Младший лейтенант Ваня Евсеев стрелял на ходу и промахнулся. Из накренившегося бронетранспортера выпрыгивали эсэсовцы и полицаи. Обе самоходки послали еще несколько снарядов. Взрывы накрыли разбежавшихся карателей, «ганомаг» вспыхнул. Мотоциклисты подхватили несколько человек, но потеряли спасительное для них время.
Теперь снаряды летели в мотоциклы. Один из «цундаппов» разнесло на части. Два других мотоцикла, перегруженные, увязая в грязи, приближались к повороту.
Взрыв осколочного снаряда встряхнул облепленный карателями «цундапп». С заднего сиденья свалился эсэсовец, а с коляски упал вцепившийся в запасное колесо полицай. Вскочил, хромая, сделал несколько шагов, но мотоциклы исчезли за поворотом.
Деревня Довжа была спасена. Зондеркоманда почти вся перебита, взять в плен никого не удалось. Эсэсовцев и полицаев вообще не щадили, а здесь прибавилась ненависть местных жителей.
Собирали тела погибших десантников. Хотели погрузить на броню, но требовалось эвакуировать около десятка тяжелораненых. К Павлу Карелину подошел крестьянин, снял картуз и поклонился:
– Спасибо вам, товарищ командир. От всей нашей деревни. Мы ведь…
– Похороните наших ребят, – перебил его старший лейтенант. – Вот здесь, на площади. Нам возвращаться надо, свою часть догонять.
– Домовины сколотим и похороним, – сказал другой крестьянин, с винтовкой за плечом.
Торопливо собирали документы убитых эсэсовцев и полицаев. Оружие частично унесли местные жители. Стрельба доносилась со всех сторон. Они собирались обороняться, если на них наткнется отступающая немецкая часть.
Глава 4. Витебский «котел»
Двадцать пятого июня 1944 года после недолгих, но ожесточенных боев замкнулось кольцо окружения вокруг Витебска. Части 3-го Белорусского фронта соединились у поселка Гнездиловичи с частями 1-го Прибалтийского фронта. Предстоял нелегкий штурм окруженного Витебска, который был объявлен Гитлером «городом-фестунгом», то есть крепостью.
– Наши крепости дерутся до последнего человека! – восклицал Гитлер, не замечая реакции своих генералов, не желавших, чтобы в таких окруженных «фестунгах» перемалывались целые армии. С кем тогда воевать против русских?
Командиры самоходно-артиллерийских батарей Захар Чурюмов и Павел Карелин находились на командном пункте стрелкового полка и рассматривали в бинокли участок предстоящей атаки. Молодой рослый полковник Орлов был недоволен тем, что атаку его полка будут поддерживать всего шесть легких самоходно-артиллерийских установок.
– Почему шесть, а не десять? – спросил он, когда самоходки прибыли на исходящую позицию. – Был приказ выделить две батареи.
– Потому что из боев с двадцать второго числа не вылезаем, – огрызнулся капитан Чурюмов. – Седьмая машина должна подойти, если ремонтники двигатель успеют перебрать.
– Седьмая, восьмая… не телится ваш Тюльков. Сунул шесть самоходок, думает, они чудеса сотворят. Мне, что, в штаб корпуса звонить?
Оба комбата уважали рассудительного, знающего свое дело подполковника Тюлькова, с которым прошли с сорок третьего года долгий путь от Харькова до Белоруссии.
– Вы бы выражения выбирали, товарищ полковник, – отрываясь от бинокля, сказал Карелин. – Борис Прокофьевич Тюльков – наш командир и на переднем крае с начала войны.
Молодой полковник побагровел, намереваясь осадить слишком самоуверенных самоходчиков, но разглядел четыре нашивки за ранения на гимнастерке Карелина и орден Красного Знамени у капитана Чурюмова. Судя по наградам и нашивкам, Тюльков выделил для поддержки стрелкового полка бывалых командиров.
Полковника Орлова больше раздражало, что не прислали обещанную роту «тридцатьчетверок». Небольшие приземистые самоходки с открытыми рубками большого доверия ему не внушали.
Требовалось пересечь поле, за которым начинались предместья города. Здесь хватало места для оборонительных позиций. Островки деревьев и кустарника, одиночные дома и хозяйственные постройки, картофельное поле, размокшее после дождей.
Километрах в полутора пряталась хорошо замаскированная противотанковая батарея. Неизвестно, сколько траншей вырыли за ночь немцы и где стоят минометы.
Под давлением вышестоящего начальства полковник поторопился с наступлением темноты направить саперную роту проделать проходы в минных полях. При свете ракет и долгоиграющих «люстр», выпущенных из минометов, саперы угодили под плотный пулеметный огонь.
