Я так и не смог уснуть. Мне мерещился тот, чью жизнь я нечаянно прервал. И странное дело: жалеть его или тем более раскаиваться в чем-то я не спешил. Моя судьба стояла на карте — с каждой секундой ночи я все более погружался в дикое осознание того, что моя жизнь никогда не будет прежней, полной надежд и желаний. И что там будет впереди? Каков тот удел, что приготовил мне Бог?
Утро наступило, и я встал с жаркой постели, просто чтоб размяться и вымыть лицо. Просто так, не смотря в зеркало, не вытирая полотенцем. Не знаю, на что надеялся, но холодная вода не придала мне ни свежести, ни разума. Время было уж очень раннее, только-только замаячило солнце, и я премного удивился, когда услышал телефонный звонок. Затем я испугался. Но что бы там ни было, я схватил трубку и нервно нажал на кнопку:
— Плюха?
В ответ последовала натянутая тишина.
— Андрей Царьков? — наконец, проговорил он. — Надо полагать, я правильно попал?
— Да, правильно.
— Это Корпевский беспокоит.
Я чуть не подавился. Его твердый голос отчеканил последнюю фразу так внятно и спокойно, что всяческие мысли о произошедшем событии я тут же отмел в сторону: кажется, Корпевский подыскал мне дельце, и я приготовился потереть руки. Не знаю, каким местом я думал тогда, но его нарочито расслабленный и в то же время требовательный голос заставил меня сделать это. И я сделал.
— Здравствуйте… — нелепо обрадовался я.
— Андрей, ты свободен сегодня?
— Да-да, конечно. Более чем.
— То есть ты маешься от безделья, так можно расценить твое «более чем»?
— Нет, — сказал я, соврав отчасти, — а, впрочем, да, вы правы, — соврал я вновь, не зная, какую из этих правд удобнее выбрать.
— Ну, не для этого я позвонил. Случился инцидент, одного парня пристрелили тут недалеко, в кафе около нашего офиса…
— Около офиса? — нервно бросил я, и снова понесся по нескончаемым просторам вселенной, так и подыхая от надоедливого гула холодной тишины. И мне стало страшно. Через секунду я странно вздрогнул, и мне вдруг оказалось все равно. Совершенно все равно.
— Да, тут рядом. Возьмешь дело? Напиши об убитом. Это не так интересно, но поможет мне понять, на что ты годен. Так возьмешь или нет?
— Возьму, — твердо сказал я, чувствуя, как непонятная злоба поднимается с самых ног.
— Ну что ж, задание ты получил — работай. Не помню, как кафе называется…
— Я знаю это место, — буркнул я, а злоба уже подползала к животу и жгла неимоверно.
— Ну, вот и хорошо. Сроки не ограничиваю, но и не тяни. Все, пока.
— До свидания, — чуть ли не сквозь зубы прошипел я, ведь злоба намертво схватилась и за горло. Я сбросил, швырнул телефон в сторону и стиснул зубы так, что челюсть затрещала. Тут, сию минуту и ни шагу не отступая от скверного места, где я дал согласие на нечто отвратительное, было решено не сходить с пути к тому, что нужно было мне еще день назад. И если все пойдет гладко, то жизнь вновь впряжется в привычную телегу, и я повезу себя без задних мыслей к светлому будущему. Не дать обстоятельствам взять надо мною верх и заставить изменить намерения — вот мой план военных действий.
Я это все хорошо придумал, но через несколько часов, когда я, одевшись и обувшись, стоял в прихожей, готовясь открыть дверь, ноги вдруг отчего-то ослабели. Как мне стереть весь этот жуткий грим, замазавший лицо в ту самую минуту, когда краем глаза я увидел кровь на стенке туалета? Я могу мыть его до красноты, брить до ссадин, но оно не станет и чуточку чище. А это выдаст меня, выдаст во мне страх и обреченность, которую я гнал поганой метлой, да только та не спешила уходить. Но отступать было некуда — впереди пугающая неизвестность, а сзади и вовсе гулкая пропасть. Что здесь возможно выбрать?
* * *
— Дай закурить.
— Пожалуйста, — быстрым движением я достал из кармана зажигалку и поднес пламя к концу его дешевой сигареты. Он довольно запыхтел и улыбнулся.
— Странно, с чего это журналюги заинтересовались этим делом? — он хитро прищурил глаз и протянул мне руку. — Павел Минаев.
— Андрей Цариков, — тоже нелепо улыбнувшись, представился я и пожал его холодную руку. Я не думал, что следователь, считавший, конечно, за подставу это глухое дело, будет со мною так вежлив и приветлив. Но этот держался прямо и дружелюбно, хоть и проскальзывал порой в глазах нахальный ветерок.
