Потом, снова повернувшись к хозяйкам, они снова спели:
Они же славные парни,
Они же славные парни,
Они же славные парни,
И это вам скажет всяк.
Дальнейшая заключительная строка была подхвачена многими гостями, что находились за дверями столовой, и была повторена еще не раз под управлением Фредди Малинза, высоко вздымавшего свою вилку.
* * *
В прихожую, где они стояли, проникал резкий утренний воздух, и тетушка Кейт сказала:
— Закройте кто-нибудь дверь, миссис Малинз насмерть простудится.
— Там на улице Браун, тетя Кейт, — сказала Мэри-Джейн.
— Браун повсюду, — произнесла тетушка Кейт, понизив голос.
Тон ее реплики заставил Мэри-Джейн рассмеяться.
— Да, он такой внимательный, — с иронией сказала она.
— Он как газ тут везде просачивался, — добавила тетушка Кейт тем же тоном, — всю эту ночь.
Она сама рассмеялась на этот раз и добродушно промолвила:
— Только скажи ему, Мэри-Джейн, пусть заходит, и закрывайте двери. Надеюсь, упаси Бог, он меня не слыхал.
В эту минуту дверь прихожей открылась, и из тамбура вошел мистер Браун, захлебываясь от неудержимого смеха. На нем было зеленое длинное пальто с манжетами и воротником искусственного каракуля, на голове круглая меховая шапка. Он ткнул пальцем в сторону заснеженной набережной, откуда доносился резкий продолжительный свист.
— Тедди заставит прискакать все кебы в Дублине, — сказал он.
Из каморки рядом с конторой вышел Габриэл, натягивая пальто. Оглядев прихожую, он спросил:
— А Грета не спускалась еще?
— Она собирается, Габриэл, — сказала тетушка Кейт.
— А кто там играет наверху? — опять спросил он.
— Никто, все уже разошлись.
— Нет-нет, тетя Кейт, — поправила Мэри-Джейн. — Бартелл Д’Арси и мисс О’Каллахан еще не ушли.
— Как бы ни было, кто-то там бренчит на рояле, — заметил Габриэл.
Мэри-Джейн оглядела мистера Брауна и Габриэла и, зябко поводя плечами, сказала:
— Вы так закутаны оба, что мне на вас холодно смотреть. Не завидую, как вы будете добираться домой в такой час.
— А по мне, так самое милое бы сейчас, — браво заявил мистер Браун, — это бодрая прогулочка за городом или же запрячь резвую лошадку да с ветерком прокатиться.
— У нас раньше дома была отличная лошадь и коляска, — сказала тетушка Джулия уныло.
— Незабвенный Джонни, — подхватила со смехом Мэри-Джейн.
Тетушка Кейт и Габриэл тоже засмеялись.
— А что такого чудесного в этом Джонни? — спросил мистер Браун.
— Покойный и оплакиваемый Патрик Моркан, то бишь наш дедушка, — начал Габриэл, — в последние свои годы именовался в просторечии старый джентльмен и был по роду занятий клеевар.
— О, Габриэл, — сказала тетушка Кейт, смеясь, — у него была крахмальная фабрика.
— Ну, будь там крахмал или клей, — продолжал Габриэл, — но, во всяком случае, старый джентльмен имел лошадь по кличке Джонни. И Джонни провел всю жизнь на фабрике старого джентльмена, изо дня в день шагая по кругу и вращая большой жернов. Все шло чудесно, но затем с Джонни приключилась трагическая история. В один прекрасный день старый джентльмен пожелал совершить выезд в собственной карете на военный парад в парке, вместе с высшим дублинским светом.
— Помилуй Бог его душу, — сказала тетушка Кейт с чувством.
— Аминь, — заключил Габриэл. — Итак, старый джентльмен запряг Джонни, облачился в свой лучший цилиндр и лучший галстук и со всею торжественностью выехал из своего родового особняка, что находился, я полагаю, где-то вблизи Бэк-лейн, то бишь Заднего проулка.
На этом месте все рассмеялись, даже и миссис Малинз, а тетушка Кейт сказала:
— Ну право, Габриэл, он же не жил на Бэк-лейн, это только фабрика была там.
— Они с Джонни проследовали из особняка предков, — продолжал Габриэл, — и все шло отлично, покуда в поле зрения Джонни не оказалась статуя короля Билли. И тут, то ли он влюбился в кобылку, на которой восседал Билли, то ли решил, что они приехали к себе на фабрику, но только он принялся шагать вокруг статуи.
Под общий смех Габриэл описал круг по прихожей, ступая в своих галошах.
— Он все шагал и шагал по кругу, — говорил Габриэл, — а старый джентльмен, который был чрезвычайно чопорным джентльменом, пришел в крайнее возмущение. «Вперед, сэр! Что это вы задумали, сэр? Джонни! Джонни! Совершенно неслыханное поведение! Я не могу понять эту лошадь!»
