пётр Николаевич, нас ограбили…»
В кабинете предправления заседал военный совет.
— Ну и что ваша протеже, Тамара Павловна? — нервно постукивая карандашом по столу, спросил председатель. — Всё та же песня?
— Да, — мрачно сказала царица. — Сидит третьи сутки зареванная и талдычит как заведенная: меня околдовали, меня околдовали…
— На детекторе лжи проверили? — спросил председатель.
— Проверили, — ещё больше помрачнела царица. — Чиста как ангел.
— Понятно! — сказал председатель и повернулся к начальнику юруправления. — Может быть, обратиться в институт Сербского? Там, я слышал, весьма эффективные методы. Что вы думаете, Инна?
— Только по судебному направлению, — сказала юристка. — Иначе — противозаконно.
— Замечательно! — сказал председатель. — А что это за тёмная история с её отцом? А, Анатолий Николаевич, опять прошляпили?
Начальник службы безопасности проглотил колкость как должное.
— Когда принимали на работу, в операционном зале была катастрофическая нехватка персонала. Фамилия Скрынникова вполне распространенная, нам и в голову не пришло. Виноваты, конечно. На её покойном отце перед увольнением висел потребительский кредит, пришлось поднажать, чтобы вернул. Ещё внесли в «чёрный список» по межбанковскому соглашению. Но это обычная практика. А её назначение старшим кассиром Тамара Павловна с нами не согласовывала.
Царица блеснула чёрным глазом и холодно произнесла: — Я не обязана этого делать!
— Лицо выносившего деньги удалось идентифицировать? — спросил председатель.
— Мы работаем над этим вопросом, — удручённо сказал начальник службы безопасности. — Качество изображения, к сожаленью, очень плохое. Одна из двух камер, расположенных у окна кассира, почему-то в момент ограбления не работала.
— Я неоднократно ставила на правлении вопрос о неудовлетворительном техническом оснащении операционных касс, — сказала Тамара Павловна. — И перед Вами, Тигран Хачатурович, лично тоже.
— Я помню, — отмахнулся председатель. — Какая милая картинка вырисовывается! Отца укокошили, дочь пытаемся в психушку отправить. В прессу просочится, нас с дерьмом перемешают. Ещё эта ближневосточная заваруха…
