Слезы мешались с угрозами, упреки с обещаниями…
Голова шла кругом.
На следующий день Ирина отправилась в церковь. Дождалась знакомого батюшку.
— Что вы благословите? — спросила она.
— Что ты у меня спрашиваешь? — сказал священник. — Ведь сама знаешь, что никакой иерей не даст благословения на мошенничество, на обман… Тем более, когда дело касается долга защищать Отечество… Нет-нет, милая… И не смотри на меня так! Я не благословляю тебя помогать в таком деле ему…
— Но ведь тогда я потеряю крестника…
— Даст Бог, не потеряешь… А если поможешь — потеряешь наверняка.
Целый день после этого разговора Ирина держалась.
Потом дрогнула. Сказала сестре, что готова сама дать денег на подкуп врачей, но пускай кто-нибудь другой этим занимается.
И тогда снова зазвонил телефон… Родственники теперь еще яростнее нападали на Ирину, упрекая ее в лицемерии и ханжестве. Что значит: она готова дать деньги на взятку? Это чтобы не замараться самой?
— Этому в твоей церкви учат? — спрашивали они.
И тогда Ирина сдалась.
Поговорила с бывшим однокурсником, который был теперь большим начальником в призывной комиссии. Однокурсник нисколько не удивился.
— Вообще-то это три тысячи стоит… — сказал он. — Но для тебя за тысячу сделаем…
— Долларов?
— Ну не рублей же! Разве можно за наши русские рубли от службы в русской армии отмазывать…
И засмеялся довольный, что так ловко сострил.
На следующий день Ирина передала бывшему однокурснику тысячу долларов, а еще через две недели Сергею поставили в военный билет заветный штамп. Такого счастливого лица, как в тот вечер, Ирина у своего крестника еще никогда не видела.
И было это три месяца назад.
4
Ирина вытерла слезы и отрешенно подумала, что Сергей чувствовал себя счастливым человеком за три месяца до своей смерти…
Потом взяла трубку, в которой, всхлипывая, булькал голос сестры. Похоже, что Вера тоже успела выплакаться.
— Убили его… — сказала. — Сережа пошел подружку свою защищать… А его ножом ударили… И сразу — насмерть. Это ты виновата, Ирина.
— Я?! — спросила Ирина таким голосом, словно хотела позвать на помощь.
— Ты… — бесцветно сказала Вера. — Если бы он служил в армии, может быть, и жив был сейчас… А ты ему белый билет купила…
5
Хоронили Сергея в субботу на Южном кладбище.
День выдался серый.
Начинал накрапывать мелкий дождишко, и тут же прекращался, но небо по-прежнему оставалось серым…
Откуда-то издалека доносился Верин голос:
— Понимаешь, у меня такое ощущение, будто я все позабыла и только сейчас вспомнила. Все-все… Даже самые обыкновенные вещи. А, может, я и не знала их? Нет, конечно, знала… Просто позабыла, а сейчас вспомнила…
Вера сидела, схватившись за край открытого гроба, и невозможно было разжать ее пальцы, как невозможно было и остановить поток ее слов.
Зато бабушка Сергея, Иринина мать, вся была в делах.
Она уже рассказала Ирине, какой поставят памятник на могиле Сергея, и сейчас рассказывала, что следователь оказался очень толковым и расторопным. Убийца уже задержан, дело скоро будет передано в суд.
— Как ты думаешь? — спросила она. — Коробку конфет ему подарить или, может, торт снести?
— Кому ему? — спросила Ирина. — Убийце?!
— Следователю! — Мать так посмотрела на Ирину, что та поспешила отойти.
6
В зале прощаний лежали и другие покойники — морг работал как конвейер…
Попятившись, Ирина чуть не задела другой гроб. Обернулась и испуганно вздрогнула. Из гроба смотрел на нее знакомый кавказец, учинивший над собою хачапури-харакири.
Лицо кавказца было нарумянено, и казалось, что он вполне доволен своей участью. Вероятно, уже успел и тут «за всэ» заплатить.
Ирина подумала так и поежилась. Потом виновато посмотрела на кавказца и отошла.
Началась панихида.
Помахивая кадилом, священник деловито читал молитвы, снаряжая Сергея в последний путь.
Какое-то забытье охватило Ирину…
Она очнулась уже на кладбище, когда ей сказали, дескать, пора идти.
— Нет-нет… — она помотала головой. — Я приеду на такси… Я должна немного побыть одна… Я скоро приеду…
7
И она осталась, сидела на скамеечке и смотрела, как устанавливают могильщики памятник на соседней могиле. С гранитной плиты смотрело на нее лицо кавказца, сделавшего себе хачапури-харакири.
