Но Заря не только появляется с этими сияющими стадами, она приводит их в дар приносящему жертву; она, подобно Индре, опьяненному Сомой, дарует Свет. В одном из гимнов Васиштхи (VII.75.7) говорится о том, что Заря участвует в деянии богов, когда они проламывают твердыни, где сокрыты стада, и даруют эти стада людям: «Истинная с богами, которые истинны, великая с богами, которые велики, она разбивает твердыни и дарует сияющие стада; коровы мычат, устремляясь навстречу заре», rujad dṛḷhāni dadad usriyāṇām, prati gāva uṣasaṁ vāvaśanta. В следующем же стихе ее просят утвердить или установить для приносящих жертву «состояние блаженства, исполненное света (коров), коней (жизненных сил), несущее множество наслаждений», gomad ratnam aśvāvat purubhojaḥ. Таким образом, стада, даруемые Ушей, есть сияющее воинство Света, освобожденное богами и риши Ангирасами из прочных темниц Валы и демонов пани, а обилие коров (и коней), о котором постоянно просят риши, не может быть ничем иным, кроме богатства того же Света; ибо невозможно предположить, что коровы, дарованные Зарей, о которых говорится в седьмом стихе этого гимна, отличны от коров, о которых просят риши в восьмом стихе, – что одно и то же слово в первом случае означает свет, а во втором – физических коров и что риши тотчас же забывает используемый им образ, как только тот сходит с его уст.
Иногда в молитве речь идет не о светозарном наслаждении или лучезарном изобилии, а о сияющем побуждении или силе: «Привези же нам, о Дочь Небес, светозарные порывы вместе с лучами Солнца», gomatīr iṣa āvaha duhitar divaḥ, sākaṁ sūryasya raśmibhiḥ (V.79.8). Саяна поясняет нам, что здесь имеется в виду «сияющая пища»; но, безусловно, абсурдно говорить о сияющей пище, которую приносит Заря вместе с лучами Солнца. Если слово iṣ имеет значение «пища», то под всем выражением мы должны понимать «пища из коровьего мяса», но хотя в древности употребление говядины в пищу и не было запретным, как явствует из Брахман, все же этот смысл, которого Саяна старается избежать, дабы не оскорбить чувства индусов более поздних времен, здесь не имеется в виду (он был бы не менее абсурден, чем и первый), что подтверждается другим стихом Ригведы, где Ашвины призываются даровать нам светозарный порыв, который перенес бы нас за пределы тьмы, yā naḥ pīparad aśvinā jyotiṣmatī tamas tiraḥ, tām asme rāsāthām iṣam (I.46.6).
Из этих характерных примеров мы можем получить представление о том, насколько широко используется образ Коровы Света в гимнах Веды и с какой очевидностью он указывает на наличие в них психологического смысла. Возникает, однако, и сомнение. Даже согласившись с неизбежным заключением о том, что корова являет собою образ Света, почему мы не можем толковать его просто как солнечный свет, что, казалось бы, подсказывает нам и сам язык Веды? Чего ради предполагать наличие символа там, где есть только образ? К чему изобретать трудности двойной аллегории: корова означает свет зари, а свет зари есть символ внутреннего озарения? Почему бы не исходить из того, что риши молились не о духовном озарении, но о свете дня?
Возражений много, и иные из них убедительны. Если мы примем за факт, что ведийские гимны сочинялись в Индии и заря в них – это индийская заря, а ночь – короткая ночь южных широт, продолжающаяся лишь десять-двенадцать часов, то придется признать, что ведийские риши были примитивными людьми, охваченными страхом темноты, населенной в их представлении нечистой силой, которые не имели понятия о естественном законе чередования дня и ночи – тем не менее блистательно воспетом ими во многих гимнах – и верили, что только благодаря их молитвам и жертвоприношениям Солнце восходит в небесах и Заря появляется из объятий своей сестры Ночи. Тем не менее они говорят о непреложности правил для действий богов и о Заре, которая неизменно следует путем вечного Закона или Истины! В таком случае, мы должны предположить, что, когда риши восторженно восклицает: «Мы переправились на другой берег этой тьмы!» – то это он с таким воодушевлением воспевает обычное пробуждение на рассвете очередного дня. Или мы должны предположить, что люди времен Вед принимались приносить жертвы на заре и возносили мольбы о свете, когда солнце уже взошло. А если мы согласимся со всеми этими нелепостями, то тут же натолкнемся на ясное заявление, что только после того, как они девять или десять месяцев вершат жертвоприношение, они вновь обретают с помощью риши Ангирасов утраченный свет и пропавшее солнце. А как нам понимать постоянное утверждение о том, что Свет был явлен нашими Предками: «Праотцы сокрытый свет отыскали, истиной в своих помыслах они породили Зарю», gūḷhaṁ jyotiḥ pitaro anvavindan, satyamantrā ajanayan uṣāsam (VII.76.4)? Если бы мы встретили подобные строки в поэтическом произведении любой другой литературы, мы бы сразу придали им психологическое или духовное значение; и нет никаких оснований поступить иначе в отношении Вед.
