Когда отъехали немного от деревни, Анатолий рассмеялся. Его товарищи, с непричесанными волосами и небритые, с трудом повернули тяжелые головы. Анатолий расстегивает брюки, а Лизе уже все равно — разве что ей очень тоскливо стало, и, ослепленная вязкими лучами за толстым стеклом в окне, не смогла даже отодвинуться. Наконец Анатолий вытаскивает из штанины саблю.
— Зачем она тебе? — изумился Петрович.
— А хозяину зачем?
Стараясь не выдать своей тоски, Лиза прошептала:
— Дайте мне подержать.
Анатолий медленно, с наслаждением, вынул саблю из ножен. Сталь сверкнула на солнце — по потолку кабины промелькнул зайчик. Тут же Анатолий вогнал саблю со звучным стуком обратно, причмокнув языком от восторга, — никакого внимания на девушку, что она тоже хочет подержать, и Лиза снова уставилась в окно.
Она будто задремала наяву. Впрочем, и шофер за рулем не переставая протирал глаза кулаками. Дорога запетляла среди полей, лишь на горизонте синели леса рваной узорной каемкой. Мужчины начали перекликаться между собой ничем не примечательными фразами, а дышали так, будто воздуха не хватало; слова из их уст выплевывались без окончаний, и хотя бы это указывало, что подъезжают к Бекачину. Все больше попадалось построек, столбов, и больше машин ехало туда и назад по дороге. Становилось как-то торжественно — у мужчин заныли сердца в груди, их томление и Лизе невольно передалось. И вот тут праздник почувствовался особенно отчетливо, но захотелось тишины и покоя. Как только показались вдали дома в пепельно-бурой дымке, Лиза попросила шофера Ваську остановиться. Ее слова прозвучали среди хриплого шепота мужчин — будто что-то порвалось, затрещала какая-то материя, и никто у девушки не поинтересовался, почему она выходит — именно здесь, в поле, где еще нет ничего.
Шофер остановил машину, и Лиза выскочила из кабины.
— Посмотрю, все ли в порядке, — Анатолий выбрался вслед за Лизой, и Васька выпрыгнул.
Лиза не ожидала, что и они вылезут, и растерялась. Шофер Васька открыл сзади дверки в фургоне. Лиза увидела внутри гроб. Анатолий взобрался по лесенке, и Васька — за ним; вдвоем они сняли с гроба крышку. Шляпа Анатолия зацепилась за крюк на потолке фургона и упала в гроб. Анатолий поднял ее, но на голову не нацепил, повертел в руках и зажал между коленями. Лиза отвернулась от гроба и поспешила вдоль изгороди, за которой земля истоптана в черную вязкую жижу; в отпечатанных на ней копытах блестело солнце. К девушке тянулись морды, жевали и глядели с тоской. Лиза спряталась за стадом и вздохнула с облегчением. По изъеденным до крови бокам щелкали хвосты, и мелькали вокруг ожесточенные злые слепни. Она зажмурилась и, сосредоточившись невольно на одних заунывных звуках, стала напевать, сама не зная что, повинуясь сердцу — и не своему, а какому-то чужому, далекому, — очень тихо, не своим голосом, пропела колыбельную, — не осмеливаясь открыть глаза, пока фургон с покойником не уехал; тут к ней подошла женщина с ребенком на руках.
— Что? — задумавшись, не расслышала Лиза. — Давайте подержу, — взяла ребенка.
Женщина перелезла через забор, и Лиза передала малыша на другую сторону. Ребеночек проснулся и заплакал. Женщина стала успокаивать его:
— Чего плачешь; что-то страшное приснилось? Да?
Карапуз разрыдался сильнее.
— Да? Страшное приснилось? — повторяла женщина, унося ребенка с собой. — Да? Может, пойдешь ножками? Нет? Расскажи, что тебе приснилось. Голыш? — переспросила. — Огромный?!
— Да, оглемьный, — повторил ребенок, обливаясь слезами.
Лиза уже побрела к шоссе, но вернулась.
— Что это за «голыш»?
— Голая кукла, — объяснила женщина и улыбнулась: — Представляешь, как страшно! Огромная голая кукла!!
Лиза опять побежала к шоссе. Несется такси. В нем Лиза узнала Феденьку — он почему-то без очков, будто и он вытирал слезы; его лицо промелькнуло так быстро, что девушка усомнилась — он ли? Перебегая шоссе, Лиза необыкновенно остро почувствовала ускользающую жизнь, когда на сизом асфальте под ногами разжигалась на ветру сигарета, которую выбросили из такси.
Под ногами не асфальт, а зыбучий песок. Улица спускается к реке. На другом берегу коровы. Лиза повернула назад. Опять появился асфальт. Лиза сняла одну за другой туфельки и выбила песок. Навстречу старуха, и Лиза ей обрадовалась.