Потом могильщики достали бутылку водки и устроились рядом с Ириной.
Предложили и ей выпить.
Она выпила. Чуть захмелела и начала рассказывать, что вообще, наверное, она — ведьма.
— Почему?
— Ну, просто, кто ее обманет, сразу у этого человека неприятности начинаются…
— Это вы насчет вашего памятника? — спросил один из могильщиков. — Ну, что вы… Не волнуйтесь. Все сделаем как надо…
— Вы не обижайтесь, пожалуйста! — сказала Ирина. — Я это так болтаю. Я ведь знаю, что вы все, как надо, сделаете… Неужели я не понимаю? У вас же работа такая…
— Обычная работа… — успокоившись, сказал могильщик. — И со жмуриками работаем, и с живыми…
— Нет-нет! Что вы! Тут же — неужели вы это не чувствуете? — души кругом летают. Если вы что не так сделаете, они вам обязательно отомстят. У вас очень ответственная работа…
И снова посерьезнели могильщики.
— Сделаем, хозяйка… — поднимаясь, сказал старший. — За что заплочено, то и сделаем…
— Да-да… — закивали его товарищи. — Чего же не сделать, если заплочено.
4 июля 1999 года. Санкт-Петербург
Ночь была неспокойной.
Вначале болело ухо, потом крутило ноги, а к утру Никита стал бомжом и кто-то надел ему ведро на голову, и так и проснулся он, замерзший, голодный и как будто больной…
Станцию, где паломники кантовались в ожидании утреннего автобуса на монастырь, только если смотреть на нее из окна проносящегося мимо скорого поезда, можно было назвать вокзалом.
Тем не менее под этим навесом стояли скамейки, на которых и пытался скоротать ночь Никита.
Рядом с ним похрапывал носатый мужчина, в стороне от него свернулась в клубочек женщина, закутанная в огромный пуховый платок.
Было зябко, как и в горестном сне, хотелось завернуться во что-нибудь и снова задремать, но дальше Никита не стал испытывать судьбу, стащил натянутый на голову капюшон и встал.
Потянулся и только тут увидел, что не один он проснулся…
Подружки-врачихи, под болтовню которых и засыпал Никита, тоже уже не спали.
— Не спится? — ехидно осведомилась одна. — Отель не понравился?
— Отчего же… — сказал Никита. — Отлично отдохнул. Просто знаете, как Эдисон говорил: мало есть всем полезно, а мало спать никому не вредило.
— Этот Эдисон, наверно, совсем больной на голову был?
— Нет… Даже наоборот, пожалуй… Эдисон — знаменитый американский изобретатель.
— А… У нас на «неотложке» тоже изобретают все. Я вот рассказывала тут, у нас заведующий придумал, как бомжей возить. Ведро на голову надевают…
— А зачем это? — вспоминая свой сон, спросил Никита.
— Чтобы вши по машине не разбежались…
— Понятно, — сказал Никита. — Однако жестоко…
— А куда денешься? Не будешь же каждый раз дезинфекцию в машине делать!
Разговор разбудил и носатого мужчину.
— А зачем бомжей вообще в больницу возить? — сказал он. — Пускай бы так помирали…
— Хорошие у вас перед монастырем мысли! — похвалил его Никита. — Человеколюбивые очень.
— Да ладно уж! — обиженно сказал мужчина. — Очень человеколюбиво зато подлечить человека и снова на помойку выкинуть! Или знаете, как это у нас в администрации придумали? Выловить бомжей, дать продуктов на дорогу и вывезти куда-нибудь подальше от города.
— Это не нам решать, — сказала врачиха, рассказывавшая про ведро. — У нас если есть показания везти человека в больницу, везем, несмотря на то, кто это — бизнесмен или бомж…
— А никакой разницы и нет, — сказал носатый мужчина. — Тут ведь разобраться надо, откуда у нас бомжей столько развелось. Между прочим, проблему эту проще простого решить… Надо просто поднять материалы на каждого бомжа, пробить: где жил и как судьба его квартиры сложилась! Вот тут и выплывут все эти бизнесмены-мошенники, и нотариусы, которые их обслуживали, и участковые, которые им помогали, и работники жилконтор, и паспортные столы. И вот и надо будет всех этих господ переселить в места не столь отдаленные, а бомжам их жилплощадь вернуть…
— Как-то легко у вас получается… — усмехнулся Никита. — Только ведь бомжи снова жилплощадь свою пропьют и снова бомжами станут.
