Он достал из-за барной стойки американский музыкальный инструмент.
– Что это? – спросила она.
– Это называется ги-та-ра. На ней исполняют сельскую музыку. Говорят, она сейчас пользуется особой популярностью в Техасе, – сказал он. – На этом инструменте также исполняют «блюз», это такая музыка, в которой отражается боль от неверных решений.
Сан Мун пробежалась своими нежными пальчиками по струнам гитары. Та издала глухой стон, как будто звонкий хэгым[31] завернули в одеяло и окунули в ведро с водой.
– Американцам есть о чем печалиться, – заметила она, пощипывая гитарную струну. – Но послушайте, я не могу сыграть на ней ни одну песню.
– Но ты должна, должна, – сказал Великий Руководитель. – Пожалуйста, сделай так, чтобы она сыграла для меня.
Сан Мун принялась наигрывать на гитаре: «Сожалею, что в сердце моем…, – запела она. – Не вмещается моя любо-о-овь…».
– Так-та-а-к…, – произнес он.
Она продолжила: «К самой демократической стране в мире-е-е…, – пела она. – Корейской Народно-Демократической Республике-е-е».
– Хорошо. Только поменьше этого птичьего чириканья. Пой, чтобы кровь кипела в твоих жилах.
Она положила гитару на барную стойку струнами вверх, так, как играют на правильных струнных инструментах. Она старалась захватывать струны так, чтобы извлечь из них разные ноты:
– Янки ра-а-ды, – пела она, неистово бренча на гитаре. – Янки печаа-альны.
Великий Руководитель отбивал ритм руками по барной стойке.
– Но нашей стране разница не видна-а-а, – стучала она по гитаре. – Ведь наш народ счастлив всегда-а-а».
Они засмеялись.
– Мне всего этого так не хватает, – вздохнул он. – Помнишь, как мы допоздна обсуждали сценарии фильмов? Как мы выражали любовь к своей стране и постигали воссоединение?
– Да, – вздохнула она. – Но все изменилось.
– Изменилось? Я думал, пытаясь понять, – сказал Великий Руководитель, – если что-то бы случилось с твоим мужем при выполнении одного из его многочисленных опасных заданий, мы с тобой могли бы подружиться снова? Конечно, твой супруг жив и здоров, и этот твой брак лучше, чем был когда-либо, я уверен в этом. Но если что-нибудь случилось бы с твоим супругом, если бы он провалил одно из своих многочисленных героических заданий в интересах нашей страны, имел бы я право надеяться думать, что мы с тобой могли бы снова сблизиться и по вечерам делиться знаниями Чучхе и политики «Сонгун»?
Сан Мун оставила гитару.
– Что-то должно случиться с моим мужем? – спросила она. – Вы это пытаетесь мне сказать? Вы собираетесь отправить его на опасное задание?
– Нет, нет, гони прочь эту мысль, – заверил он. – Ничего подобного. Конечно, никогда нельзя утверждать с уверенностью… Мир, надо сказать, – опасное место, и будущее известно только высокопоставленным чиновникам.
– Вашей отеческой мудрости всегда удавалось умерить мои женские страхи, – сказала Сан Мун.
– Это один из моих подарков, – ответил Милосердный Руководитель Ким Чен Ир во всем своем великолепии. – Должен заметить, – продолжал он, – что ты называешь его мужем.
– Я не знаю, как еще называть его.
– Но ты не отвечаешь на мой вопрос, – настаивал Великий Руководитель.
Сан Мун стояла, скрестив руки и отвернувшись от бара. Она сделала два шага и вернулась назад. Я тоже истосковалась по нашим беседам до поздней ночи, – вздохнула она. – Но эти дни уже в прошлом.
– Но почему? – удивился Великий Руководитель. – Почему они должны быть в прошлом?
– Потому что я слышала, у вас появилась новая кандидатура, новая молоденькая ученица.
– Я вижу, кто-то разговаривает с тобой и делится кое-какими вещами.
– Когда гражданке дают другого мужа, это ее долг – делиться с ним кое-какими вещами.
– И ты, что же, – спросил Великий Руководитель. – Делилась с ним?
– Будущее известно только высокопоставленным чиновникам, – сказала она, улыбаясь.
Великий Руководитель понимающе кивнул.
– Видишь ли, этого мне и не хватало, – вздохнул он. – Именно этого.
Сан Мун пригубила коньяк.
– И кто же Ваша новая ученица? – поинтересовалась она. – Ценит ли она Вашу проницательность, Вашу утонченность, Ваш юмор?
Великий Руководитель наклонился к ней, радуясь тому, что вновь общается с этой женщиной. – Она не ты, могу тебе сказать. У нее нет такой красоты, такого очарования, такой манеры общения.
Сан Мун сделала вид, будто сильно удивлена услышанным:
– У нее нет такой манеры общения?
– О, да, ты меня дразнишь, – сказал он. – Ты знаешь, она говорит только по-английски. Она не Сан Мун, уверяю тебя, но недооценивай ее, эту американскую девушку. Не думай, что у моей Чемпионки по гребле нет особых качеств, собственной темной энергии.
Теперь придвинулась Сан Мун, и над барной стойкой они оказались совсем рядом.
