Его отец также работал на Форда. Работал еще в те времена, когда Генри Форд не был еще автомобильным магнатом. Он был, что называется, ближе к коллективу. За всеми процессами производства следил сам. Он регулярно прогуливался вдоль сборочной линии и разговаривал с рабочими. С большой гордостью старший Фортной однажды поделился с сыном: «Как-то Форд остановился рядом со мной и сказал: «Вы — самый ценный человек из тех, кто у меня работает. Вы красите капоты машин, а это именно то, что мои покупатели видят, когда сидят за рулем».»
Мистер Фортной-старший работал на Форда очень долгое время. Он умер из-за болезни легких, отравленных парами краски, которую на заре своей карьеры использовал будущий автомобильный магнат.
* * *
В полдень мы подъехали к Деревне Форда. Восемьдесят пять акров музейной земли. Ровно столько занимает в Деревне музей, который великий создатель машин построил для того, чтобы наглядно показывать американцам историю их страны. Здесь множество старых строений — все они куплены Фордом и установлены для осмотра: ювелирный магазин, где Форд работал по ночам, будучи мальчишкой; магазин Томаса Эдисона; Иллинойский офис Абрахама Линкольна, где практиковался в адвокатуре…
Наш гид, в такой же плоской соломенной шляпе, какую носил Генри Форд, управлял кабриолетом «Модель-Т», сопровождая нас в путешествии по музею. Кроме «фордовской» шляпы, на нем были полосатая креповая куртка и черная бабочка. Когда мы проехали кузницу, он объяснил, что поначалу в музей наняли кузнечных дел мастера, чтобы демонстрировать работу «вживую». Но работник состоял в профсоюзе и, как член профсоюза, требовал высокую зарплату. На этом все и кончилось.
— Форд никогда не восторгался профсоюзами, — сказал я. — Эта история могла бы порадовать его.
Гид повернулся ко мне и, улыбаясь, произнес:
— Да, должно быть, именно так.
В конце экскурсии Владимир Познер задал гиду один из тех вопросов, которые он будет задавать везде в период нашей поездки: «Чем вы больше всего гордитесь, как американец, и что больше всего тревожит вас?».
Гид подумал немного. «Больше всего меня волнует иммиграция, и то, что многие из нас забыли, что наши родители, бабушки и дедушки, все наши предки были иммигрантами. Я горжусь моими родителями, приехавшими из Германии, они всегда соблюдали традиции своей родины, и я очень волнуюсь, что новые иммигранты многим теперь не по сердцу. — Он помолчал и добавил: — Я горжусь тем, что Америка — страна иммигрантов».
Очень сильное впечатление произвело на меня то, как он говорил и что он говорил, с какой искренностью и достоинством. Простой в общении и глубоко порядочный человек.
Экскурсия подошла к концу, ребята упаковали камеры. После небольшой передышки у меня появилась возможность поближе познакомиться с членами нашей съемочной группы.
Она была многочисленна по американским стандартам — директор, продюсер, два оператора, два звукорежиссера, шофер, носильщик. Сразу, как я их увидел, у меня появилось чувство, что все они очень профессиональны, хорошо сплочены и очень предприимчивы. Это ощущение не покидало меня на протяжении всего путешествия.
Мы пожали друг другу руки, и тут подошел еще один русский, представившийся Иваном. Он был высок, с короткими темными волосами, заспанными глазами и густой щетиной на загорелом лице. Выглядел он на двадцать с небольшим и был одет в обычной неряшливой манере его поколения.
— А какова твоя роль в производстве? — спросил я не совсем по-русски.
— Я работаю с Владимиром Владимировичем. Я, можно сказать, еще один участник съемок, — ответил он на хорошем английском.
Я понял в момент. «Так ты Петров!»
— Да, — сказал он, и рот его растянулся в улыбке. — Я — Иван Ургант.
В Москве Владимир говорил, что он — это как бы Ильф. Но русских писателей, совершивших беспримерное американское путешествие, было двое. Значит, какой-нибудь «как бы Петров» тоже должен сопровождать нас. Но кто это?
Я не знал, какой именно «как бы Петров» поедет с нами, как он выглядит. К тому же я был не знаком с русским телевидением и ничего не знал о творчестве Ивана Урганта. За шесть недель путешествия я узнал его как мыслящего, талантливого, не умеющего притворяться и очень забавного человека. Я был очарован им. А также тем, что он сын и внук известных русских актеров. Его бабушка играла на одной сцене с Черкасовым, чудесным советским актером. Я встречал Черкасова в Ленинграде, когда еще ребенком был в городе на Неве.
Автомобильный музей Деревни Форда во много раз больше того музея, что на заводе. И всевозможного транспорта в экспозиции столько, что трудно представить. Это — выставка достижений всей американской автомобильной культуры.