— Кстати, что-то не припомню, ты показывал мне свое удостоверение? — вдруг спросил он, будто нечаянно вспомнив, а у меня отчего-то уши запылали. И я соврал.
— Да, — потом добавил все же, испугавшись собственной дерзости, — кажется, но если вы забыли, я могу снова показать… — я полез в карман, где, конечно, никакого удостоверения не было. Теперь я ощутил себя в логове врага, и хоть этот молодой следователь, по лицу которого было четко видно, что все здесь происходящее не имеет для него особой важности, был невероятно расплывчат в этом разговоре, я не расслабился, а напротив жутко напрягся.
— Ладно, — устав ждать, буркнул он, и я с облегчением выдохнул:
— Засунул куда-то…
— Говори, что тебя интересует? — затянувшись, прохрипел он.
— Личность, — подумав несколько секунд, выпалил я.
— Личность? — Минаев ухмыльнулся. — Чья личность? Того несчастного, которого пристрелили в вонючем туалете? Ты думаешь, он мафиози? Или местный криминальный авторитет?.. — он нахально рассмеялся.
— А каково ваше мнение? — мне все же удалось не выдать растерянности. — Я понятия не имею, кто этот человек, я даже не видел его трупа. Мой главный дал мне задание, а я, как и вы, человек подневольный. Поэтому спрашиваю то, что требуется. Так, как вы думаете? Дело стоит труда?
— Не знаю, — перестав показывать мне зубы, проговорил он. — Я ничего не понимаю в ваших делах. Но этот случай и правда какой-то странный…
— А почему странный?
— В отличие от тебя я видел труп, более того, я разглядывал его, очень пристально. Он обычен, настолько обычен, что в толпе с тысячу таких парней встретить можно. Поэтому я предположил, что дело тут не в криминальных разборках. У него не было ни наркоты, ни пушки, ни даже цепочки золотой или бумажника. Впрочем, его могли украсть. По словам барменов, он частенько приходил в кафе, выпивал чашку дешевого кофе, нечасто бывал с подружкой или приятелями. Иногда даже покупал кружку темного пива. Вот скажи, что такому человеку делать в криминале? — он улыбнулся. — Но это только на первый взгляд так кажется. На самом же деле этот парень мог задолжать кому-то кругленькую сумму, в конце концов, шантажировать какого-нибудь толстосума… Но тогда мы нашли бы его со следом утюга на пузе, понимаешь, о чем я?
— Да, понимаю.
— Остается другое: пьяная драка, перебранка, выстрел, труп. Но персонал кафе это отрицает. Тогда, быть может, он пришел сюда прямиком оттуда, где произошел инцидент, обиженный догнал его и в состоянии аффекта вышиб бедняги мозги. А эти бармены его просто не заметили.
— Да, такое вполне возможно, — похвалил я Минаева за удобную мне версию.
— Это возможно, — задумчиво повторил тот, и потянулся. — Только мне в это не верится.
— Почему?
— Убийца стрелял из соседней кабинки сквозь стенку, и притом попал точно в висок. Неужели, если б это был, к примеру, разъяренный ревнивец, он не вышиб бы дверь, не окунул бы беднягу пару раз головой в унитаз? Он вышиб дверь, но уже после того, как грохнул его.
— Хотел убедиться, что тот мертв…
— Да, без сомнения, — Минаев смял окурок в пепельнице. — Есть сигареты? Мои закончились.
— Конечно, вот, возьмите, — я протянул ему пачку, и через пару мгновений он снова запыхтел. Зачем же он так усердно думает, ведь если так пойдет дальше, чего доброго, он может додуматься до идиотской страшной истины.
Он сидел боком к окну, и свет падал на одну его небритую щеку, а вторая скрывалась в тени, и оттого лицо казалось немного перекошенным. К тому же, то и дело отправляя в рот скрюченную дерзкими пальцами сигарку, он скашивал рот в сторону, при этом глаза опуская в пол. Ну и скользкий же тип — единственное, что приходило на ум. Минаев не был красавцем, и потому смею подумать, что твердость характера и хитрость ума были основным его оружием в отношениях с женщинами, да и с мужчинами, к коим относился я. Говорил он внятно, правильно, а значит был образован. Но вот старомодная прическа, противно зачесанная и прилизанная длинная челка, выдавала в нем человека поверженного раз и навсегда привычками, возможно, выращенными в нем еще старым дедушкой. Нет, если он не в силах избавиться от того, что явно портит его внешний вид, и думать нечего, он не в ладах и с внутренним.
— Сказать конкретно, кто он и чем занимается, я пока не могу, — сказал он. — Еще неизвестно. Он жил или работал где-то поблизости, потому что часто бывал в кафе, но со вчерашнего утра мы еще не установили ничего точного.
