— А кто из наших такой бывалый, что и там отметился? — рассмеялся Платонов.
— По телеку показали.
— Здесь и Сахалин, ни Куба, пусть не забываются. Хвосты подняли? Лучше б свое вспомнили, за что свалили на Атос? Они бы еще кипеж поднимали! — возмутился Егор.
— Ладно, с ними справятся. Другое обидно! Уже из области выезжают эти правозащитники, чтобы проверить условия содержания зэков на Атосе! Ты себе представляешь? Отпетые козлы! Их давно надо накормить одной обоймой, все как один в крови по пояс и по горло. Радовались бы, что жить оставили! Так нет! Мало им, условия требуют, чтоб жить не хуже, чем на воле! — возмущался Федор Дмитриевич искренне.— Мало того! Они орут, чтобы их труд оплачивался в зоне, а не перечислялся на вклады или в семьи. Они сами решили распоряжаться заработками! Будто мы не знаем, для чего им потребовались деньги! Без них мороки полно! Здесь же хоть живьем уройся. Всех на уши поставят. Давно ли наличку запретили? Хоть поспокойнее стало, поножовщин меньше, побегов. Так снова приключений захотелось? — кипел Касьянов.
— Наши не легче! Тоже с голыми руками не подходи,— вспомнил Егор, как всего две недели назад захватили зэчки в заложницы охранниц за грубое обращение с заключенными.
Их поливали из брандспойтов ледяной водой, били колючей проволокой, топтали ногами, материли, швыряли в углы. Спасли собаки. Едва они вскочили в барак, зэчки мигом оставили охранниц.
— Может, Сашке собак подбросить? У него их маловато, не справятся. Вместе с нашими — то самое, быстро шорох погасят,— предложил Платонов.
— Давай!
И через час рычащая, оскаленная свора въехала в ворота зоны. Три машины, битком набитые овчарками, остановились перед бараками. Зэки ждали спецназ, вооружились на этот случай камнями, палками, арматурой, самодельными ножами, спицами, финками. А тут увидели псов и засмеялись. В собак полетели кирпичи, булыжники, комья земли. Ох, как зря они пошли на это. Псы были хорошо натренированы на погашение всяких разборок в зоне. Сориентировавшись, где скопилось больше людей, овчарки стали рваться с поводков. Тренер снял со страховок одну за другой, сказав одно короткое слово «взять».
Эту команду псы любили больше других. С нею позволялось все без ограничений. Можно дать волю клыкам и когтям, помериться силой с человеком. Как бы он ни был силен, перед собачьей сворой не устоит ни один.
— Вперед! — дал команду тренер, указав на распахнутые двери бараков.— Взять!
Псы разделились на две своры. Одну повел Султан, трехлетний громила и задира, отчаянный драчун, безжалостный клыкастый дьявол, красавец и силач, любимец всех сторожевых и деревенских сучек.
Вторую половину возглавил Казбек, семилетний жилистый кобель с мрачным непредсказуемым нравом. У него на теле сохранилось много боевых шрамов и рубцов. Он никогда не уходил из драки побежденным. Уж если Казбек вцепился в кого-то, исход был однозначным.
Вскоре из бараков послышались крики, визг, вопли, матерщина. Они сопровождались рыком, коротким злым лаем.
Вот зэк заколотился в решетку окна, но не выскочить. Мужик орет, захлебываясь болью и собственной кровью. На горле, вцепившись в него всеми клыками, повис Казбек. От такого как от погибели не оторваться.
— Помогите! — упал вниз. Собака сорвала, дернув напоследок так, что ни дышать, ни кричать стало нечем.
Зэки рвутся в окна, пытаются выскочить в двери. Напрасно, они оказались в ловушке. Собаки валили с ног и расправлялись с людьми за каждый камень и булыжник, брошенный в них из куража.
— Начальник, помоги! —доносилось из окон барака.
— Вот это да! Лучше спецназа справились! — удивился Соколов и попросил тренера,— останови своих! Загони в машины!
— Не спешите! Рано. Еще не все козлы получили трепку! Пусть уложат, тогда сами вернутся. Уйдут из бараков. Мне их звать не стоит, сами заскочат по машинам! — ответил тренер равнодушно.
Через час крики в обоих бараках начали стихать. Зэки других бараков предусмотрительно закрыли все двери, с ужасом смотрели во двор, где в ожидании остальных носились громадные псы с окровавленными пастями и мордами.
