— Вполне возможно.
Майкл попросил Николича прочесть перевод еще раз, медленно, а сам тем временем записал его на листке бумаги. Впрочем, записав, тотчас нахмурился.
— Если не считать слова «трофей», здесь все равно мало что понятно.
— А что бы вы сказали нам про само стихотворение? — поинтересовалась у Николича Эбби.
Николич оторвал глаза от листка бумаги.
— Пожалуй, я мог бы назвать вам имя его автора.
В его планы явно входило их поразить, и он своего добился. Потому что, несмотря на обстоятельства, его лицо осветила довольная улыбка.
— Его автор — римский политик и поэт по имени Публий Оптациан Порфирий.
— А откуда вы это знаете?
— Вверху свитка есть список имен, — Николич показал им выполненную рукой Грубера транскрипцию. — Уже сам по себе он весьма значительная находка. Евсевий Никомедий-ский, пожалуй, самый знаменитый епископ времен правления Константина Великого. Аврелий Симмах, известный язычник и второстепенный философ. Астерий Софист, противоречивый христианский теолог. И Порфирий — поэт, который прославился написанием сложных, необычных стихов.
Это было сродни чтению классического русского романа: на Эбби обрушилась лавина незнакомых, труднопроизносимых имен. Впрочем, самое главное она поняла.
— То есть все эти люди вам известны?
— Как специалист по эпохе императора Константина, я просто обязан их знать.
— И Порфирий, значит, писал стихи? — задумчиво повторил Майкл.
— Его стихи — это так называемые «технопегнии». Загадки, призванные позабавить императора. Все его сохранившиеся опусы несут в себе зашифрованные послания.
Сказав это, Николич как будто лукаво улыбнулся.
— Вы это серьезно? — наконец спросил Майкл. — Сегодня утром вы едва ли не в лицо рассмеялись нам, когда мы сказали, что стихотворение несет в себе ключ к сокровищу. И вот теперь вы говорите нам, что этот парень знаменит тем, что писал стихи-загадки?
Улыбки как не бывало. Из-под маски доброжелательности выглянули усталость и раздражение.
— Я не знаю, какой ответ вас устроит. Есть стихотворение, есть имя поэта. Вы говорите, что стихотворение содержит некий тайный смысл. Стихи этого поэта знамениты своими тайными смыслами. Я всего лишь соединил одно с другим. Но вполне возможно, никакого тайного смысла здесь нет. — С этими словами он оттолкнул от себя листки и придвинул их к Майклу. — Возможно, ваш немецкий друг нафантазировал. Сказал вам то, что вы хотели от него услышать.
Несколько мгновений все сидели молча. Эбби сделала глоток кофе и поняла, что стаканчик опустел. Мимо по шоссе с грохотом проносились фуры.
— Предположим, что стихотворение подлинное и написано тем, кем вы говорите, — произнес наконец Майкл. — Но как нам извлечь из него тайный смысл?
— Это как… Черт, я не знаю, как это будет по-английски.
Он сказал что-то по-сербски, но Эбби его не поняла. Насупив брови, Николич уставился в пластиковую столешницу. Было видно, что он подыскивает нужное слово. Вскоре лицо его просияло. Взяв лежавшую перед ним бумажную подставку, он перевернул ее вверх ногами. Подставка предназначалась для детей: коллаж из ярких картинок всевозможных гамбургеров, чизбургеров и прочего, танцующие персонажи мультиков и головоломки. Это был лабиринт спутанных линий и точек, которые требовалось соединить друг с другом, чтобы в конечном итоге угадать зашифрованное слово.
Николич постучал пальцем по рисунку.
— Это точно так же, как здесь. У вас есть текст стихотворения. И если вы попробуете читать его снизу вверх или задом наперед, или вообще по диагонали, то найдете спрятанные в нем слова. Теперь понятно?
Эбби и Майкл кивнули. На нижнем краю подставки был перечислен десяток слов, которые дети должны были найти. Эбби ткнула в них пальцем.
— Но в таких головоломках обычно знаешь, что искать.
— В случае с Порфирием это не так. — Николич откинулся на спинку стула и принялся что-то рассеянно чертить на подставке. — В оригинальном манускрипте нужные буквы наверняка были выделены красными чернилами либо подчеркнуты. Некоторые ученые полагают, что такие стихи могли преподносить в дар императору начертанными на золотых табличках. Необходимые буквы выделялись драгоценными камнями. Впрочем, ни одной такой таблички до наших дней не сохранилось.