— Что это за деревня?
— Это город.
— Какой город? — спросила Лиза и тут же догадалась: — Это и есть Бекачин? Как пройти к вокзалу?
— Что? — не расслышала старуха.
— К вокзалу! Хожу с самого утра, — вздохнула девушка, — а теперь повернула и не знаю, как обратно. Где я нахожусь?
— Ты из вытрезвителя?
— Из какого еще вытрезвителя?
— Вот — вытрезвитель, — показала старуха, — утром всех выпускают — они ходят и спрашивают, где находятся.
Лиза махнула рукой и побрела дальше. Еще издали увидела толпу перед магазином. Многие поглядывали на часы. Лиза посмотрела на свои — остановились.
— Сколько сейчас времени?
— Пять минут десятого, — буркнул один из толпы, дернул за дверь и постучал.
Наконец магазин открыли, и все, толкаясь, поспешили за покупками. Лиза осталась на тротуаре одна. Перевела стрелки на часах и завела ход, а потом тоже в магазин. Рядом с рыбой почему-то продавали ювелирные изделия. Лиза нагнулась над стеклом в витрине, затем огляделась.
— Хочу посмотреть кулон!
— Сейчас подойдет Маша, — пообещала продавщица из рыбного отдела.
— А вы не можете показать?
— Не могу.
— Почему?
— Я работаю в другом отделе.
— Ну и что?
За одну минуту Лиза ощупала и перебрала множество платьев, и одно из них ей очень понравилось. Лиза примерила его и не смогла снять. Оно было простенькое — в меленький голубой цветочек, однако великолепно подчеркивало фигуру. Уже в новом платье Лиза вернулась к ювелирному отделу.
— Еще Маша не пришла?
Продавщица из рыбного отдела посмотрела на часы и пожала плечами.
— Наверно, проспала.
— А почему рыбный отдел находится рядом с ювелирным? — еще поинтересовалась Лиза.
— Это от меня не зависит, — ответила продавщица.
Лиза вышла из магазина в каком-то неопределенном, необъяснимом состоянии; одновременно грустно было и весело; хотелось — не смеяться, а хохотать — и тут же разрыдаться. Лиза шагала все быстрее. Вдруг остановилась и оглянулась. Малюсенькая девчурка оказалась рядом, ковыряла в носу и очень серьезно посмотрела на Лизу. Не выдержав ее взгляда, Лиза опустила глаза. На земле лежали кирпичи. Лиза подняла один. Улица была совершенно пустынна. На столбе реклама: человек с поднятой рукой. К ладони приклеена бумажка, и на ветру кажется, что он машет рукой. Лиза размахнулась и бросила кирпич в окно ближайшего дома. Оттуда выбежала растрепанная женщина.
— Туда побежали! — показала Лиза в переулок.
Женщина скрылась за углом. С ее плеч упал платок. Девочка по-прежнему невозмутимо смотрела на Лизу и ковыряла в носу. По улице проехал шикарный автомобиль. Платок понесло вместе с пылью за машиной. Лиза зашагала дальше. Ей сделалось весело, обыкновенно весело. Машина остановилась и дала задний ход. Назад она ехала быстрее, чем тогда, когда двигалась вперед. Или казалось, что быстрее. Около Лизы автомобиль остановился. В нем сидел мужчина в белом костюме.
— Я хочу с вами познакомиться, — сказал он Лизе.
— А я не хочу, — отвернулась она.
— Какая ты грубиянка!
— Разве? — обернулась Лиза, и от ее пленительной улыбки мужчина совсем растаял и выбрался из автомо-биля.
— Я хочу сделать тебе п-предложение… — начал он заикаться.
— Да, — все еще улыбаясь, ответила Лиза.
— П-п-пппрокатиться на машине…
Лиза нисколько не смутилась.
— Да, — повторила она.
Из-за угла появилась запыхавшаяся женщина и подняла платок. Встряхнула его — на солнце каждая пылинка засверкала.
— Не догналя? — не моргнув, спросила девчурка у мамы. — На одном мальчике быля клясная любашка, а длюгой с веснюшками.
— Поди умойся! — прикрикнула женщина.
— А у того, с веснюшками, еще зелетые зюбы, — добавила девочка, оглядываясь на Лизу.
— У мальчишки — золотые зубы?
— Это быль взлеслий мальчишка, — продолжала девочка, ковыряя в носу.
— Поди умойся, — повторила мать.
Лиза села в машину и хлопнула дверкой. Машина проехала мимо растрепанной женщины с дочкой. Мужчина за рулем вытер пот с лица.
— Куда поедем? — спросил он у Лизы. — Сразу ко мне домой?
— На вокзал, — ответила она. — Нет, — достала из сумочки конверт. — По этому адресу.
Мужчина глянул на конверт и ухмыльнулся.
— К Иванову?