Как и говорил тренер, все они сами покинули бараки и попрыгали в машины.
В зоне стало тихо. Ни один зэк не решался высунуться наружу. Ни один оперативник не хотел заглянуть в барак. О требованиях забыли мигом. Лишь стоны слышны со шконок, из углов. Тот, кто успел заскочить наверх, оказался счастливее прочих. Их никто не потрепал, не укусил, не порвал.
Буза была подавлена, но... трое оперативников, еще в самом начале схваченные зэками, поплатились жизнями за то, что попытались уговорить и успокоить, убедить людей, уберечь от ошибок. Их истыкали ножами и спицами, а, убив, глумились уже над мертвыми. Зэки не слышали слов, потому что у ослепшей ярости нет ушей, нет души и сердца.
Собаки порвали насмерть пятерых мужиков. Четверо из них были приговорены к пожизненному заключению. Последний, пятый, ночью сошел с ума. Выполз из-под шконки и стал бросаться на своих. Его увезли в психушку этой же ночью и тоже насовсем...
На следующее утро Александр Иванович Соколов сам приехал в женскую зону. Разыскав Касьянова и Платонова, долго их благодарил, делился подробностями случившегося.
— Я ж сразу ментам позвонил, сказал обо всем. А они мне одно твердят: «Самим на происшествия послать некого. Людей не хватает. Где для тебя возьмем?». «Они разгромят административный корпус»,— говорю им. А они в ответ: «Спасайтесь сами, пока живы!» Знаю, ворвись они к нам, камня на камне не уцелело бы. И, главное, все ушли бы на волю! Там у берега пять барж стояло. На всех хватило бы! Представляете, что было б в городе? Махровые убийцы вырвались бы на свободу! Скольких уложили б они? Даже представить страшно!
— Ты в кабинете был? — спросил Касьянов.
— Созванивался с войсковой частью, чтоб установили барьер и не пустили зэков в город!
— Отказали? — спросил Егор.
— Да. Ответили, что у них пограничные войска, а не вневедомственная охрана. И что своих ребят они не подставят под уголовников. Я командира предупредил, что он может сам поплатиться семьей и детьми. Послал меня и бросил трубку.
— Саш, а почему забузили два барака? — спросил Касьянов.
— В остальных — работяги, все по срокам. Ни у кого нет пожизненного. Им приключения ни к чему. И хотя требования бессрочников на словах поддержали, не бесчинствовали, никого не задели. Помнили, что у них есть завтра. Его у самих себя отнимать не захотели и отмежевались от фартовых мигом. Шушера думала справиться сама, но не обломилось ей такого праздника!
— Странно все сложилось в этой ситуации. Еще не было такого, чтоб нашу зону оставили на произвол судьбы. Когда все улеглось, и я обдумал происшедшее, сделал один вывод: кто-то меня выдавливает или хотел подставить. Кому-то выгоден полный провал или даже моя смерть,— сказал Соколов, мрачнея.
— Да что ты, Сашка? Откуда у тебя враги? — не поверил Федор Дмитриевич.
— Иное на ум не приходит. Осмысли все жестко и ты тоже придешь к такому выводу.
— Думаешь, нашли тебе преждевременную замену? Кто-то очень торопится? Но спешить еще не значит справиться! А что, если приемник запорется? Сам знаешь, у тебя одна из сложнейших зон! Контингент зэков — прескверный. Кто согласится заменить? Ума не приложу. Надо быть идиотом или законченным нахалом, чтоб добровольно согласиться на твою зону! — говорил Касьянов.
— Не надо, Федя! Сам знаешь, любому прикажут, и примет! Куда денется? У нас не просят, не уговаривают. Приказано — выполняй! Я тоже не хотел, а кто спрашивал мое согласие или желание? Велели принять зону, и все на том. Теперь, конечно, работать легче стало. Есть своя техника, причал оборудован. На делянах — будки-бытовки. Зэки после работы в них нормально отдыхают. Но это всё — условия, а люди остались прежними. Что ни говори, уголовник он хуже зверя.
Способен на все. Мозги почти у всех набекрень съехали, и нормальных слов не понимает никто. Только через разборку или мать... Сам не верил поначалу, вскоре убедился,— вздохнул Соколов.
— Слушай, Сань, мне для ремонта в пяти бараках половая доска нужна. А у тебя на пилораме это запросто изобразить могут твои мужики. Давай махнемся? Вы нам—доски, мы вам—спецовки. И все довольны! — предложил Касьянов.
