На него вдруг нахлынули воспоминания далёкого детства, когда они семьёй летом на синей, сияющей «Волге» мчались по Стрыйской, на отдых, на реку. Это была одна из самых длинных улиц Львова. Он была отмечена даже в Атласе автомобильных дорог. Начиналась она из центра города, от Стрыйского рынка, узкая, вымощенная, чёрным камнем, тянулась извивами круто вверх, мимо Парка Культуры, мимо Монумента советского солдата и девушки, дождавшейся его с войны. Отсюда улица становилась широкой: камень заканчивался и начинался асфальт… Слева за кованной острозубой решёткой забора зеленел Стыйский парк, справа – располагалось Львовское высшее военно-политическое училище…
Но вспомнил он сейчас другой участок Стрыйской, где прошло его детство. Они неслись по широкой, как проспект, улице. Окно со стороны отца было низко опущено, и в салон автомобиля врывалась тугая струя тёплого, наполненного чудным запахом лета, воздуха.
По левую сторону от них возвышались современные девятиэтажные дома, магазины, по правую – частный сектор. Вот они миновали Автовокзал, громадное треугольное здание, подобных которому, возможно, больше не встречалось нигде. Дорога уходила прямо на запад, на Стрый, маленький, районный городок, от которого до границы с Польшей оставалось менее пятидесяти вёрст.
В уютном салоне играла автомагнитола «SANYO», привезённая отцом из Венгрии, из Дебрецена. Звучал красивый голос Андриано Челентано.
Они ехали на Глинную Наварию – местечко, расположенное в пяти километрах за чертой города, за селом Солонка. Там была река. Её видно было ещё издали, она мелкой рябью серебрилась на солнце. Многолюдный, шумный пляж с качелями и грибками. Спасательная станция с сотней металлических и деревянных лодок. На жаровнях румянились душистые, истекающие жирными каплями, шашлыки. Уютный лесок с прохладной тенью. Коричнево-рыжий, глинистый обрыв, глубокая синяя заводь, плечистые парни и стройные девушки спускают на воду двухместные ярко-желые байдарки, длинные и лёгкие, как индейские пироги. По центру реки, рассекая волны, курсирует моторный катер; загорелый спасатель в светлой панаме, приложив к губам громкоговоритель, убедительно просит граждан, чтоб они не заплывали за ограничительные буйки…
А потом другая картина… Россия. Центральное Черноземье. Новомещанская область. Село Девица…
С левой стороны золотисто-зелёные, широ раскинувшиеся пойменные луга, татарский вал. То тут, то там пасущиеся коровы, телята, козы… Цветущее розово-белое море клевера. А с правой стороны густой, дремучий, словно в сказках, лес. Сосновый бор, с сильным запахом смолы, еловых веток, сухих опавших шишек… Это край Воронежского заповедника…
Они несутся на белых «Жигулях». За рулём могучий дед. Он вдавил педаль газа в пол, разогнав автомобиль до ста километров. Скорость бешенная, аж захватывает дух. Мать испуганно кричит, чтобы дед немедленно сбавил скорость. Он плавно отпускает педаль, сбавляет скорость. Они пересекают пост ГАИ, въезжают на разбитую, в ухабах, грунтовую дорогу, долго едут и спускаются к реке… Деревенская изба с низкими узкими окнами и старой, поросшей мхом, шиферной крышей, покосившийся палисадник, ветхий забор…
Необычайно низкая дверь, взрослым, чтоб не стукнуться лбом, приходится нагибаться. Сергей вбегает в тёмные сенцы, с сильным запахом сухой соломы, свежего сена, золотистого лука, а оттуда – в сумрачную горницу. Там его и сестру, плача от радости, обнимает прабабушка. Они называют её бабушка Дуня. Она очень старенькая, худая, морщинистая, в простеньком крестьянском платке и вылинявшем чёрном, длинном, до земли, платье.. В правом углу горницы белёная мелом русская печь, с чугунным котелком, глиняными горшками и длинным ухватом. В левом углу, у входа, высоко-высоко висят старинные образа, иконы. По бокам стоят просторные лавки. По широким доскам пола, сладко мурлыча, ходит зеленоглазый кот. У входа, на сундуке, ведро со студеной колодезной водой. Над столом пожелтевшие от времени черно-белые фотографии. На одной из них, самой старой, стоят два русоволосых казака, в лихо заломленных папахах, с длинными саблями. Один из них отец бабушки Дуни. Родившийся ещё до Плевны...
Со двора в горницу входит прадед. Дедушка Федя. Он не родной прадед. Родной погиб на фронте, в 41-ом… Его, кстати, тоже звали Фёдор. Но пятилетний Сергей таких подробностей не знает. Для него он родной дедушка Федя. Он поднимает мальчика на руки, прижимает к груди, целует, больно колется небритым подбородком с острой, как наждак, щетиной. Сергею это не приятно. Он вырывается из рук прадеда, несётся во двор. От него во все стороны испуганно шарахаются куры. Он забегает в горячий, душный курятник; в небольшой плетёной корзине, с охапкой сена на дне, находит два белых ещё тёплых, яйца. Но тут на него сзади налетает рассерженный огненно-рыжий петух. Вцепившись когтями, он больно клюнул его в темя. Сергей испуганно орёт. Влетают дед и прадед. Они отгоняют петуха. Ревущего мальчика вносят в горницу. Там бабушка Дуня жалеет его. Смочив рану водой, дует на голову.
