Отойдя от кибитки на некоторое расстояние, нашла место, где трава повыше, присела и задумалась. Когда посылать Зов? Вряд ли он донесется через пролив, но попытка не пытка, вдруг меня всё-таки услышат, несмотря на большое расстояние? И так, сейчас? Тогда Владыка тут же сорвётся с места, и догнать нас будет труднее. Потом? Если произойдёт соединение с караваном, вызволять меня будет намного сложнее и опаснее. Значит, до соединения с караваном, но и не сейчас. Пока мы стоим на месте, и не движемся, есть шансы, что мои спасатели, определив правильно направление, подойдут ближе. Что Горус, с парнями, бросится за мной вдогонку, я не сомневаюсь.
С помощью заклинания очищения привела в порядок тело, волосы, одежду, обувь и, вернувшись в кибитку, снова легла на полку.
- Есть будешь? - спросил Владыка, всё это время не выпускавший меня из поля зрения и последовавший за мной в кибитку.
- Буду, - ответила я, поняв при мысли о еде, что голодна, как крокодил.
Он вышел и вскоре вернулся с большой миской варёного мяса, порезанного кусками, и поставил ее передо мной.
Я села и активно заработала челюстями, мне нужна сила физическая и магическая. Я не смирюсь с уготованной мне Владыкой участью и буду сопротивляться, всеми доступными мне способами. Он еще пожалеет о том, что связался со мной.
- Мне нравится, что у тебя хороший аппетит, значит, ты здорова, - сказал Владыка, снова укладываясь на полку.
- Угу, - промычала я с полным ртом. - Ещё бы ему быть плохим, если больше суток не есть.
Вскоре увидела, что Владыка уснул. Это хорошо, обрадовалась я, не будет приставать. Съев всё, удовлетворённо вздохнув, легла и, повернувшись носом к стене, неожиданно заснула, хоть это и не входило в мои планы.
Проснулась уже ночью, от того, что кибитка качнулась. Открыла глаза. Владыка сидит на полке, развалившись и вытянув ноги в проход. На скамье погонщика сидит один из воинов и понукает ящера к движению. Ящер тянет кибитку без усилий, но медленно, видимо, такого ящера, как я когда-то просила у Горуса, в природе нет.
Я села, поджав под себя ноги, и внимательно посмотрела на Владыку. Несмотря на его внешнюю бесстрастность, я как-то научилась определять его состояние. Или, может быть, проведя так много времени среди орков, я стала лучше понимать их? Его длинные, черные, блестящие волосы влажные и распущены. Нет бьющего в нос тяжёлого запаха мужского пота. Помылся, что ли? Бугрящиеся под прочной кожей мышцы свидетельствуют о высоком тонусе, видно, что он отдохнул и полон сил. В глазах светится нетерпеливый азарт предвкушения. Ох, плохи мои дела...
- Иди ко мне, - похлопав себя по бедру, сказал он.
Я несогласно качнула головой. Ярость мелькнула в его глазах и резким движением он, приподнявшись, хвостом захватил мои ноги и крепко сковал их, а руками, сдёрнув меня с полки, перекинул к себе на колени.
- Запомни, - злобно прошипел он, - если я что-то приказал, это надо исполнять немедленно, иначе я сделаю тебе очень-очень больно, и всё равно добьюсь своего. Поняла?
Я, молча, утвердительно кивнула. Вспомнила его наглядные уроки в Большой Орде, и все мысли на какое-то время панически разбежались из головы. Я не столько боюсь быть убитой, сколько страшусь, пройдя через боль, быть покалеченной и беспомощной. Пожалуй, никогда, никого в своей жизни я не боялась так, как этого жестокого орка. От одного взгляда на него у меня в животе скручивается холодный, тугой узел страха. Даже мой Дар, выручающий меня в трудных ситуациях, с ним оказался практически бесполезен. Значит, надо пытаться действовать хитростью и мнимой покорностью, мне не отстоять свою свободу в открытом противостоянии.
Ярость погасла в его глазах, и он, довольно хмыкнув, надёжно удерживая меня хвостом, стал расплетать мою косу.
- Когда мы будем одни, будешь ходить так, мне нравятся твои волосы, - скользнув носом по распущенным волосам, упёрся им мне в грудь. - И голая, - добавил он, рванув мою рубашку, обнажая грудь и больно впиваясь в неё клыками.
- А-а-а-а-а! - закричала я, дёрнувшись всем телом от боли и отвращения.
- Мне нравится, как ты реагируешь. Люблю подчинять, делая больно, люблю, когда меня умоляют о пощаде, люблю чувствовать слабость окружающих и безграничную собственную силу, - сказал он, облизывая окровавленные губы и перекинув меня на свою полку, придавил своим телом.
Не в силах даже пошевелиться под его тяжестью, я терпела шарящие по мне, изучающие руки. Понимая, что сейчас буду изнасилована, я собрала внутренние резервы, чтобы смириться с этим и как-то пережить.
Он запустил свою руку за пояс моих штанов и, безошибочно найдя самое чувствительное место, с внимательным интересом наблюдая за моим лицом, со всей силы, очень больно ущипнул меня там.