Если, однако, мы должны исходить исключительно из натуралистического толкования ведийских гимнов, то совершенно очевидно, что ведийские Заря и Ночь не могут быть ночью и зарей в Индии; только в том случае, если риши находились в условиях арктического региона, их отношение к этим природным явлениям и их заявления по поводу Ангирасов становятся хоть сколько-нибудь понятными. Но хоть и чрезвычайно вероятно, что воспоминания об арктической родине находят свое отражение во внешнем смысле Веды, арктическая теория происхождения ариев не исключает существования сокровенного смысла, стоящего за древними образами, почерпнутыми из явлений природы, как и не избавляет эта теория от необходимости более последовательного и прямого истолкования гимнов, обращенных к Заре.
Рассмотрим для примера гимн риши Прасканвы из рода Канвов, обращенный к Ашвинам (I.46), в котором упоминается тот самый светозарный порыв, что переносит нас по ту сторону тьмы. Этот гимн непосредственно связан с ведийской идеей Зари и Ночи. В нем встречаются многие устоявшиеся ведийские образы: путь Истины, переправа через реки, восход Солнца, тесная связь Зари и Ашвинов, мистическая сила и океанская суть нектара Сомы.
«Вот та Заря, непревзойденная, восходит, восхитительная, в Небесах; о Ашвины, этим гимном Безбрежность вашу я утверждаю, вы, кому Океан является матерью, вершители труда, божественные, кто выходит за пределы ума к блаженствам и мыслью находит то богатство существования… О Владыки Странствий, о вы, дающие ментальную форму слову, вот тот, кто устраняет ваши раздумья, – смело напейтесь Сомы; даруйте нам тот порыв, о Ашвины, тот сияющий импульс, что переносит нас за пределы тьмы. Отправляйтесь в путь ради нас на своей ладье, дабы достичь другого берега, по ту сторону мыслей ума. Запрягайте, о Ашвины, колесницу свою – колесницу, что становится широкой весельной ладьей в Небесах, когда пересекаете вы небесные реки. Мыслью запряжены Силы Восторга. Силы Сомы в небесах, несущие восторг, и есть то богатство существования в пространстве Вод. Где же сбросите вы тот покров, что создали сами, дабы сокрыть себя? Так, Свет родился ради восторга Сомы – Солнце, что было во тьме, выбросило свой язык навстречу Златому. Путь Истины проявился, по которому мы перейдем на тот берег; показалась вся широкая дорога через Небеса. Ищущий растет в своем существе к всевозрастающему проявлению вслед за проявлением Ашвинов, когда услаждаются они в упоении Сомы. О вы, обитающие (или сияющие) во всеозаряющем Солнце, через питие Сомы, через Слово придите как творцы блаженства в наш человеческий род. Заря приходит к нам согласно вашему блеску и славе, когда вы охватываете все наши миры; вы добываете Истины из Ночей. Оба пейте, о Ашвины, оба вместе протяните нам покой посредством расширений, цельность которых остается нерасторжимой».
Вот это прямой и подлинный смысл гимна, мысль которого не трудно понять, если помнить основные идеи и образы ведийской доктрины. Ночь, бесспорно, есть образ внутренней тьмы; с восходом Зари Силы Истины извлекаются из объятий Ночи. Это восход Солнца, которое было затеряно во мраке, – знакомый образ сокрытого Солнца, вновь открываемого Богами и риши Ангирасами, – солнца Истины, которое теперь направляет свой огненный язык навстречу золотому Свету: ибо hiraṇya, золото, есть конкретный символ высочайшего света, это есть золото Истины. И именно это истинное богатство, а не золотую монету просят ведийские риши у Богов. Этот великий переход от состояния внутренней темноты к озарению осуществляется Ашвинами, повелителями ликующего, устремленного ввысь движения ума и витальных сил, когда они изливают бессмертный нектар Ананды в ум и тело и там вкушают его. Они придают ментальную форму выражающему Слову, они ведут нас к небесам чистого разума за пределы этой тьмы и там Мыслью приводят в действие энергии Восторга. Но и небесные воды пересекают они, ибо энергия Сомы помогает им разрушить все ментальные построения, – даже эту завесу сбрасывают они; они выходят за пределы Ума, и этот последний шаг описывается в образах переправы через реки, перехода через небеса чистого разума, прохождения путем Истины на другую сторону. Только по достижении высочайших высот, paramā parāvat, обретаем мы, наконец, покой в великом человеческом странствии.
