– Не мое это дело – объяснять, в чем разница между обычными полами. – И, взяв в руки «Шедевр», я прочитала следующий загадочный пассаж: – По словам второго Аристотеля, «мужчины – пол более горячий, сухой, сильный; женщины, напротив, прохладней и влажнее».
Герцогиня на другом конце стола предположила:
– Думаю, это можно перевести так: что, по мнению мужчин, должно делаться часто, то, по мнению женщин, должно делаться хорошо. C'est tout[110].
С этим согласились все присутствующие, включая недовольного Элифалета.
Ведьмы бурно запротестовали в ответ на рассуждения Аристотеля о «влиянии луны на механизм менструаций»: «Девочкам кровь нужна для роста; когда наступает зрелость, алой жидкости образуется избыток. В согласии с лунными фазами, каждый месяц происходит ее выделение».
Особенный ропот у сестер вызвали его следующие слова: «У женщин сангвинического темперамента оно приходится на первую лунную четверть, холерического – на вторую, меланхолического – на третью и так далее».
– Да? – удивилась Лил Оса. – Дурак он, вот он кто! Глянешь на белье, на календарь и можешь сказать, у кого какой темперамент? А что там дальше у него говорится?
Я зачитала утверждение, нелепость которого была очевидна даже мне, и ведьмы дружно рассмеялись.
– Он пишет: «Готовясь к пылким объятиям, каждый любовник должен оглядеть Пригожие Красы другого; но прежде следует наполнить желудок моллюсками, вином, снедью одновременно соленой и пряной, ибо она дает телу жизненные соки».
– Ну ладно, – наивно хлопая глазами, заметила Джен. – Если моллюски – это устрицы, тут он прав.
– Употребить лучше все, что угодно, только не эту книгу… – вмешалась Лил Оса. – Пригожие Красы, так он выразился? Пусть бы отложил перо, расстегнул пуговицы да посмотрел. В петушках, конечно, есть что-то развлекательное, без них я бы скучала, но «пригожие»? Дудки.
– Это ерунда. – Все повернулись к Герцогине и замолчали. – Тебе, Аш, нужно попрощаться здесь со своей робостью. Я бы этого хотела. Ты ведь знаешь, что у нас тебя никто не обидит и никто не осудит. Знаешь?
Я подтвердила.
– Я слышу, прямо-таки слышу вопросы, что теснятся у тебя в мозгу. Задай их. Давай, потому что, пока мы тут беседуем, в городе наливаются несгибаемой силой девять красавчиков, готовясь явиться этим вечером к нашему порогу.
– Девять? – послышались вопросы.
– Да, девять. Лил Оса ждет сегодня, кроме своего Бертиса, еще двух кавалеров.
Ирландская сестра жеманно отвернула личико, но затем призналась, что ею двигало:
– За этот вечер я заработаю двадцать долларов, миледи.
Сестры выразили свое одобрение аплодисментами, но Герцогиня их утихомирила, постучав кольцом по столу.
– Скоро нужно будет идти в гостиную… Аш?
Мне в самом деле было что спросить. Если двоих соединяет не похоть, а любовь, что происходит, когда они встречаются? Существует каждый отдельно или как половинка другого? И если представить себе мужчину и женщину как две вехи на дороге, то где на этой дороге место для меня? Но эти вопросы я задавать не стала, боясь показаться дурочкой, а обратилась к своей книге, куда заносила много странностей и непонятностей. Для начала я прочитала выдержку из Аштоновой «Книги природы».
– «Мужчины, – начала я, – переживают оргазм так сильно, что теряют всякое понятие об окружающем и становятся совершенно к нему бесчувственны».
– Эли? – вопросила Герцогиня.
– Все верно. – Эли подмигнул ведьмам и улыбнулся хозяйке.
– По мне, так мужчины бесчувственны почти всегда, – предположила Лидия Смэш.
– Ну да, – подхватила Лил Оса, – что ж они, не вылазят из оргазма?
– Не вылезают, – поправила ее Герцогиня.
– «Что до женщин, – прочитала я, – то они не во всех случаях испытывают оргазм…».
– Печально, но факт, – подтвердила ирландка. – Но я, заметьте, всегда кончаю, если сама плачу за удовольствие.
Сара тем временем подавала на стол – цыпленка в вишневом соусе, сколько мне помнится.
У меня не было аппетита, и я читала дальше, непрестанно раздумывая о том, какое удовольствие испытываю при разрядке: мужское, женское или оба вместе.
– «А некоторые женщины с холодным темпераментом вообще не знают, что такое оргазм, поскольку никогда его не испытывали».
– Верно. – Это было одно из редких замечаний, отпущенных Эжени, которую данный предмет не очень занимал.
– Среди нас, держу пари, таких нет, – вмешалась Фанни. – Мы с сестрой чего только не нагляделись в этом доме через маски. Каждой случалось раз-другой сомлеть.