Потом он с дедом идёт на поле. Горячий, струящийся воздух. Сухая земля. Длинные плети золотисто-оранжевых тыкв, желто-бурых огурцов. Маленькие, полосато-черные арбузы. Могучий дед, раздевшись до пояса, широкими, уверенными движениями косит траву. Срезанная острым лезвием косы, трава ровными, дугообразными рядами ложится на землю. Сергей хочет попробовать, он просит деда, чтоб тот разрешил ему покосить. Дед даёт ему в руки длинную косу; держа его за нежные ручонки, направляет его робкие, несильные движения. Трава падает на землю, чем вызывает бурный восторг мальчика. Потом он ест яичницу-глазунью, которую изготовила ему прабабушка. А желток деревенских яиц необычайно густой, огненно-красного цвета.
И снова воспоминание…
Его сознание моментально переносится во Львов, отдалённый от Липецкой земли более чем тысячью двумястами вёрст.
Залитая солнцем, шумная, яркая Площадь Рынок необычайно красива. Это центральная площадь Львова – сердце города. Здесь городская Ратуша, с двумя, стоящими на задних лапах белокаменными львами у входа. Положив передние лапы на высокие щиты с завитками, как у пергамента, львы грозно охраняют высокие арочные своды и дубовые двери с диковинными коваными ручками. Именно здесь, в Ратуше, политической элитой Львова, принимаются решения, которые оказывают серьёзное влияние на внутреннюю политику не только Западной Украины, но и в целом – на решения Киева. В центре Ратуши, устремившись в небо, возвышается башня высотой в 65 метров. Она увенчана острым золочёным шпилем. Когда-то на нём крепился флигель в виде льва – герба города, а сам шпиль венчал одноглавый орёл - герб Польши, а потом двуглавый орёл – герб Австрии. Сейчас на шпиле, развеваясь на сильном ветру, полощется жевто-блакитное знамя – герб нынешней, независимой Украины. С четырёх углов ратуши стоят бездействующие фонтаны. Они были построены ещё в конце XVIII столетия. Каждый фонтан имеет восьмигранную чашу, которая находится в центре звезды, выложенной красным и черным камнем. В центре фонтанов – статуи Нептуна, Амфитриты, Дианы и Адониса.
Со всех сторон площадь, вымощенную квадратным чёрным камнем, теснят старинные четырёх и трёх этажные дома. Все они стоят сплошной стеной, вплотную друг к другу. Ещё в XIV столетии действовало правило, согласно которому представили нешляхетского сословия – ремесленники, лекари, купцы – имели право строить на этой Площади дома с тремя окнами на фасаде. Исключение составлялось только для шляхты и духовенства. Эти привилегированные сословия имели право воздвигать дома с шестью фасадными окнами. В конце XVI столетия львовские патриции заказывали проекты домов у итальянских зодчих. Каждый дом на Площади имел неповторимый архитектурный облик и свой цвет.
У Площади Рынок была древнейшая история…
В 1410 году сюда привезли 52 боевых знамени Тевтонского ордена, захваченных в качестве трофеев в битве под Грюнвальдом. Согласно древнему обычаю, знамёна поверженного противника были брошены в грязь и затоптаны конскими копытами и солдатскими ногами.
Здесь, на этой Площади, в 1578 году был казнен украинский вождь Иван Подкова. Эшафот был застелен соломой. Увидав это, гордый патриот Подкова дерзко спросил: «Неужели я не заслужил у Польши большего?» Согласно легенде, эшафот был тотчас же поверх соломы застелен коврами. От самой тюрьмы до лестницы эшафота.
В 1707 году, в одном из домов Площади Рынок, трижды останавливался Русский Царь Петр I, приезжавший во Львов на переговоры с польской шляхтой.
В 1848 году, во время революции в Австро-Венгрии, Площадь была захвачена ремесленниками и студентами, возведены баррикады. Но бунт был жестоко подавлен. генералом Гаммерштейном, отдавшим приказ артиллерии бомбить Рынок.
От Площади в разные стороны отходило целых восемь улиц – Галицкая, Сербская, Русская, Ставропигийская, Друкарская, Краковская, Шевськая и Катедральная площадь. Это было необычайным явлением в практике мирового градостроительства. Обычно от площадей отходит две-три-четыре улицы, а здесь было целых восемь. На каждой из этих улиц стояли дома, построенные ещё в XIX и XVIII столетиях. Русская улица упиралась в Подвальную улицу, где на углу возвышалась красивая Успенская церковь с высокой, пятиярусной, колокольней и каплицей Трёх святителей. Трамвайные линии Подвальной улицы тянулись мимо Городского Арсенала – памятника средневековой архитектуры. Сейчас там располагался оружейный музей. Сергей мысленно сейчас ходил по его коридорам, устеленным мягкими зелёными коврами, глядел на почерневшие кольчуги, блестящие алебарды, мечи, изогнутые сабли с позолоченными эфесами. Трогал ругами толстые чугунные пушки, тяжёлые, изъеденные временем ядра, любовался кремниевыми ружьями и пистолетами…
