слов дядя умолк, его душили слезы. Кирилл посмотрел на него и, не поднимаясь с колен, прижался к его ногам. Охваченный неизбывной болью, он спросил:
— А что я должен сделать, чтобы быть таким, как они, дядя?
— Ты должен делать то, что твоя мать тебе завещала и что мы с тобой должны довести до конца.
— Я тебя буду слушаться, дядя. Ведь ты больше не будешь меня бить?..
— Так мы же с тобой мужчины. Будем любить друг друга по-мужски и наказывать по-мужски. Это совсем другое, — поднял его Щерев и впервые поцеловал в лоб. Мальчик навсегда запомнил этот день.
Шло время. Когда впервые дядя дал ему задание, чтобы испытать его бесстрашие и веру, Кирилл был словно в лихорадке. Среди ночи он открыл с помощью отмычки квартиру одного из видных местных коммунистов. Оттуда он принес лишь одно охотничье ружье и несколько боевых патронов, но дядя остался доволен и этим. До утра они пили, а когда рассвело и дяде нужно было идти на работу, он похлопал Кирилла по плечу и посмотрел на него горящими глазами.
— Я убедился, что не терял с тобой время зря. Из тебя я сделаю дьявола, невидимого и беспощадного. Иди спать!..
Вскоре наступил срок Кирилла идти в армию. Он пошел в казарму и словно попал в капкан. Там он уже не мог избежать прямых контактов с теми, кого считал носителями зла. Он попытался им противопоставить себя, но несколько дней, проведенных под арестом, и недовольство дяди заставили его осмотреться, чтобы нащупать контакты со своими товарищами. Что-то перевернулось в нем, начало его угнетать, и он чувствовал себя удовлетворенным лишь тогда, когда дядя поручал ему выполнить что-нибудь серьезное. Для Кирилла это была единственная возможность доказать самому себе, что он сильный, что еще пробьет и его час.
Прошло семь лет с тех пор, как Кирилл покинул казарму, а полное смятение в мыслях так и осталось. Он решил нанести удар Венете — она была из лагеря противника. К тому же она посмела посягнуть и на самое сокровенное — поэзию, в которой он изливал свою боль, свою веру, и тут-то произошло нечто совсем неожиданное. Она его не оттолкнула. Ничего подобного с ним до тех пор не происходило. И впервые Кирилл ощутил, что от его смятения не осталось и следа. Но Геро Щерев снова встал на его пути.
«Больше ничего другого я от тебя не потребую... Ничего... Ничего...» — Кирилл сам не знал, сколько раз он повторил эти слова своего дяди.
Предыдущим вечером Венета была грустной, как никогда. Такой Кирилл ее никогда не видел. Она сидела напротив Кирилла, пила небольшими глотками водку и смотрела на него. Глаза ее так много сказали ему. Он погладил ее руку. Венета отстранилась и прошептала:
— Не надо. Дай мне возможность в этот вечер только смотреть на тебя.
Кирилл не мог понять, что происходит в душе этой женщины. Ее огонь сводил его с ума. Он хотел приобщиться к нему, но Венета не подпускала его к себе ближе. Разрешала лишь греться вдали, принимала его как гостя и в то же время не отпускала его.
Венета знала себе цену, имела привычку определять цену и другим. Она никогда не позволяла себе поступать безрассудно, но невольно толкала других на безрассудство, и это делало ее еще более желанной...
То, что он становился возвышенней духовно, делало Кирилла счастливым, и он чувствовал, что живет, что нужен кому-то. Ну какую связь могла она иметь с его родителями? Не является ли их смерть дурным сном, который оставил после себя только смятение в душе, в крови, доставшейся ему от них? Разве он виноват в том, что они так рано ушли из этого мира? Чего хочет его дядя? Отомстить или заполнить ту пустоту, что осталась после долгих лет блужданий? Неужели дядя не понимает, что то время ушло, что Кирилл хочет иметь свою жизнь, отличающуюся от жизни и дяди и отца?
В ту ночь он решил, что откажется от обещания, данного дяде. Сколько уже раз оказывался на распутье! Пора было подвести итог своей двадцативосьмилетней жизни. Он встал, оделся и побежал к ближайшей остановке автобуса.
...Улицы заполнились куда-то спешащими людьми. Кирилл плыл против течения. С той поры как он уволился из армии, он все еще не брался ни за одно серьезное дело. Жил на деньги, полученные за свои стихи или какую-нибудь корреспонденцию в местной газете, и на те деньги, которые время от времени давали ему дядя и Софья. А теперь он должен был оторваться от них обоих. А потом куда? Не хотелось думать об этом. Важно было то, что он принял решение, и притом непоколебимое. Кирилл опустился на одну из скамеек в саду и вытянул ноги. В кармане зашелестела бумажка, и вместо сигареты он достал записку от Софьи, которую девушка оставила у него на квартире: «Я больна. Завтра жду тебя у нас».
Холодный озноб прошел по всему его телу.
«Может быть, все же лучше пойти к ней? С чего-то надо же начинать?» — Почувствовав, как у него отяжелели ноги, он поплелся к Софье домой.
Дверь открылась мгновенно, как только он нажал кнопку звонка. Софья ждала его. Она была в ночной сорочке, теплая после сна. Она прижалась к нему, млея от радости, и повела к себе в комнату.
— Я знала, что ты придешь, — прошептала она. — Чувствовала, что ты идешь, что ты уже где-то близко! — Она хотела поцеловать его, но он уложил ее в постель и присел возле нее.
— Подожди! Дай перевести дух.
— Как хорошо, когда ты со мной...
Кирилл молчал. Смотрел на разметавшиеся по подушке волосы, на розовую шею. Эта постель была и его постелью. В любой момент он мог прилечь рядом с Софьей, обнять ее и заснуть, сломленный усталостью. Знал, что Софья на него не рассердится. Она подождет, пока он выспится, потом все будет так, как бывало много раз до сих пор.
— Раздевайся! — дернула она его за плащ.
— Не надо! Я спешу!.. — Он хотел сказать еще что-то, но ему не хватило слов. Пока он шел по улице, мысли были совершенно четкими, и он удивлялся той легкости, с
