Открой глаза и взгляни на свет.
Две дюжины ракет.
Я провозилась слишком долго.
Когда я спускаюсь с крыши, сбегаю по крутой лестнице с колокольни и выбираюсь из церкви, улица уже кишит людьми.
Мужчины и женщины в ночных рубахах кричат и тычут пальцами в небо. Повсюду стражники. Они допрашивают всех подряд и приказывают людям расходиться по домам.
Я иду с опущенной головой, вцепившись в чехол. Как можно быстрее. Мне почти удается Скрыться, я уже сворачиваю за угол, когда меня окликают. Я делаю вид, что не слышу.
— Эй, ты! С гитарой! Я сказал, стой!
Рука стражника смыкается на моем запястье, он разворачивает меня к себе лицом.
— Документы! — требует он.
— Прости, гражданин, я оставил их дома.
— Кто ты такой? Как звать?
— Александр Паради, — отвечаю я.
— Что здесь делаешь?
— Я играл на гитаре. В кафе «Старый гасконец», что в конце улицы.
Его ноздри подергиваются. Еще бы. От меня несет порохом и дымом. Он требует, чтобы я открыла чехол. Внутри пусто. То есть почти пусто. Он хватает его, переворачивает и трясет. На землю сыплются бумажные фитили.
Я знаю, что сейчас будет.
— Не надо. Прошу вас, — шепчу я. — Послушайте, послушайте меня…
— Руки вверх! — приказывает он, наводя на меня пистолет.
Я качаю головой и начинаю пятиться. В детстве меня не водили в церковь, поэтому я даже молиться не умею. Мне некому вверить свою душу. Но я вспоминаю стих.
— Себя сгубил я дерзостью беспечной давным-давно; но вместе с тем…
— Руки вверх! — кричит стражник.
— …молитву о милости так искренне вознес с той ясностью, доступной только мертвым…
— Это последнее предупреждение!
— …что жизнь угасла, по себе оставив обломки жалкие, рассеянные всюду, мечты неясные. Вот и теперь блазнится цель моя.
Он спускает курок.
Я бегу.
У меня в боку застряла пуля.
По улицам и закоулкам, сквозь ночь, сквозь боль, — я бегу. Каким-то чудом мне удалось оторваться от погони. Стражник замешкался, пока звал товарищей на подмогу, и я затерялась среди людей, которые метались по улице, напуганные выстрелом. Я протолкалась сквозь толпу, свернула в переулок и через чей-то двор вынырнула на соседнюю улицу, где было пусто.
Я направляюсь на юг. К Пале-Роялю.
Кафе «Фуа» еще открыто. Люди едят и пьют. На кухне обычная суета. Я жду удобного момента в темном углу возле двери и при первой же возможности бросаюсь к погребу. Спешу по проход); мимо опустевших кухонь герцога, вверх по лестнице, сквозь гулкие комнаты, и, добравшись до столовой, падаю на холодный каменный пол.
Какое-то время я лежу не шевелясь, затем, набравшись смелости, ощупываю рану. Пуля прошла под ребрами. В темноте кровь на моих пальцах кажется черной.
Я закрываю глаза и пытаюсь собраться с мыслями. Что дальше? Куда идти? Денег нет. Ничего нет. Рюкзак и гитара остались у Амадея. С собой у меня только фонарик, который я успела спрятать в сапоге.
В коридоре — торопливые шаги. Наверное, стражник, больше некому. Сейчас он потащит меня на улицу, а я не могу сопротивляться. Нет сил даже встать и спрятаться. Поэтому я просто закрываю глаза и жду. Шаги все ближе. Кто-то вбегает в столовую и останавливается рядом со мной.
— Господи! Что ты натворила?
Я открываю глаза. Это Амадей.
— Прощалась с ним, — шепчу я.
— Безумица, безумица… — твердит он, опускаясь на колени. — Жива?
— Кажется.
— Тогда вставай скорее. Стража вот-вот будет здесь.
— Не могу…
Амадей помогает мне подняться на ноги, закидывает мою руку вокруг своей шеи и тащит меня практически на себе. Я стискиваю зубы, чтобы не закричать. Из раны сочится кровь.
— Уйдем через входную дверь, — говорит Амадей.
— Там заперто.
— Где-нибудь должен быть спрятан ключ, — отвечает он, не замедляя шага.
— Как ты узнал, что я здесь?
— Зашел поужинать в «Фуа». Там почему-то все кричали и суетились — в зале, на кухне, на улице. Я спросил у Люка, что стряслось. Оказывается, Бенуа видел, что ты ранена и бежишь в погреб. Видно, смекнул, что ты Зеленый Призрак, и помчался за стражей.
— И ты бросился за мной?