Из глубины немецкой обороны посылали бризантные снаряды гаубицы-«стопятки». Осколки летели сверху, выкашивая хорошо подготовленную роту. Саперы сделали проходы, но потеряли убитыми и ранеными половину личного состава.
Хуже того, перед рассветом выполз немецкий саперный взвод и снова заминировал очищенные места. Наши солдаты это видели и тревожно перешептывались:
– Ну вот, опять через минное поле бежать. В прошлый раз сколько людей подорвалось. Неужели ничему не научились?
Оставалась надежда уничтожить наспех разбросанные мины артиллерийским огнем приданного полку гаубичного дивизиона, который насчитывал двенадцать орудий. Но гаубицы нужны и для артподготовки. Получался «тришкин кафтан», да еще не пришли танки, а вместо двух батарей самоходок прислали всего шесть штук.
– Снова атака без танкового сопровождения, – с горечью проговорил командир полка. – А на участке прорыва одних дзотов штук пять и бетонный дот.
Может, у полковника Орлова поднялось бы настроение, если бы он знал, что в ночь на 25 июня немецкое командование отдало приказ на отвод части своих войск из района Витебска на запад. Но это одновременно означало, что оставшиеся будут драться особенно ожесточенно, прикрывая отступающие подразделения.
Последним «подарком» стало сообщение разведки, что обнаружены три замаскированных в капонирах танка. Судя по массивным башням и длинным стволам орудий, это скорее всего «пантеры». Их технические данные полковник знал хорошо. За полтора километра просаживают броню любого танка.
Новые «тридцатьчетверки» хоть могут как следует ответить из своих 85-миллиметровых орудий, а легкие самоходки с броней в три сантиметра сгорят, как свечки, не успев разогнаться.
Оба офицера-самоходчика, услышав новость, переглянулись, но никак не отреагировали.
– Чего молчите? – не выдержал полковник – Не мне, а вам под огонь этих «кошек» идти. Вы хоть какой-нибудь план разработайте.
– Как от снарядов уворачиваться? – съязвил капитан Чурюмов. – Спасибо за сочувствие.
Однако начиналось все не так и плохо. Пришли наконец обещанные «тридцатьчетверки». Правда, их было пять, а не десять, как положено по штату в танковой роте. Вместе с ними пришла и отремонтированная самоходка из батареи Чурюмова.
– Теперь можно наступать, – не скрывал удовлетворения полковник Орлов, обходя новые танки «Т-34-85» с массивными орудиями.
Появление «тридцатьчетверок» вызвало радостный рев пехоты.
– Танки! Наконец-то!
– Во громадины.
– Сейчас они намотают фрицев на гусеницы!
– Нам так не радовались, – ревниво заметил наводчик Федосеев.
– Ну и наплевать! – отозвался сержант Бурлаков. – Оборону теперь танки прорывать будут.
Однако настроение испортил молодой полковник Орлов, командир стрелкового полка. И Чурюмов, и Карелин услышали по рации команду:
– Самоходы, от танков не отставать!
Захар Чурюмов едва не выкрикнул в ответ: «Обе батареи хотите сразу угробить?» Но промолчал. Это был боевой приказ, хоть и не продуманный, однако его следовало выполнять. Соединившись с остальными командирами самоходок, обронил короткую фразу:
– Ребята, берегите машины.
Началась артиллерийская подготовка. Организовали ее неплохо. Кроме дивизиона 122-миллиметровых гаубиц в течение получаса вели огонь тяжелые минометы, а затем на позиции немцев обрушилась девятка штурмовиков «Ил-2». Они прошли почти над головами. Темные массивные самолеты сбросили стокилограммовые бомбы. Перестроившись, ударили ракетами, а на третьем заходе открыли огонь из автоматических пушек и пулеметов.
Несмотря на свой немалый боевой опыт, экипаж Карелина впервые видел вблизи действие знаменитых штурмовиков. Над немецкими позициями стоял сплошной рев моторов мощностью 1700 лошадиных сил.
Там, где упали бомбы и взорвались около полусотни ракет, клубилась завеса дыма и черноземного крошева, сквозь которую пробивались языки огня. Взрывались боеприпасы, горели развороченные дзоты и блиндажи.
Немцы окрестили штурмовики «Ил-2» весьма характерными прозвищами «мясники» или «мясорубки». Наша пропаганда для благозвучности придумала название «черная смерть». Как бы то ни было, но эти бронированные машины, действуя с предельно малой высоты, уничтожали цели на выбор и очень эффективно.
Авиационные пушки «ВЯ-23» калибра 23 миллиметра разрабатывались как средство уничтожения защищенных наземных целей. Снаряды летели со скоростью 900 метров в секунду, пробивая бревенчатые накаты блиндажей, оставляя внутри тела убитых и раненых.