– Ответьте мне, мой Дражайший Руководитель, – произнесла она. – И прошу Вас, ответьте откровенно. Может ли испорченная американка осмыслить великие идеи, рожденные таким великим умом, как Ваш? Может ли девчонка из страны, где царят коррупция и жадность, понять чистоту Вашей мудрости? Стоит ли она Вас, или, может, нужно отправить ее домой, чтобы вместо нее рядом с Вами оказалась настоящая женщина?
Великий Руководитель вытащил из-за барной стойки и протянул Сан Мун кусок мыла, расческу и чосонот, который, казалось, был сделан из чистого золота.
– Вот ты мне и ответишь на эти вопросы, – сказал он.
* * *
Граждане, посмотрите, какое гостеприимство наш Великий Руководитель проявляет по отношению к людям всего мира, даже к деспотичным Соединенным Штатам. Разве не отправил он лучшую женщину нашей страны утешить и поддержать своенравную американку? И разве Сан Мун не обнаружила Чемпионку по гребле в красивой комнате – прохладной, белой и ярко освещенной, с красивым маленьким окошком, из которого открывается прекрасный вид на луг, на котором резвятся кони в яблоках? Это не обшарпанный Китай или маленькая грязная Южная Корея, поэтому не нужно рисовать в воображении тюремную камеру с закопченными черными стенами и ржавыми лужами на полу. Вместо этого представьте себе большую белую ванну на золотых львиных лапах с горячей тонизирующей водой из реки Тэдонган.
Сан Мун подошла к американке. Несмотря на молодость, кожа у нее была испорчена солнцем и морем. Но дух ее, кажется, по-прежнему оставался силен – вполне возможно, что проведенный ею год в качестве гостьи нашей великой нации придал целенаправленности ее жизни и придал ей уверенности в себе. Без сомнения, это год подарил ей такое целомудрие, какого раньше она не знала. Сан Мун помогла Чемпионке раздеться и держала ее одежду, когда та сняла ее. У девушки были широкие плечи, а на шее выступали жилы. На предплечье у нее оказался маленький круглый шрам. Когда Сан Мун прикоснулась к нему, у Чемпионки по гребле вырвались слова, значения которых Сан Мун не могла понять. И все же по глазам девушки Сан Мун поняла, что отметина эта была ей памятна.
Американка легла в ванну, а Сан Мун села у ее изголовья, поливая водой прямые темные волосы девушки, ковш за ковшом. Кончики волос у нее были в плохом состоянии, их необходимо было остричь, но ножниц у Сан Мун не оказалось. Она нежно намылила девушке голову, отчего образовалось облако пены.
– Итак, ты женщина стойкая, одинокая, ты сумела выжить, – произнесла Сан Мун, смывая мыльную пену, затем еще раз намылила ей голову и вновь ополоснула водой. – Ты девушка, которая привлекла внимание всех мужчин. Ты женщина, которая борется, да, ты училась одиночеству? Ты думаешь, что в нашей стране, в которой царит изобилие, мы не ведаем невзгод? Наверное, ты думаешь, что я кукла на полке для забавы янбанов. Думаешь, всю жизнь я буду сидеть на креветочно-персиковой диете, пока не выйду на пенсию и не отправлюсь на пляжи Вонсана.
Сан Мун перешла к другому краю ванны и принялась мыть длинные пальцы и несуразные стопы Чемпионки.
– Моя бабушка была исключительной красавицей, – сказала Сан Мун. – Во время оккупации ее оторвали от семьи и сделали женщиной для утех императора Тайсе[32], хилого предшественника Хирохито. Диктатор был низкорослым болезненным мужчиной в очках с толстыми стеклами. Ее держали в крепости у моря, куда император приходил в конце каждой недели. Он наслаждался ею у окна с видом на залив, из которого он мог следить в бинокль за своим флотом. Желание подавить ее было у него настолько сильным, что этот маленький человек требовал от нее исполнения своих прихотей с радостью.
Сан Мун намылила упругие лодыжки и усохшие икры ног Чемпионки.
– Когда моя бабушка попыталась выпрыгнуть из окна, император решил порадовать ее колесным пароходом в виде лебедя. Потом он купил ей механическую лошадь, которая кружила на шесте по металлической дорожке. Когда она попыталась броситься на острые океанские рифы, приплыла акула: «Терпи, – сказала акула. – Мне приходится нырять в морские глубины каждый день, чтобы добыть себе пропитание – и ты, конечно же, сможешь найти способ выжить». Когда она засунула голову в механизм заводной лошади, прилетел зяблик и стал упрашивать ее не расставаться с жизнью: «Мне приходится летать по миру, чтобы отыскать семечки, – и ты, уж точно, сможешь прожить еще один день». Она сидела в своей комнате в ожидании прибытия императора и смотрела на стену. Рассматривая побелку каменных стен, она думала, что сможет продержаться еще немного. Великий Руководитель превратил для меня эту историю в киносценарий, и поэтому я хорошо понимаю, что чувствовала моя бабушка. Я прочувствовала ее слова, я словно бы стояла рядом с нею в ожидании неизбежного возвращения японского диктатора.