Смех. Приближаясь к интересовавшему меня вопросу, я продолжала читать:
– «Но если женщина достигает оргазма, он бывает, как правило, более сильным, чем у противоположного пола, и сопровождается содроганиями, непроизвольными криками и…».
– Послушайте, – начала Лил Оса, поднимая бокал. – Послушайте, сестры, был у меня как-то кавалер – хотите знать имя, гоните четвертак, – он так умел меня завести что своим орудием, что языком, что пальцем – верьте не верьте, я ни рук, ни ног своих не чуяла, словно как они вовсе отвалились. А однажды я так сомлела… – Лил Оса помедлила, глядя на Герцогиню, словно ждала выговора, хотя, по правде, на него не рассчитывала. – Однажды – клянусь, Герцогиня, я не была себе хозяйка… Однажды я так зашлась, что показала глаз, и кавалер чуть не сбежал с перепугу! Спрашивает: «Что это на тебя нашло, девочка?» А я ему: «Это я сама на себя нашла, неужто не понял, дурачок?»
– Я знаю, о ком ты говоришь, – улыбнулась Герцогиня. – Сама имела удовольствие, хотя он стар, разбогател и пахнет затхлостью. Но ты все же поберегись, если он…
– Не тревожьтесь, Герцогиня, я позаботилась о том, чтобы он перед уходом хлебнул Синдереллиного напитка забвения.
– Очень хорошо, – кивнула Герцогиня и обратилась ко мне: – Аш, дорогая, не будешь ли ты так добра…
– Я сама не знаю своей природы, – прервала я Герцогиню, и тут из меня хлынул поток. Слова, какие я никогда не осмеливалась произносить, сопровождались, конечно, соленым водопадом слез. – Я… я ублажаю себя обоими способами, в обоих местах, но где-то в книгах… eh bien[111], не где-то, а повсюду, упоминается о грехе Онана; как нужно удерживать свою руку, дабы не нарушить баланс гуморов и не навлечь на себя лихорадку, которая иссушит мозг и глаза, лишит разума и зрения, а также…
– Чушь!
– Будь это так, – вмешалась еще одна из сестер, – мы бы всего давно лишились. Разума и зрения то есть.
Я продолжала бессвязную речь:
– Я читала о похоти и о любовном удовлетворении. Знакомилась с тем, что наука и философия думают о теле и о сердце. Но по-прежнему… по-прежнему ничего не знаю. – Оборвав себя, я выпалила: – И я покинула в несчастье женщину, которую люблю!
– Ты говоришь о той, зачарованной? – спросила Герцогиня.
Я кивнула, но не добавила, что меня беспокоят не одни только чары. Я не понимала, почему вообще так поступила. Любила ли я Селию, то есть продолжала ли ее любить? Или мною руководило одиночество, отмеченная Платоном глубокая потребность быть не одному? Или нас уже двое и я являюсь выжившим представителем старинной расы, о которой говорил Аристофан в «Пире» – разлученные мужская и женская половина ищут друг друга? Если так, мне незачем искать и привязывать к себе кого-то другого? Что я – уже целое или обречена навеки быть половиной?.. Ни одну из этих мыслей я не могла выразить вслух. Вместо этого я плакала, и со всех концов стола мне протягивали платки.
– Она мне доверяла, – всхлипнула я, – а я… я…
– Будь добра, обратись за сведениями к Эжени. Что касается чар и подобного, ей среди нас нет равных. Настоящая чародейка.
Все сестры согласно закивали. Взглянув на Эжени, я увидела, что верхняя губа у нее вот так вздернута – в улыбке?
– Более того, – продолжала Герцогиня, – в том, что касается любви, не доверяй своему любимому Байрону. Он замутил немало неопытных умов. А по поводу причуд любви – их нельзя изучить с чьих-то слов; либо сам поймешь, либо нет. Испытание огнем, вот что это такое. Но похоть? Практика любви, ее близкое к бесконечности выражение? Чего я и добиваюсь: внушить это всем ведьмам, которых присылают в Киприан-хаус.
– Вот мой указ, – заговорила Герцогиня позднее. Тем временем был подан десерт, но все уже отложили в сторону крохотные двузубые вилочки. – В следующую среду, на очередном ведьмином вечере, мы соберемся на чердаке – и вот зачем. Мы лишим этих двоих их… невинности, так следует выразиться?
– Адалин, дорогая, – продолжила Герцогиня. – Боюсь, твой час пришел; уж не обижайся.
Раздался смех, и я не впервые задала себе вопрос: а может, Герцогиня недолюбливает Адалин?
– Что до тебя, Аш, то ты помешана на книгах и только доза жизни, чувственности, вправит тебе мозги. Может, тогда ты разберешься, что такое любовь, а где ее нет, а?