Зажмурилась от боли, плохо различая сквозь выступившие слёзы, склоненное надо мной лицо и самопроизвольное желание оттолкнуть, отразилось в Голосе, когда я фыкнула:
- Фу! - и как только почувствовала, что он невольно отшатнулся, освобождая мою грудную клетку от своей тяжести, набрав в лёгкие побольше воздуха, со всей Силой, на которую способна, не думая о резерве, послала Зов, крича во всю мощь:
- Го-о-о-о-ру-у-у-ус!!!
И потеряла сознание прежде, чем рука, опомнившегося Владыки, схватившая меня за шею, успела её сдавить.
***
Приходила в сознание я мучительно медленно не понимая, где я. И так же медленно вспоминала, что со мной произошло. Когда-то я, по глупости, сама хотела умереть, а теперь тихо радовалась, что жива. Ведь у меня есть Горус, близкие и друзья, музыка и песни, благодаря которым я нужна многим. Жить это здорово! Хотя очень пугала слабость, не дающая возможности пошевелиться, и то, что никакие звуки и запахи не пробивались в моё сознание. Не знаю, сколько времени я находилась в таком состоянии, но в какой-то момент очередная попытка открыть глаза, увенчалась успехом. Приподняв веки, сквозь ресницы, я увидела склонённое надо мной испуганное лицо Горуса. Кажется, он опять меня спас.
Его губы шевелились, наверное, он что-то говорил... но я не слышала. На его лице появилось отчаянье. А я поняла, что все мои органы восприятия потеряли чувствительность из-за абсолютно пустого резерва Силы.
Как сказать Горусу, что у меня в застёгнутом кармане штанов лежит кристалл-накопитель, выданный Эдмунизэлем перед вторжением орков? Сосредоточившись, прикладывая все возможные усилия, еле шевеля губами, прошептала:
- Кристалл...
Он не услышал, не понял, но увидел шевеление моих губ и поднёс к ним своё ухо.
Отдохнув, я снова собралась с силами, и шепнула:
- Кристалл... карман...
Он с несчастным, непонимающим лицом замер надо мной. По его шевелящимся губам я поняла, что он услышал меня и повторяет слова 'кристалл', 'карман'. Вдруг радость понимания озарила его глаза, и он исчез из моего поля зрения. Через некоторое время я снова увидела его лицо и его пальцы, сжимающие кристалл. Он наклонился, снова прижав ухо к моим губам.
- Сжать в ладони...- прошелестела я.
Он сжал его в своей ладони и недоумённо уставился на меня. Если бы у меня были силы, я бы, наверное, смеялась до слёз. Так посидев и ничего не дождавшись, до него, наконец, дошло, что ладонь должна быть моя. Положив кристалл мне на ладонь, собрав мои пальцы в кулак, он сверху накрыл его своей ладонью. Я, закрыв глаза, сосредоточилась на горячем, ярком комочке, зажатом в руке, и потянулась к нему с голодной жадностью, представляя, как это тепло переходит ко мне и разливается по всему моему телу. Постепенно кристалл из горячего стал тёплым, а потом и холодным, а ко мне вернулись все звуки, запахи и ощущения мира.
Я поняла, что все ещё в кибитке, которая движется, что Горус, полным отчаяния голосом, шепчет:
- Душа моя... любимая... ненаглядная... единственная... скажи, что ещё надо сделать?...
- Горус, поцелуй меня... - прошептала я в ответ.
Он застыл, широко открыв глаза, а потом очень осторожно, мягко, нежно коснулся губами моих губ. Я, довольно улыбнувшись, сказала:
- Ну вот, теперь мне гораздо лучше.
А он, уткнувшись лицом мне в живот, со стоном произнёс:
- Душа моя, с тобой мне точно не грозит смерть от старости, я уйду за грань гораздо раньше. Так часто и так сильно меня пугать, ещё никому никогда не удавалось, и боюсь, моё сердце однажды не выдержит.
- Горус, я не виновата... - начала я оправдываться.
- А я тебя и не виню, это моя вина. Я должен был не спускать с тебя глаз, ведь чувствовал, что всё не так, как кажется, - целуя мои глаза, лоб, нос, губы, сказал он. - Скажи, хочешь что-нибудь? Есть? Пить?
- Сесть, - ответила я.
Он помог мне сесть, и я, посмотрев вокруг, от неожиданности увиденного, вздрогнула. На соседней полке, в луже крови, с перерезанным горлом так, что голова практически была отделена от тела, лежал совершенно голый Владыка.
У меня неприятно ёкнуло внутри от мерзкого предположения, но переведя взгляд на себя, увидела, что на мне всё, как я помнила в последний момент, перед потерей сознания - рубашка рваная, но штаны на мне, и целы. Синяк на груди с прокушенной клыками кожей и уже запёкшейся кровью. Больше никаких повреждений. Успокоившись на этот счёт, я испытала мстительное удовлетворение от его смерти. Облегчение, что теперь этот мерзкий, жестокий орк больше не несёт угрозы. Но ещё и ужас, от такой близкой от меня неэстетичной смерти.