— Было бы интересно найти хотя бы одну, — заметил Майкл.
Николич оставил без внимания его слова, по-прежнему рассеянно чертя круги вокруг нескольких слов на бумажной головоломке.
— На самом деле стихи Порфирия еще более хитроумны. Зашифрованные в них слова складываются во фразы, а иногда образуют картины.
— Как это понимать?
Николич как будто наугад обвел кружками еще несколько букв. Когда же он убрал ручку, стало видно, что его кружки сложились в изображение человечка.
— Примерно так. Порфирий был очень умен. Иногда картинки были из букв, которые в свою очередь складывались в короткие слова, или из цифр. Например, на двадцатилетие правления Константина Порфирий написал стихотворения, в которых скрытые послания складывались в две буквы XX, то есть в римское число «двадцать». В другом знаменитом стихотворении скрытое послание имело очертания корабля. В других — императорских титулов или его монограммы
— Его монограммы? — Эбби пристально посмотрела на Николича.
— Да. Букв Хи-Ро. Как на лабаруме.
— Снова этот лабарум, — буркнул Майкл. — Наверно, это он и есть.
Однако мысли Эбби уже устремились вперед. Она вытащила из папки сделанную Грубером распечатку, но не выполненную на машинке расшифровку, а оригинальный текст, снятый со свитка.
— Покажите мне, где здесь это стихотворение.
Николич указал нужное место. Страница была мутной и смазанной, буквы выделялись на ней темными силуэтами, словно прутики на поверхности заросшего ряской пруда. Однако нужное место Эбби все-таки рассмотрела. Темный блок текста, длиной в восемь строк.
Соединив большие и указательные пальцы в некое подобие квадрата, она наложила его на текст. Затем, не размыкая пальцев, оторвала руку от текста и приложила к ключице.
Некоторые ученые полагают, что такие стихи могли преподносить в дар императору начертанными на золотых табличках. Необходимые буквы выделялись драгоценными камнями.
— Там еще было золотое ожерелье, — сказала она. Майкл тотчас бросил в ее сторону колючий взгляд, мол, придержи язык, но Эбби его проигнорировала. — Мы нашли его вместе со свитком. Квадратную золотую пластину. На ней посередине тоже имелись эти буквы, Хи-Ро. Мне кажется, она прекрасно легла бы на верхние строчки стихотворения. — Вспомнив ощущение древнего металла у себя на шее, то, как играл свет в стеклышках, которыми он был инкрустирован, Эбби задумалась. — В пластину были вставлены бусинки. Что, если они указывали, какие буквы следует читать, чтобы извлечь потаенный смысл?
Николич посмотрел на нее, как будто не мог решить, кто перед ним: человек в своем уме, чьим словам можно верить, или сумасшедшая.
— И где теперь, если не секрет, это ваше ожерелье?
Эбби бросила быстрый взгляд на Майкла, словно говоря: нам уже нечего терять.
— Оно теперь в руках британской разведки.
Константинополь, май 337 года
День жаркий, однако в бане я продрог до костей. Кроме того, меня, словно лихорадка, охватила новая идея. Конечно, возможно, что Симмах, пытаясь предотвратить изгнание, распространял ложь, но это было на него не похоже.
Симеон явно озадачен моими обвинениями в его адрес, хотя улики, казалось бы, говорят против него. Документы были у Симмаха. Я убедил себя, что старика оклеветали. Но что, если эти документы были у него с самого начала? Он убил в библиотеке Александра, забрал у него футляр и узнал все грязные тайны Константина. Неудивительно, что он хотел избавиться от этих бумаг.
Мне уже все равно, кто на самом деле убил Александра. Мне хочется узнать другое: что же выяснил Симмах, и почему он из-за этого поплатился жизнью?
Константин не первый император, построивший свой дворец на мысу. Как бывает в таких случаях, он разрушил старое здание, а на его фундаменте возвел новое, превосходившее самые буйные фантазии его предшественников. Когда его инженеры приступили к закладке дворца, они обнаружили в земле огромных размеров полость для сбора стоков. Константин сам спустился, чтобы ее осмотреть.
— Было бы жаль, если бы ей не нашлось применения, — вынес он свой вердикт. — Мы разместим в ней архив.
Так эта огромная подземная цистерна была превращена в Scrinia Memoriae, хранилище государственных документов. В некотором роде есть в этом некий символический смысл. Теперь сюда, в это хранилище памяти, стекаются бумаги империи. В конечном итоге все документы оказываются на этих полках, уходящих далеко в глубины огромного подземелья