Взрывы хохота, сопровождавшие повествование о трагической истории, были прерваны громким стуком в дверь. Мэри-Джейн пошла отворить, и на пороге прихожей появился Фредди Малинз. Скрючившийся от холода, в шапке, съехавшей далеко на затылок, Фредди Малинз тяжело отдувался, и от него валил пар.
— Я смог найти всего один кеб, — объявил он.
— Ничего, мы себе найдем где-нибудь на набережной, — сказал Габриэл.
— Да-да, — согласилась тетушка Кейт. — Лучше тут не держать миссис Малинз на сквозняке.
С помощью своего сына и мистера Брауна миссис Малинз спустилась с крыльца и путем сложных маневров была помещена в кеб. Фредди Малинз взобрался следом за ней и долго устраивал ее на сиденье, меж тем как мистер Браун помогал снаружи советом. Наконец должное удобство было достигнуто, и Фредди Малинз пригласил садиться в кеб мистера Брауна. Последовала долгая и путаная дискуссия, после чего мистер Браун поднялся в кеб. Кучер укрыл полстью его колени и, перегнувшись к седокам, спросил адрес. Здесь путаница возникла снова, поскольку Фредди Малинз и мистер Браун, оба высунув свои головы из окошек кеба, давали кучеру различные указания. Трудность была в определении пункта, где высадить мистера Брауна по пути, и тетушка Кейт, тетушка Джулия и Мэри-Джейн с крыльца усиленно помогали обсуждению, предлагая различные маршруты, споря между собой и неудержимо смеясь. Что же до Фредди Малинза, то он от смеха был уже лишен дара речи. Он постоянно, с риском потерять шляпу, высовывал голову из окна и сообщал матери, как продвигается обсуждение, пока наконец, перекрывая всеобщий смех, мистер Браун не вскричал оторопелому кучеру:
— Вы знаете, где Тринити колледж?
— Да, сэр, — отвечал кучер.
— Так вот, катите, пока не стукнетесь об ворота Тринити, — приказал мистер Браун, — а там мы вам скажем, куда дальше. Теперь понятно?
— Да, сэр, — отвечал кучер.
— Птицей летим до Тринити.
— Точно, сэр, — ответствовал кучер.
Лошадь подхлестнули кнутом, и кеб застучал по булыжной набережной, провожаемый смехом и прощальными возгласами.
Габриэл не вышел вместе с другими на крыльцо. Он стоял в неосвещенной части прихожей, глядя вверх, в пролет лестницы. Женская фигура виднелась на первой площадке, тоже в тени. Он не мог видеть ее лица, но видел терракотовые и палево-розовые полосы на платье, которые в полутьме казались черными и белыми. Это была его жена. Опершись на перила, она прислушивалась к чему-то. Ее поза была столь тихо-сосредоточенной, что удивленный Габриэл сам начал вслушиваться. Но до него доносились лишь споры и смех с крыльца, разрозненные звуки рояля и несколько тактов мужского пения.
Он стоял в сумраке прихожей, пытаясь разобрать, что же пел мужской голос, и всматриваясь в фигуру жены. В ее позе были грациозность и тайна, как если бы она была символом чего-то. И он спрашивал себя, чего же символом служит женщина, которая стоит на ступеньках в полутьме и вслушивается в отдаленную музыку. Будь он художником, он написал бы ее в этой позе. Мягкая голубая шляпа оттеняла бы бронзу ее волос на фоне окружающей тьмы, а темные полосы на платье оттеняли бы светлые. Он бы назвал картину «Отдаленная музыка», будь он художником.
Входные двери закрылись, и тетушка Кейт, тетушка Джулия и Мэри-Джейн вернулись в прихожую, еще продолжая смеяться.
— Фредди, это какая-то напасть, — сказала Мэри-Джейн, — настоящая напасть, правда?
Не отвечая ничего, Габриэл указал вверх на лестницу, где стояла его жена. При закрытых дверях звуки голоса и рояля стали слышны отчетливей. Габриэл сделал жест, призывающий вошедших к молчанию. Музыка была в духе старых ирландских напевов, и казалось, что исполнитель не совсем тверд и в мелодии, и в словах. Голос, которому расстояние и хрипотца придавали жалобное звучание, ярче усиливал характер мелодии благодаря скорби слов:
Ах, дождик льет на тяжки косыньки мои,
Да мне росою моет лицо,
И дитятко застыло мое…
— Да это же Бартелл Д’Арси, — воскликнула Мэри-Джейн, — который весь вечер не соглашался петь. Сейчас я его заставлю, пускай перед уходом споет.
— Заставь его, заставь, — сказала тетушка Кейт.
Обогнув стоявших, Мэри-Джейн быстро направилась к лестнице, но едва она сделала несколько шагов, пение смолкло и инструмент резко захлопнули.