— Да. Орал как можно громче, что поймаю Призрака и самолично оттащу к Бонапарту. Люк побоялся идти со мной — решил, что ты вооружена. Еще он сказал…
Дверь сотрясается от ударов. Кто-то ломится с топором — слышно, как летят щепки.
Амадей чертыхается.
— Придется идти назад. Держись!
Он тащит меня обратно по комнатам, запирая за нами каждую дверь на засов.
— У них же топор. Засовы их не остановят.
— Хотя бы задержат.
— На улицу нельзя. И в погреб тоже…
— Значит, наверх.
Тяжело дыша, мы спешим через бальный зал, кабинет, игорную комнату, столовую — и поднимаемся по лестнице. Моя куртка потяжелела от крови.
Снизу доносятся крики. Стражники уже внутри. Мы добрались до чердака. Амадей отпускает меня, и я тут же сползаю на пол. Он бегает по комнатам в поисках какого-нибудь тайного хода наружу. Я сижу, привалившись к стене, и слушаю, как одна за другой трещат двери под ударами топора.
Амадей возвращается.
— Ничего не нашел… Отсюда нет выхода.
Он бьет себя руками по лицу, мечется из стороны в сторону, потом снова поднимает меня и тащит в первую попавшуюся комнату. Это комната Алекс.
— Полезем через окно на крышу, — говорит он. — Ты ведь отлично лазаешь по крышам?
— Амадей, я не могу. Спасайся сам.
Но он не слушает меня. Он уже открывает окно и высовывается наружу.
— Кажется, нам повезло, — сообщает он и выволакивает меня на опоясывающий здание узкий балкон под самой крышей. Мы крадемся по нему до угла, потом сворачиваем. Под нами уже не улица, а двор. Внизу полно людей, но они нас не замечают — во всяком случае, пока. Амадей встает на четвереньки и заставляет меня сделать то же. Кажется, я вот-вот умру от боли.
Так, на четвереньках, мы ползем мимо темных окон и добираемся до соседнего крыла. Там такой же длинный балкон и такие же чердачные окна. В одном из них горит свет.
Я со стоном перепрыгиваю через балконную ограду. Амадей прыгает за мной. Мы крадемся туда, где увидели свет, и, на нашу удачу, окно приоткрыто. Амадей первым забирается внутрь. Девушка в ночной рубашке умывается над тазом. Увидев нас, она испуганно кричит. Мы не задерживаясь проскакиваем через комнату и бежим вниз по лестнице, которая приводит нас в темную ювелирную лавку.
Дверь на улицу заперта, но Амадей нашаривает на притолоке ключ. Вставив его в замочную скважину, он оборачивается и говорит:
— Держись за меня.
Вся левая сторона моей куртки пропитана кровью.
Мы выходим и запираем за собой дверь. Он прячет ключ в карман и быстро уводит меня во двор. Здесь куча людей уже сбежалась на крик из окна.
— Там Зеленый Призрак! — кричит Амадей, показывая наверх. — Он подстрелил моего друга, а теперь душит невинную девушку! Спасите ее, кто-нибудь!
Начинается переполох, люди тычут пальцами в окно. Из арки выбегают стражники, человек десять, все с ружьями наготове.
— Он убьет ее! — визжит какая-то женщина. — Спасите несчастную!
— Там Зеленый Призрак! — подхватывает мужчина. — Там, наверху! Скорее!
Один из стражников дергает дверь лавки, стучит, затем приказывает остальным ее выбить. Мы с Амадеем пробираемся сквозь толпу.
— Дорогу, дорогу! — кричит Амадей. — Моему другу нужен доктор! Покинув Пале, мы движемся на восток. Амадей хочет отвести меня к себе и позвать какую-то женщину, которая умеет обрабатывать раны. Но поздно — Сент-Оноре уже оцеплена стражниками.
— Амадей, туда нельзя. Оставь меня здесь.
— Я не брошу тебя на улице! — Он хватает меня под руку и тащит назад.
Я пытаюсь вырваться.
— Пусти. Больше не могу. Нет сил.
— Еще чуть-чуть, — уговаривает он. — Есть место, где тебя не будут искать.
— Что за место?
— Катакомбы. В них можно спокойно спрятаться.
О да. А также спокойно умереть.
Через церковь.
Через склеп.
Мимо трупов.
Амадей то волочет меня за собой, то несет на руках — по каменным ступеням, сквозь черные туннели, меж скорбными телами, в тусклом свете украденной в церкви лампы. Минуем белые каменные пещеры и углубляемся в недра катакомб. Наконец мы останавливаемся, и Амадей помогает мне сесть на пол у стены.
— Твой фонарь у тебя с собой? — спрашивает он, опускаясь на колени рядом со мной.
— Да.
Я достаю фонарик из сапога и включаю. Луч совсем слабенький.
— Я вернусь за тобой. Как только смогу. И приведу женщину, которая тебе поможет.
Я киваю, но не верю ему. Он и сам не верит.