Пока ребята устанавливали оборудование, я рассматривал экспонаты. И был крайне удивлен, когда, подойдя к черному «Lincoln Continental» 1930 года выпуска, прочитал: «Этот армированный «Линкольн» принадлежал президенту Франклину Делано Рузвельту».
Да! Я вспомнил фотографию Рузвельта: он сидит на заднем сиденье автомобиля и машет своей фетровой шляпой. Неповторимая, беспечная улыбка освещает его лицо.
Я провел несколько минут у машины, окунувшись в прошлое. Великая депрессия, Рузвельт управляет страной, антифашистский альянс, Черчилль, Сталин… Все это, казалось, сосредоточилось в этой единственной в мире машине.
Автомобиль напротив машины Рузвельта был черным «Кадиллаком» — лимузином Дуайта Эйзенхауэра, генерала Второй мировой войны, выдающегося президента по кличке Айк. С его именем связаны корейская война, сенатор Джозеф МакКарти, «холодная война»… В конце своего президентства Айк чуть было не совершил беспримерный государственный и человеческий подвиг: вместе с Хрущёвым хотел остановить крайне обременительную для обеих стран гонку ядерных вооружений. По воле рока расширенная встреча-саммит двух лидеров не состоялась. Процесс разрядки пошел под откос в 1960-м, когда Гарри Пауэрс и его шпионский самолет У-2 были сбиты советской ракетой. Мальчишкой, вместе с тысячами русских, я видел обломки этого самолета в ЦПКиО им. Горького. Никто из нас тогда не понимал, что мы видим не куски искореженного металла, а уничтоженную возможность покончить с «холодной войной».
Я прошел к следующему лимузину, более длинному и лоснящемуся, чем «Кадиллак» Айка. Короткая надпись: ««Lincoln Continental». 22 ноября 1963 года президент Джон Ф. Кеннеди был смертельно ранен, когда ехал в этой машине».
Я стоял в оцепенении. Невозможно, чтобы это был тот самый автомобиль.
Но это действительно был тот самый.
Я видел совершенно ясно в своем воображении фильм о молодом президенте. Он и его прекрасная жена в розовом костюме едут в открытой машине по Далласу, улыбаются и машут толпе. Затем кадр как-то дернулся, президент упал навзничь, схватившись за горло. Миссис Кеннеди забилась в истерике на заднем сиденье. Охранники прыгнули в автомобиль, чтобы загородить ее…
В тот день я шел по коридору высшей школы Сономы Валлей, когда какой-то студент подскочил ко мне: «Президента Кеннеди застрелили!»
Я долго простоял у этой машины. Так много в моей стране и моей собственной жизни изменилось за эти долгие годы!
Впереди были машины Никсона, Картера, Рейгана. Великую вещь заключали в себе и эти автомобили: американскую историю. И тесную связь с советской и русской историей также…
Я родился в Нью-Йорке, где прожил до девяти лет. В 1956-м мы переехали в Глен Еллен, крошечный городок в Калифорнии. В Глен Еллен, который Джек Лондон называл своим домом, великий писатель прожил последние пятнадцать лет. В 60-х и ранних 70-х я учился в Беркли в колледже и адвокатской школе, затем в 1976-м изучал в Сономе политику, потом снимал фильмы о дикой природе. В 1989 году моя жена, я и наш маленький сын переехали в Хелену, штат Монтана, где мы живем до сих пор.
За десятилетия я встретил совершенно разных этнических американцев: афроамериканцев, итало-американцев, ирландцев-американцев, латиноамериканцев, коренных американцев, англоамериканцев, евреев-американцев, поляков-американцев.
Но за все это время мне ни разу не довелось увидеть арабо-американцев. Наконец, на второй день нашего путешествия это случилось.
До тех пор, пока Владимир не сказал мне, я не имел ни малейшего понятия, что в Деарборне — самая большая арабская община в Соединенных Штатах. Как это могло быть? Соединенные Штаты воюют в Ираке, арабской стране; Израиль только что напал на Ливан, сославшись на атаки исламистской группировки на границе.
Что мусульмане думают об этом? (Задавая столь «наивный» вопрос, я еще не знал, что в арабской общине Деарборна христиан так же много, как и мусульман.)
Несмотря на то, что мой отец был евреем, я не ощущал враждебности к арабам или мусульманам. Правильно или нет, но я расценивал конфликт между Израилем и его арабскими соседями в первую очередь как территориальную проблему, обостренную годами «холодной войны». Во-вторых, мне казалось, что экстремисты и религиозные фанатики с каждой стороны просто хотят уничтожить друг друга. Мне было очень интересно услышать, что думают обо всем этом арабо-американцы.
